Романы

Роман «Интервью двух сердец»

 

                                                                                 1

Рабочий полдень  понедельника в редакции начался  как обычно. Главный редактор собрал всех  своих  подчиненных  в  просторный кабинет, и преступил к втиранию  старых как мир прописных истин. Как всегда он говорил отрывисто и нервно. Но это была его прямая  обязанность — дрессировщика собак, из которых  он должен был превратить в  настоящих, не знающих пощады журналистских псов. Послушные  двуногие  питомцы со страхом смотрели  на него и даже не тявкали.

Так  как  из этой журналистской, мужской братии я была единственной женщиной, то меня всегда раздражала их послушное и подхалимское поведение. Ведь я настоящий журналист – акула пера.

-Тираж нашего издательства катастрофически падает –  подзадоривал сам себя шеф, при этом ударяя по большому животу. Еще немного и нас всех разгонят по домам. Что вы себе думаете? В моем возрасте не стоят на бирже труда, а для другой работы я просто не гожусь.

Все молчали, низко опустив голову, только я не могла выдержать такого искажения фактов действительности.

-Михаил Гершевич – сказала  я. Вас, наверное,  неправильно проинформировали. Тираж нашего  журнала за последнюю неделю вырос еще на  три  тысячи экземпляров. Мы на пике популярности и наш журнал входит в тройку самых престижных изданий  страны.

-Елена, ты опять воюешь за мифическую правду.  Я готов согласиться с тобой только в том, что пик успеха – это высшая точка, после которой наступает спад и как следствие сокращение штатов.

-А,... так повестка сегодняшней планерки – это будущий прогноз, который   ничего хорошего нам не сулит?! Я, то думала, что нас будут гладить по головке, а нам опять дают пинком под зад.

-Нельзя сказать, что мы не достигли кое, каких положительных результатов. Но дети мои, если мы скажем себе, что мы уже всего достигли, то неминуемо настанет конец. Я горжусь, что мне удалось собрать лучшую журналистскую команду. Но то, что мы лучшие надо доказывать каждый  божий день без перерывов на обед.

-И на курение – добавила я, потому что шеф дымил как паровоз.

К тому же он курил сигареты отечественного производства: крепкие и дурно пахнущие. За мое вольнодумное обращение со старым вождем журналистского племени меня кто-то нежно поправил прикосновением локтя, что означало только одно: «Не нарывайся, уважаемая Елена Константиновна, не надо. Побойся бога».  

-И так по-прежнему  тремя составляющими успеха любого издательства являются: скандал, сенсация и  светская хроника.

-Она больше похоже на уголовную хронику – уточнила я. Какая мерзость. Почему даже преступления звезд мы должны освещать? Пусть этим занимаются правоохранительные органы. Они должны снимать допросы, писать протоколы, а не мы.

-Елена твоя задача и всех присутствующих за этим столом принести,  и положить  на него тот  самый протокол,  и лучше оригинал,  копия пусть хранится у следователя. Так ему и мне будет спокойно.

-Но это подлог - возмутилась я.

-Не прерывай старших – сказал Михаил Гершевич и по-отечески положил свою руку мне на голову.

-Хорошо я больше не буду – сказала я, но кажется, мне никто не поверил, потому что журналисты  не верили ни одному честному слову без убедительных доказательств.

-Читатели ждут от нас новостей, которые могут получить только от нас. Мы не бульварная пресса – мы солидный журнал и поэтому мы публикуем -  все.

-И чем мы тогда отличаемся от желтой прессы? – переспросила я.

-В самом главном, ведь по каждому интересному факту мы проводим собственное журналистское расследование, а не перепечатываем его  из  другого. Быть всегда первыми,  вот залог нашего успеха. Ну, а если кто-то не хочет и не может быть первым, то он должен честно признаться в этом и...

-...И написать заявление  по собственному желанию – резюмировала я все вышесказанное.

-Несомненно – проговорился шеф и  бросил долгий и пронизывающий взгляд на каждого сидящего за столом, кроме меня.

Затем  как обычно, каждый отчитался о  проделанной работе за неделю  и получил нагоняй, так как совершенных интервью Михаил Гершевич не видел со дня своего рождения.

Он давал бесчисленные советы и требовал на съедение всегда знаменитую жертву и только в жареном виде. Я никогда не понимала его  гастрономических наклонностей, тем более что у шефа был гастрит. Только в самом конце очередь дошла и до меня, хотя, как единственную даму среди господ мужчин можно было бы пропустить и вперёд. Но хорошие манеры никогда не были присущи в нашем издательстве, и я давно с этим смирилась.

-А, меня вы не хотите выслушать? – спросила я. Ведь мой репортаж почти готов.

-Для тебя Елена я приготовил другое задание – ответил главный редактор.

-Но мне еще необходимо  несколько дней, чтобы завершить  свою прежнюю работу – недоумевала я.

-Все прежние дела по боку. Пусть все закончит Саша, например. Ведь он давно смотрит тебе в рот  и не отходит от тебя не на шаг.

-Как это понимать? – нервно спросила я.

-Он же влюблен в тебя, впрочем, как и все присутствующие здесь.

-И, вы?

-Я в первую очередь, поэтому и оставил для тебя работу, с которой можешь справиться только ты.

-За что же мне оказана такая персональная  честь? За какие такие заслуги?

-Ну, во-первых, потому что ты неплохой журналист, а во-вторых, ты  красивая женщина.

-Это, во-первых я женщина, а все остальное, во-вторых – расставила я  истинные приоритеты по своим местам.  

-Мне нравится твой настрой, и я согласен, с тем, что женщина – эта главная специальность на земле.

-И самая древняя – добавила я.

-Ну, вечно ты  настроена скептически. Я просто не точно выразился. Быть женщиной – это не профессия, а дар.

-Вот это первое умное высказывание, которое я услышала от вас за полчаса – искренне призналась я.

В кабинете раздались несмелые смешки, но которые вскоре стихли.

-Не хотел бы я попасть под твое журналистское перо – сказал Михаил Гершевич. Но именно  с таким настроением ты сможешь справиться с заданием, которое  многим оказалось не по плечу.

-Ничего тяжелого  я таскать не собираюсь.

-Этого от тебя, кстати, никто и  не требует. Ведь женщина не носит, а всегда ведет мужчину на веревочке.

-В пословице сказано: Что женщина ведет козла на веревочке. Из этого следует, что козел – это мужчина, а мужчина – всегда козел.

-Я такое не говорил. Хотя моя жена что-то  похожее и бубнит с утра до вечера. Ну, глупая женщина, какой с нее спрос. Только к чему я все это сказал? Я потерял нить разговора.

-Не нить, а веревочку - пришла  я на выручку своему шефу.

Дружный смех  раздался в четырех стенах и все начали расходиться. Я стояла уже в дверях, как шеф попросил меня задержаться  на одну минуту.

Кажется, я все-таки перегнула палку и сейчас за все отвечу.

-Садись, Елена. У меня к тебе есть действительно серьезный  разговор.

-Простите меня,  Михаил Гершевич – понесла я свою повинную голову впереди монолога, который мне предстояло выслушать за свое наглое поведение. Я не знаю, как у меня  вырвался этот козел. Я не вас имела в виду.

-Какой козел? – спросил главный редактор, который никогда не помнил слов, если они были произнесены в устной форме, а не в  не письменной. Нет. Я как раз  не об этом  хотел с тобой переговорить. Но о субординации тоже не надо забывать.

-Я никогда о ней не забываю.

-Верю –  честно признался шеф. Ты помнишь о ней, но почему-то  всегда игнорируешь. Для кого ни будь другого, все могло бы  закончиться плохо, но не для тебя.

-А для кого плохо? – не унималась я.

-Для меня... для кого же еще.   Я же такой сентиментальный. Ну, это ты уже должна понимать, ведь мы работаем вместе  не первый год. И под моим чутким руководством ты превратилась в сильного журналиста. В настоящего профессионала.

-Спасибо вам за добрые слова. Но что за журналистское задание ожидает меня? Как я поняла речь идет о мужчине, у которого надо взять интервью. Но это может сделать даже стажер.

-Все дело в том, что этот мужчина не дает интервью.

-Он что не общается с прессой? – спросила я.

-Он вообще редко попадает под объектив камер и вопросы журналистов.

-Так в чем же дело?

-А, дело заключается в том, что вопросов после его уклончивых ответов возникает еще больше, чем было раньше.

-И кто же  это?

-Это -  хищно ухмыльнулся Михаил Гершевич и через секунду произнес –  один... писатель. Тираж его книг заставляют чесаться даже финансовое ведомство. Не удивлюсь, что одна  из расходных статей бюджета целиком зависит от него. Но этот автор еще не дал в своей жизни  ни одного полноценного интервью. Твоя задача и заключается в том, чтобы заполучить его любой ценой. Ты должна Елена сделать все возможное и все невозможное,  но это интервью должно быть у меня на столе уже в субботу, чтобы в воскресенье оно появилась в печать.

-Это что мистер Икс современности? Ну, а где он живет?

-Это никому не известно!  - сказал Михаил Гершевич.

-Так что мне  придется скакать по всей стране за ним — ехидно всплеснула я руками. Только на  розыски писателя может уйти несколько лет, а вы требуете готовое интервью уже в субботу.

-На твое счастье искать его тебе, не потребуется. Завтра писатель  прилетает в наш город и пробудет здесь целую неделю. Так что у тебя будет достаточно времени, чтобы взять интервью.  

-Я даже не представляю себе, где может произойти наша нечаянная встреча. Ведь город большой, а информации с гулькин нос.

-Мне удалось раздобыть примерный список мероприятий, на которых писатель будет лично присутствовать. Так что задача несколько упрощается. Завтра в двенадцать у него презентация очередной книги. Встреча с читателями состоится в одном из  книжных магазинов города. Так что там, ты и сможешь, познакомиться с автором.

-А, вы  сами читали его книги? – спросила я.

-Я? – ужаснулся Михаил Гершевич.  У меня  нет времени читать свой журнал, а ты хочешь, чтобы я еще и ночами не спал. Хотя у меня и бессонница. Но жена читала, и меня это сильно беспокоит.

-Почему? – изумилась я.

-Потому что я видел ее с книгой в руке еще до свадьбы, а тут она просто помешалась. Не исключено, что завтра ты и ее увидишь на презентации.

-Ну, как здравомыслящий человек, писатель не может не понимать, что интервью может способствовать ещё большой популярности. А, там и до всемирной славы  рукой подать. Может, стоит к нему завтра подойти и напрямую... потребовать интервью.

-Дохлый номер. Лучшие журналисты, что только не предпринимали, на какие уловки бы не шли, но ни слова не выдавили из него. Все было бесполезно. Понимаешь теперь, какой это подарок судьбы, что писатель решил остановиться на несколько  дней в нашем городе.  Ты первая должна вырвать у него интервью.

-Вот теперь мне все ясно. Право первой ночи с этим писателем принадлежит мне.

-Не тебе, а издательству – одернул меня Михаил Гершевич.  Если все произойдет, как я хочу, ты станешь моим заместителем, а может быть и шефом.

-А, вы куда?- проговорилась я.

-Я на пенсию или на биржу  труда. Уверен, что у тебя все получится. Ты одна найдешь выход даже там, где его никогда  не было.

-Интересно как? – спросила я.

-Ты прорубишь новый.

-Чем? Носом!

-И любопытным носом тоже, но главное не забывай, что ты - женщина, для которой не бывает безвыходных ситуаций. Уже вся редакция ходит у тебя на веревочке, а тут какой-то писатель. Ты знаешь, что наша профессия по своей специфике очень близка -  киллерам. Мы, как и они, долго ходим за жертвой, отслеживаем ее каждый шаг, чтобы найти время и место для последнего  удара. Правда, мы любим известность и славу, а киллер только  деньги.

-Почему же только он?  Сумма гонорара меня тоже очень интересует.

-Сумма может быть совершенно непристойной, при условии, что я дождусь именно  тот материал, который меня полностью устроит. Иногда наш труд совсем недурно оплачивается. Я составил для тебя   досье на этого человека. Вот его фотография – сказал шеф и протянул ее мне.

Я вскользь взглянула на нее и сразу же разочаровалась. С фотографии на меня смотрел интересный мужчина, но не моего вкуса. Чего-то  в нем явно не хватало. Какой-то не цельный объект для моего восприятия: не мужественный и слащавый.

-От  рождения и  до университетской скамьи все более или менее понятно – науськивал меня шеф. Но вот что он делал после, то тут, как говорится одно, белое пятно, как лист бумаги. Твоя задача, чтобы  это пятно стало черным и желательно легко читабельным для наших подписчиков.

-Мне надо нарыть на него компромат? – серьезно я посмотрела в глаза нашего главного редактора.

-Это был бы идеальный вариант. Но  сначала сконцентрируйся на интервью: «Как он жил? Что он делал? Как стал писать? С кем спит?». Ну, мне ли тебя учить. Писатель  этот -  крепкий орех, который  ты должна мягко и осторожно  разгрызть, чтобы автор ничего не  заподозрил. Пора ему предстать перед всеми нами: нагим и сирым.

-А, если за скорлупой я ничего не найду?

-Обязательно найдешь. Когда человек что-то недоговаривает, значит, непременно скрывает какую-то тайну. А, тайна знаменитости -  это уже сенсация. Если возникнут непредвиденные трудности, звони мне в любое время дня и ночи. Весь штат сотрудников в твоём полном распоряжении. Ты можешь командовать всем и вся, но в субботу у меня должен быть материал на  писателя.

-Я попробую –  неуверенно сказала я.

-Ты, Елена - журналист, а не повар, который дегустирует свою стряпню. Ты должна это сделать. Я дал тебе шанс, который бывает раз в жизни. Смотри не упусти его. Для тебя я и так пошел на некоторые жертвы.

-На какие еще жертвы? – с нескрываемым интересом поинтересовалась я.

-Я  стащил  две книги этого писателя у жены. Я надеюсь, что их исчезновение останется незамеченным. Но, если жена их хватится, то я  труп.

-Я постараюсь их вернуть как можно скорее – подала я слабую надежду своему главному редактору.

-Это было бы неплохо. Ты же знаешь Нину Федоровну. Она нежная женщина, но слишком скорая на расправу и  я  ее даже побаиваюсь.

-А, мы вас.

-Это правильно. Никто не должен догадываться, что у меня доброе сердце. И ты никому не проболтайся. Ну, иди с богом.

Я схватила тонкую папку с информацией на клиента и пошла к выходу.

-Ты забыла книги – окликнул меня Михаил Гершевич.

-Надеюсь, они не тяжелые!

-Я нес их от самого дома, рисковал жизнью, а ты не хочешь их даже пролистать.

-Ну, ладно, считайте, что вы меня уговорили. Почитаю их на сон грядущий. Надо же до завтра выучить несколько пассажей из книг. Говорят, что живые авторы  падки на читателей, которые цитируют их наизусть.

-Заранее не обольщайся. Этот вариант у тебя не пройдет. Он написал уже больше двух десятков книг и переступил через тела сотен журналистов. До сих пор он всех водил за нос. Будь с ним осмотрительна и хитра. Он тертый калач.

-Он  – орех, а у меня крепкие зубы.

Я добавила к своей папке еще две не легкие книги и вышла  из кабинета.

Тут же нос к  носу я столкнулась с Сашей – нашим новым журналистом, который пришел к нам сразу же после окончания журналистского факультета. Он работал уже четвертый месяц, и все время крутился у меня под ногами.

-Ты чего здесь стоишь? – спросила я его. Что-то разнюхиваешь? Не имей такой скверной привычки.

-Как вы могли так подумать обо мне? – обиженно оправдывался он.  Я ждал вас.

-Зачем?

-А вы не догадываетесь?

-Так только, пожалуйста, не начинай. Я уже устала слушать твои  ежедневные признания в любви.

-А, я могу и не только вам свои рассказать.

-Это что-то новенькое? И кто в меня втрескался на этот раз? – с интересом спросила я.

-Не скажу, пока вы не выслушаете меня до конца.

-Ну, хорошо. Пока мы будем идти по коридору, ты мне все и расскажешь. И помоги нести эти тяжеленые  книги. Наверное, нести их  труднее, чем написать.

Саша перехватил у меня  эту  весомую литературу, и мы зашагали по лабиринту издательства. Лишь немногие могли здесь легко ориентироваться, потому что снующие люди открывали и закрывали двери кабинетов с одним и тем же восклицанием: «Извините, я опять не в тот отдел попал».

-Дорогая, Елена Константиновна – сказал Саша. Я вас люблю, и хотел бы, чтобы вы стали моей женой.

-Скажу тебе Саша,  как хорошему другу. Когда ты будешь делать предложение своей девушке, никогда не обращайся к ней по отчеству. Это может ее обидеть.

-Я предложение делаю не ей, а вам.

-У нас разница с тобой  почти десять лет. Ты хоть это понимаешь. Дурашка.

-Во-первых, не десять, а девять лет, а во-вторых, эта разница является   оптимальной для счастливого брака.

-Это когда мужчина старше, но никак не наоборот. Мы же с твоей мамой - ровесники.

-Не надо преувеличивать вам всего 34 года.

-Ничего себе всего. Мне уже тридцать четыре. Теперь рассказывай о твоих соперниках и моих воздыхателях. Меня прямо распирает от любопытства. Кто обо мне, что говорил?

-Ну, все одно и то же: что вы красивая и умная.

-И все? – разочаровалась я.

-Что вы еще  и смелая, когда общаетесь с главным редактором. И вы даже, милая.

-Вот это уже что-то новенькое. Кто же меня так любит?

-Вячеслав Андреевич.

-И он туда же.  Ты ему так и скажи, что Елена Константиновна на женатых мужчин никогда не смотрела и не посмотрит. У меня на них наложено табу.

-А, на меня вы тоже табу наложили? – спросил Саша.

-Нет. Ты же совсем другой. Ты же нежный, как грудной ребенок.

-Только не надо во мне видеть молокососа. Из детского возраста я давно вышел.

-Дурачок. Я бы на твоем месте как можно дольше оставалась в детстве. Но мое время прошло.  К сожалению.

-Так какой ответ вы мне дадите. Вы принимаете мое предложение или…

-...Или нет. Только ты не должен принимать мой отказ близко к сердцу. Просто время нас раз минуло. Ты будешь для меня всегда младшим братом.

-Братом никогда...

Постепенно мы дошли до наших  пенатов, где журналисты сидели каждый за своим столом и трудились в поте лица своим  языком. После нашего появления они  на время замолчали, что наводило на мысль  о том, что   именно я  являюсь предметом жутких споров и красноречивых дебатов.

-Ты опять сразила всех наповал – сказал Олег, который отвечал в нашей редакции за сенсации. Ты смела до безрассудства. Ну, зачем так гневить бога?

-А, что я такое сказала? Ну, когда мужчины молчат или блеют как овцы, то кто-то же должен прийти к вам на помощь.

-Про козла – это был перебор – начал верещать ведущий светской хроники Николаев. Ты все-таки выбирай выражения.

-Это только сравнение, которое, кстати, касается, здесь всех присутствующих. И не надо поднимать панику. На жизнь надо смотреть образно, но в живых и цветных  красках.

-Что вы накинулись на Лену – сказал Вячеслав Андреевич, который вел отдельную рубрику с миру по нитке. Он свободно владел несколькими языками, потому и был ответственен за то, что происходит в мире. Может, сделать тебе чашечку кофе?

-С удовольствием – сказала я. И кофе можно не жалеть.

Я присела за свой рабочий стол и открыла досье на писателя. В досье находился один лист и то, он был исписан  всего лишь наполовину. По образованию мой клиент был химик, даже фамилия его – Менделеев, явно указывала на определенное сходство с профессией. Согласно представленным данным ему было 38 лет. Брюнет. Рост, вес в пределах средне статической нормы. Глаза серые. Группа крови вторая. Семейное положение – холост. В графе дети стоял прочерк. Затем шли названия книг автора, которых было больше двух десятков.

Вот собственно и все, что было известно о нем. Я еще раз посмотрела на фотографию писателя и нашла в нем  знакомые черты. На кого-то он был  похож. Но по роду своей профессии  мне ежедневно приходилось встречаться  с дюжиной людей, поэтому  сразу ответить на этот вопрос я не смогла.

За моей спиной уже организовался клуб ценителей мужской красоты, которые громко одобряли мой выбор.

-Это что твой друг?– спросил Вячеслав Андреевич

-Вам он нравится! – жеманно  сказала я.

-Интересный мужчина.

-Ничего в нем нет особенного – сказал Саша. Обычная держи морда. Урод.

-Ну, не скажи – ворчал Олег. В нем что-то есть. Выходи за него замуж и не раздумывай. Мой тебе совет.

-Так не берет – сказала я расстроенным голосом. Уж, я  и так к нему и эдак,  на шею вешалась, яд принимала,  даже стреляться думала. Какой-то непробиваемый субъект на женские слезы. Может,  кто ни будь из вас,  поговорит с ним и объяснит  ему, что я невеста богатая и независимая. Я и готовить и шить могу. А, то пока он решится, я нитку в иголку без очков не вдену.

-Я уже объяснял ему, но это Лена дело бессмысленное – сказал Николаев. В прошлом году я попытался взять у него интервью, но без толку.

-Ты что брал интервью  у жениха Елены Константиновны? -  справился Саша.

-Брал! – съязвил ответственный за светскую хронику. Он даже со мной разговаривать не стал. Извинился, правда, за что не знаю до сих пор, и ушел. Да, я не первый и не последний. Зверь, одним словом. На вопросы почти не отвечает,  только улыбается.

-Я ничего не понимаю – сказал Вячеслав Андреевич, который уже нес мне кофе в своих рукоплещущих руках. Ваш жених уже такая знаменитость, что отказывает  от интервью?

-Успокойтесь, мужчины. Ваша ревность совсем не по адресу. Просто у знаменитого писателя мне надо взять интервью. И ваша помощь мне будет необходима.

-Я сделаю все, но тут как говорится, Лена, без вариантов. У тебя ничего не выйдет – произнес Николаев.

-У меня? Так вы все слышали, что сказал этот мужчина, который не верит в мой талант. Тогда давай поспорим с тобой Фома неверующий, что я возьму у Менделеева интервью.

-Я даже спорить не буду. Проще у президента страны его вымолить, чем у этого автора.

-Ты что боишься? –  бросила я вызов  Николаеву.

-Я просто не хочу тебя разорить.

-Ну, это тебе просто не удастся. Так на что поспорим?

-Ну, если ты такая отчаянная, то сама и цену нашего спора назначай.

-Так как с деньгами у тебя всегда трудные времена, то поспорим на что-то необычное. Ну, думайте, что будет обязан сделать тот, кто проиграет спор.

-Я уже придумал – сказал Николаев. Так с деньгами как ты говоришь у меня перманентно тяжелое положение, то тот, кто не исполнит условия  пари, должен будет убирать наш офис в течение месяца и варить кофе для всех.

-Это ты придумал, чтобы поглазеть на меня со всех сторон – сказала я. Ничего себе придумал.

-А, что неплохое предложение – подхватил Олег. И уборка должна быть основательной, которую только женщины умеют делать

-Ты что Олег, тоже извращенец – громко произнесла я.

-Нет. Я просто на рабочем месте от пыли задыхаюсь. Ты прямо не поверишь, такое удушье порой меня мучает. Просто, караул.

-И я за – сказал Вячеслав Андреевич.

-Ну, от вас я такого не ожидала – возмутилась я на пожилого человека.  Вы же семейный человек.

-Семейным людям тоже ничто человеческое не чуждо. Тем более я люблю, когда кофе готовит очаровательная женщина.

-Это что тут цвет журналистики собрался или тайные эротоманы.  Ну, а ты Саша, что мне  скажешь?

-Я  против любой эксплуатации женщины мужчиной. А, главное вам не надо спорить.

-Так ты тоже не веришь в мои силы! Ну, хорошо, тогда я принимаю  пари. Только учти Николаев, что твою работу уборщицы я  буду принимать лично. И не дай  бог, если я хоть одну пылинку увижу.

-По рукам – сказал Николаев и начал скалиться как весенний гром.

-Да, Елена, раскрутили мы тебя. Мне лично николаевский торс никогда не нравился, а вот твои формы заслуживают  всяческого мужского освидетельствования и всякий раз под разным  углом. Ну, дай хоть месяц  наглядеться тобой.

-Ничего у тебя не получится, Олег. Николаев будет работать тряпкой  тридцать один  день как миленький.

-Ты что и по выходным дням будишь работать? – спросил Николаев.

-Нет. Но специально для тебя я и в эти дни  буду открывать офис, чтобы ты знал с кем можно спорить, а с кем нельзя.

-Поживем – увидим. Хотя женщина с тряпкой лучше смотрится, чем мужчина со шваброй – произнес Олег.

Когда вся суматоха уже прошла и все приступили к своим обязанностям, я решила передать свою статью Саше. Я ввела его в курс дела и попросила доработать ее до конца.  Затем я попрощалась со всеми на несколько дней и тихо ушла. За сегодняшний день мне предстояло, хотя вкратце  прочитать одну из книг, а самое главное купить себе новое платье, которое могло бы спровоцировать еще никем не интервируемого автора. Поход по магазинам занял весь день и часть вечера. Только к девяти вечера я пришла домой и после всех житейских хлопот прилегла наконец-то почитать. Поначалу книга не вызвала у меня никаких положительных эмоций и я безбожно перелистывала страницу за страницей, чтобы понять о чем вообще идет речь. На мой взгляд,  любой писатель должен обладать хотя бы одним их двух талантов присущих борзописцам слова: либо умением хорошего рассказчика, либо талантом так модулировать сюжет, чтобы до самого конца держать в напряжении  читателя. Первый талант отсутствовал напрочь, и мне пришлось сконцентрировать все свое внимание на втором. Где-то уже на тридцатой странице мне стало понятно, что я многое пропустила, и мне пришлось  снова вернуться к началу.

Теперь процесс осмысления   пошел быстрей, и  сюжет начал раскручиваться как по спирали.

Я даже не заметила, как часы ударили час ночи, но до развязки было еще  далеко. К двум часам ночи я  уже сконструировала свое окончание книги и ждала лишь рядового хэппи-энда. Он кстати и наступил, но не там и не от тех, на которых я поставила заранее. Автор заставил меня даже дважды перечитать заключительную главу, потому что не все дошло до меня с первого раза. В средине ночи я решила прочесть и вторую и даже взяла ее  в руки, из которой выпала фотография писателя, но передумала. Какая-то неведанная сила заставила меня вглядеться в это лицо и вспомнить свое прошлое.

-Неужели это он – сказала я.  Нет. Не может быть. Так  в жизни не бывает.  Мне просто все  показалось. Не надо столько читать на ночь – уговаривала я себя. Ты просто разволновалась.

Это наваждение пройдет, как только ты его увидишь. Ложись спать. Ведь утро вечера всегда  мудренее.

 

 

2

Я встала около семи часов утра и начала готовить свое тело как важную деталь по соблазнению и покорению мужчины. Я приняла ванну и плескалась в ней около часа.

Затем плойкой  я накрутила себе локоны, подкрасилась, и надушилась. Осталось  только  надеть новое платье с декольте и направиться на поиски писателя. Зеркало сначала зажмурилась от такой красоты и больше не хотела  открывать свои  глаза. Только перед самым уходом оно благословило меня, нисколько не сомневаясь в нашей победе над  чудаковатым автором. Мне не хотелось сегодня брать машину по нескольким причинам, во-первых, потому что презентация книги должна была произойти недалеко от дома, а во-вторых, писатель должен был  иметь возможность провести меня хотя бы подъезда. А, на моей машине подвезти меня же, все-таки не очень и удобно. Тем более что у него наверняка будет несколько водителей в  его распоряжении. Закрыв дверь на ключ, я как  девчонка сбежала по лестнице и вступила на раскаленный асфальт июльского дня. Мои каблучки отстукивали веселую мелодию, а  мужчины смотрели  вслед и плакали. Но мне было их чуть не жаль, потому что я никогда не знакомилась на улице и не раздавала свой рабочий  телефон направо и налево.

Ровно  в полдень  я  подошла к книжному  магазину и сразу же расстроилась. Столпотворение, которое творилось только на подходе к нему, меня просто ошеломило.

Скорей всего Менделеев проводит совместную акцию по презентации своей книги с другим более известным автором,  с мамой  «Гарри Потера»?! - подумала я.  Правда детей в  ожидающей толпе не было, но молодых мам, домохозяек  и бизнес-леди было хоть отбавляй.  - Это какое-то коллективное помешательство  - бурчала я себе под нос. Да, надо признаться, что прочитанная книга  не была  скучной, и где-то даже интересной, но не так, чтобы отстоять нескончаемую очередь и получить заветный автограф. Я хотела уже все послать к чертям, но образ Михаила Гершевича, уходящего на пенсию и освободившего для меня свое редакторское кресло, заставил меня занять место в этой людской процессии. Тем более  этот нелепый спор с Николаевым и мне все-таки  предстояло вручить хотя бы на месяц в его драгоценные руки  швабру и тряпку. Я не имела право сдаться без боя и не попытаться осуществить две свои  цели одним ударом по писателю.

 Моя первая  задача заключалась в том, чтобы идентифицировать себя из людской толпы.

Но для этого требовалось что-то  неординарное предпринять.

-Может мне раздеться до гола – сказала я вслух и тут же увидела женщин, которые последовали моему провокационному совету. Хорошая идея.

Но даже для меня количество фоторепортеров было запредельным. Тем более что  несколько  оголенных дам, решили больше  не провоцировать охранников своим  не эстетичным видом и уже оделись.

Жара стояла просто неимоверная, так что можно было запросто  получить солнечный удар. Наконец-то толпа начала в движение в сторону магазина. Не иначе  как сам автор появился и начал щедро  раздавать   автографы.

-А, может упасть в обморок перед писателем, и  лучше всего  в  его объятья – уже тихо прошептала я, чтобы никто не смог воспользоваться моей идеей. Но при таком столпотворении наверняка  здесь дежурят несколько машин скорой помощи. Даже когда я попытаюсь только упасть, меня подхватят руки телохранителей и отведут куда-подальше. Нет, этот вариант не устраивает ни меня, ни автора. Ну, какой писатель захочет общаться со своей читательницей, которая находится в полуобморочном состоянии. Какой ему прок от женщины, которая  лежит пластом и не подает признаков жизни. Женщина – труп, это  слишком даже для бурной фантазии писателя Менделеева. Нет, надо заинтересовать автора тем,  что близко ему по духу. Но ничего кроме химии его не интересовало. Значит знаниями из этой науки его и надо взять как быка за рога. Но химия, как и прежде, была у меня на голове, но не в голове. Все-таки надо вспомнить хоть несколько химических формул. Ведь я когда-то училась на химическом  факультете  и была отчислена за не успеваемость. Рибонуклеиновая  кислота – твердила я что-то из своего далекого  прошлого, сама не понимая этого смысла. Вот это  и  может вызвать восторг у Менделеева. И не важно, что я не помню, как она пишется, главное правильно и членораздельно ее произнести. Можно даже и записать это слово, чтобы в самый ответственный момент его не забыть.

 Я как порядочная дама отстояла в очереди около часа и была уже, по-видимому, в первой двадцатке, когда услышала знакомый голос из прошлого.

-Как вас зовут? – вещал автор,  не очень умным читательницам, которые умудрялись  забыть свое имя, находясь так рядом со своим обожателем.  Некоторые нервно хихикали и хищно улыбались. Ну, дуры – дурами.

Моя очередь медленно двигалась как река в жаркий день, пытаясь сотворить где-то запруду под тенью деревьев, чтобы спастись от испепеляющего зноя.

Я уже находилась в первой пятерке соискательниц автографа и тела писателя, как мои глаза начали щуриться, затем открылись и больше ни за что, не хотели закрываться.

-Неужели это все-таки он - Сергей.  Но что он делает на месте Менделеева? –  я еще не успела ответить  на этот вопрос, как тут же  подошла  к заветному столу.

-Как вас зовут? – снова с похожей фразой обратился автор к очередной читательнице из необъятной массы претенденток. Писатель хоть и смотрел мне прямо  в лицо, но его взгляд летел куда-то вдаль, как будто обдумывая свой новый сюжет. Он снова задал мне знакомый вопрос, но я на него не ответила.

-Ну, если вы утратили свое имя или хотите остаться не узнанной, то, если не возражаете, я озаглавлю  автограф - прекрасной незнакомке – вещал знаменитый писатель.

«На моей девичьей памяти он уже пятерым женщинам предложил что-то похожее. Такой несправедливости я стерпеть уже не могла, и мой мозг заработал как часы».

-Пусть будет так. Ведь прекрасная незнакомка - это  действительно я.

Автор  написал заглавие,  как уже я обратилась к нему с необычным  приветствием: «Здравствуй, таблица Менделеева».

От моих слов мужчина вздрогнул, поднял голову и внимательно на меня посмотрел.

-Елена? – еле слышно произнес писатель.  Елена, прекрасная…

-Я самая. Только не смотри на меня как на привидение. Люди и так стали озираться. Ты давай подписывай книгу, только не Менделеевым, а настоящей фамилией.

-Я боюсь, что  моя настоящая фамилия  давно стала псевдонимом, а псевдоним фамилией – совсем по-домашнему отчитывался  сидящий на стуле мужчина. Но я могу написать и через тире, если ты не против.

-Как умеешь, так и пиши. А, ты неплохо устроился – сказала я. Целый гарем выстроился перед тобой как перед великим и светлым султаном. Ты еще никого на ночь не выбрал?

-Нет. Я не думал про это. Столько дел.

-Правильно не надо думать, потому что я выбрала тебя. Ну, разумеется, если ты не возражаешь.

-Я согласен. Но я не знаю, когда кончится моя презентация. Думаю, что около трёх.

-Ну, это вряд ли. Там за мной еще уйма баб. Но, если ты помнишь, я ждать не люблю. Или забыл?

-Я все помню. Больше трех минут ты никогда не ждала. Но в этот раз тебе придется отступиться от своих принципов.

« Как мне хотелось ответить ему при всем честном народе, что принципы мои остались прежними и гордо уйти, встряхнув напоследок  своей копной  крашеных волос, чтобы все поняли, что Волков никогда в моей жизни ничего не значил и не будет в ней значить никогда. Но, интервью мне надо было позарез.

Я действительно хотела стать главным редактором и знала, что справлюсь со своими обязанностями  как никто. Я любила свою работу и специальность, и эти два понятия были не разделимы – как одно целое. Только поэтому я собрала всю свою волю в кулак и приняла  ожидание мужчины как должное».

-Хорошо. Так и быть. Я потрачу на тебя несколько часов, хотя ты этого и  не заслуживаешь. Я постою где-то в сторонке, если твои женщины меня не зашибут. Только ты можешь унять эту разбушевавшуюся толпу.

Писатель попросил свою   охрану побеспокоиться о своем госте, чтобы я  не скучала и ни  в чем не нуждалась.

-Ты не беспокойся, Сергей. Я просто погуляю по магазину.

-Внутри зала есть комната, оборудованная для меня. Можешь воспользоваться ей.

-Ты, наверное, все-таки царь. Тебе оказывают такие почести. Даже комнату отвели.

-Успокойся, Елена прекрасная. Эта комната больше похоже на подсобку, чем кабинет для царя, так что никаких комплексов по отношению ко мне у тебя быть не должно.

-Это у тебя должен быть комплекс неполноценности – сказала я, смеясь, и автор последовал моему звонкому примеру.

Но мы уже  болтали с Менделеевым минуты три, и еще чуть-чуть и мне грозило физическое растерзание со стороны неудовлетворенных женщин, как будто один писатель мог осчастливить их всех. Я зашла в комнату, которую занимали охранники.

-Ну, ладно – подумала я.  Надо спасать светлую голову  писателя от молотка, какой-то сумасшедшей дамы, которая не согласна с концовкой книги, но зачем  охранять подсобку, в которой находился еще один костюм, и несколько бутылок с минеральной водой

Я потянулась к воде как стада верблюдов после двухнедельного перехода по пустыне и неожиданно была остановлена бедуинами – кочевниками, которые не хотели мне пропустить к колодцу.

-Это вода только для Сергея Николаевича – услышала я строгое наставление в свой адрес.

-Неужели читателю нельзя выпить одной воды с автором – возмутилась я до глубины души.

-Из другой бутылки вы можете пить, а из этой нет. Вы можете воспользоваться одноразовым стаканчиком.

-Вы думаете, что я похожа на отравительницу? – с подозрением спросила я

-Я не хотел вас обидеть, но безопасность превыше всего – ответил охранник. Тем более что такие случаи уже были.

-Я вам не верю – заволновалась я почему-то  не на шутку.

-А, какой мне смысл вам  лгать. Я говорю то, что видел сам.

-Тогда налейте мне воды собственноручно, чтобы не было никаких кривотолков – сказала я.

Охранник искусно открыл бутылку как официант в престижном ресторане и налил мне воды. Вода освежила меня, и   я присела на стул. Но в подсобке кондиционеров не было, и вскоре  я вышла оттуда. Через прозрачную витрину магазина я видела, как тянулись вереницы читателей почти на 90 процентов состоящих из женщин.

-Наверное, мир сошел с ума – разговаривала я сама с собой. И всем  им  нужен Сергей. Но для чего? Неужели его книги так необходимы людям. Но разве   могут они  исцелять? Мне казалось все это,  каким-то сном, куда я попала по ошибки, по какому-то недоразумению.

Часы уже указывали не три, а четыре часа по полудню, но поток людей не становился все меньше. Один из организаторов уже хотел прекратить раздачу автографов, но автор запротестовал и настоял на продолжении этой процедуры.

-Я буду подписывать до тех пор, пока не закончатся книги – твердо сказал Менделеев.

-А, запланированная встреча в мэрии?  

-Я встречаюсь со своими читателями. Для меня это важней.

-Но нас ждут еще на нескольких мероприятиях.

-Успевает везде тот, кто никуда не торопится – возразил Менделеев. И прошу меня больше по пустякам не беспокоить. Я писал для этих  людей, поэтому и нахожусь здесь.

-Я все понял – отрапортовал организатор и уже  не лез со своим расписанием, а начал  методически звонить и откладывать время  для запланированных встреч. Мужчина упомянул о тираже книги, который был уже почти весь распродан. Он все время ссылался на восторженные массы читателей, которые не желают  выпускать  писателя из своих объятий.

 Чтобы не терять время впустую я взяла первую, попавшую мне в руки книгу и начала ее листать, как свои годы назад, пока не дошла до  первой  нашей встречи, с Сергеем.

Это случилось еще на вступительных экзаменах. Он сидел со мной за одной партой и помог решить мне даже задачку по алгебре. Только поэтому я и попала на химический факультет университета и даже проучилась до второго курса.

С писателем  у нас был даже роман, который после моего отчисления из высшего учебного заведения прекратился как-то сам собой. Наши судьбы разошлись на 15 лет, чтобы так нелепо встретиться  сейчас. Теперь он известный писатель, а  я простая журналистка.

Только к пяти часам дня ряды читательниц стали редеть, пока не остались самые стойкие, которые, и попытались затеять  импровизированный брифинг. Да, кто бы мог подумать, что Сергей может превратиться в бетонный пирс, от которого отскакивали не только акулы – пира, но  и подводные лодки, которые были начинены всеми женскими боеголовками.

-Что бы  вы еще  могли бы сказать своим читателям? – тоненьким голосом умоляла  его одна крашеная блондинка.

-Все что я  хотел сказать, я написал. Больше    ничем, к сожалению, вам  помочь не могу, потому что плохо владею  устным словом.

-Почему вы так неохотно говорите о своей личной жизни?

-Я просто не вижу предмета для обсуждения. Книги вот неисчерпаемая кладезь информации обо мне. Но есть и другой источник.

-Какой? Назовите, пожалуйста – ухватился седой мужчина за слова писателя, как утопающий за соломинку.

-Читайте между... строк – улыбался как майская роза Менделеев.

-Чем объяснить интерес к вашим книгам среди читателей? – словно  на абордаж пошел вялый с виду мужчина, который на мгновение не смог  совладать со своим внутренним напряжением.

-Наверное, я не  прошу от читателя ничего кроме одного чувства.  Моя задача попытаться, чтобы читатель захотел, сопереживать моим героям. Других целей  я для себя  не ставил.

-Неужели и думать они не должны? – как будто полемизировал он с ним.

-Мыслительный процесс из-под палки вряд ли кому-то  когда-то помог. Если они будут сопереживать, моим героям, а это уже не только чувственный, но и умственный  процесс, но я вам этого не говорил – улыбнулся  писатель.

-Сергей  Николаевич, как вы относитесь к вашим книгам? – спросила профессиональная журналистка, которая нацепила на себя образ глупой и радостной домохозяйки.

-По-разному - ответил автор.

-Вы их перечитываете? – все также беззубо улыбалась она ему

-Я не читаю свои книги. Я их пишу.

-Какие планы в вашей жизни?

-Пока, писать, а там посмотрим.

-Что вы любите?

-Я просто люблю.

Вскоре двери магазина закрылись, и для автора наступило долгожданное затишье. Сергей прошел в свой кабинет и вышел оттуда со стаканом воды. Он  подошел ко мне и произнес: „Извини, что заставил тебя так долго ждать».

-Ну, такую знаменитость как ты можно и подождать. Я до сих пор нахожусь под впечатлением всего увиденного. Когда-то ты был Волковым, а теперь Менделеевым. Ты что взял фамилию жены? – спросила я и начала уже вести свое интервью.

-Нет. Я же говорил, что это псевдоним. Кстати ты мне его и  дала.

-Это ты ошибаешься. Я тебе никогда, ничего не давала – весело улыбнулась  я, и   нагло смотрела я в глаза знаменитого писателя.  Ты меня с кем-то спутал.

-Значит, ты все уже забыла - с грустью  сказал Волков-Менделеев.

-Если ты намекаешь на мой возраст. Но я еще в своем уме и  никакого псевдонима тебе не давала.

-А, кто дал мне кличку на факультете. Не ты разве?

-Так об этом и надо  говорить — весело рассмеялась я. Не надо  путать кличку с псевдонимом. А, что вообще не плохо я придумала. Ты же химию знал не хуже самого Менделеева.

-Так что с твоей легкой руки  я и стал  Менделеевым.

-Позолоти ручку касатик – по-цыгански я начала намекать на процент с гонорара.

-Прости, я тебя не понял.

-Помнишь знаменитую  песенку капитана Врун геля: «Как вы корабль назовете, так корабль и поплывет». Ведь ты добился успеха  не только благодаря своему таланту, но и  удачно подобранному имиджмейкером, то есть мной псевдониму. Читатели же поначалу на фамилию автора западают, а затем уже на содержание книги. А, если бы я тебя назвала дураком, то сейчас был бы ты Дураковым. Так что ты должен меня, как положено, отблагодарить и лучше чем-то вкусненьким.

-Ты что голодна? – спросил писатель.

-Я с утра ничего не ела – честно призналась я и намертво подцепила к себе  Менделеева, потому что не один порядочный мужчина не откажет себе в удовольствие покормить голодную женщину. Как минимум  на один вечер этот писатель будет моим – подумала я, – а там... посмотрим.

-Есть бутерброды – вежливо предложил Сергей.

-Я не питаюсь  всухомятку – сказал во мне журналист, который всю жизнь не ел  ничего другого.

-Ты можешь утолить свой первый голод, а затем мы приглашены на званый вечер.

-Ну, хорошо тащи свои бутерброды, а на вечер я с тобой не пойду – одобрила я  план лишь   моего физического спасения.

-Это еще почему?

-Во-первых, на званый вечер меня лично никто не приглашал, а во-вторых, я не могу появиться на светском рауте в дневном платье. Все сразу подумают, что у меня плохие манеры, а у знаменитого писателя хороший вкус. Ведь он подцепил такую женщину.

-На тебе отличное платье. И вообще ты ни капли не изменилась. Только еще красивей стала.

-Если ты знаменитость, то думаешь, имеешь право вскружить голову бедной женщине.

-Так ты принимаешь мое предложение?

-Нет. Тем более что мне уже сделали сегодня другое, более заманчивое предложение -  с прищуром глаз сказала я.

-Какое? – нервно спросил Менделеев.

-Ты писатель спрашиваешь  у меня, у  рядового читателя, какое предложение делает молодой мужчина красивой женщине? Где же твоя неуемная фантазия?

-Тебе что, кто-то предложил руку и сердце?

-Ну, наконец-то. Хоть один светлый лучик в темном царстве. А, то я подумала, что все эти книги не ты написал.

-А, что ты ему ответила?

-Я еще не решила. А, что?

-Так ничего. Просто интересно.

-Ему, видите ли, ничего и все просто. Ты, почему еще  стоишь столбом. Где твои обещанные бутерброды?

-Сейчас будут – сказал Сергей  и устремился в поисках пропитания в подсобку.

-И воды тоже не пожалей  - крикнула  я ему  вдогонку.

После того как я попробовала первый бутерброд, гримаса неудовольствия исказила мое лицо.

-Что-то не так? – спросил автор.

-Конечно не так – ответила я развязанным голосом мясоеда. Где солями на бутерброде? Почему один хлеб и сыр.

-Я не знал что встречу тебя через 16 лет, а то непременно не пожалел бы сухой колбасы

-Прошло не 16, а 15 лет.

-Шестнадцать – не унимался Менделеев.

-Пятнадцать – дерзко, но еще культурно возражала я.

-Шестнадцать - голосом Гидр метеоцентра говорил писатель.

-Пятнадцать – твердила  я как  заводная.

-Шестнадцать –   еще  раз подтвердил мужчина свою природную бестолковость

-Пятнадцать и не спорь. А, то быть тебе действительно, Дураковым. И вообще что это ты со мной пререкаешься?! Пятнадцать и точка.

-Ты знаешь, я бы предпочел, чтобы их было четырнадцать.

-Да, ты, Менделеев умнеешь просто на глазах – похвалила я  падкого на комплименты  мужчину.

Тут к писателю подошел ответственный за точное прохождение всех промежуточных точек согласно маршруту и сказал: «Все готово, Сергей Николаевич. Можно ехать»

-Ну, все, прощай!  – сказала я печальным голосом, потому что сама отказалась о приглашения на вечер как дура, а Сергей больше не настаивал. Очень рада была тебя увидеть. Надеюсь что через шестнадцать лет, ты меня еще узнаешь. Ну, хотя бы по фотографии в паспорте.

-Ты знаешь, я просто тронут твоим траурным монологом. Но сегодня тебе не удаться, так легко от меня избавиться. Сейчас мы вместе проедем  на несколько запланированных встреч, а затем решим, что делать с тобой дальше.

-Надеюсь, ты знаешь, что надо делать дальше с женщиной? – вызывающе спросила я.

-Не уверен. Но ты не волнуйся, я выкручусь как всегда.

-Даже не думай, что тебе также удастся поступить со мной как с несчастными читательницами. Я  женщина роковая и инициативу всегда беру в свои руки.

-Тогда мне придется захватить с собой еще и несколько охранников. Ведь ты мне кажется, угрожаешь?!

-Неужели ты по-прежнему такой же робкий?

-Мой внешний вид очень обманчив. Боюсь,  что ты обо  мне составила неправильное представление.

-Ну, посмотрим – сказала я, а про себя добавила – и пощупаем.

Наш  диалог происходил уже в  салоне шикарной  машины. Мы сидели с ним вдвоем на заднем сидении и мило болтали. Несколько раз писатель  пытался схватить мою правую ручку в свои ладони, но получил предупреждение со стороны левой, которая собрала все пальцы в прекрасный кулачек.

-Что это  за поведение!  Где ты воспитывался Волков?

-На химическом факультете.

-Оно и видно. Женщина это не  тебе не рибонуклеиновая  кислота.

-Ты хотела сказать  дезоксирибонуклеиновая кислота.    

-Вот именно это я и хотела тебе  сказать.

-Кстати, почему ты ничего не рассказываешь о себе? Ты была замужем?

-Да – гордо ответила я. А, ты?

-И я был. Но мы разошлись пять лет тому назад.

Тут мы подъехали к мэрии, и я наотрез отказалось выходить на свет божий, так как уже брала интервью, чуть ли не у половины заместителей градоначальника.

-Ты действительно хочешь остаться в машине? – спросил  меня писатель.

-Да. Я немного устала. Я лучше в машине посижу и почитаю твою книгу. Так и быть сделаю тебе приятное. А, потом может, и ты сойдешь до меня.

-Тогда в мое отсутствие составь список для тебя приятных дел, которые я должен совершить сегодня.

-Может сразу и подвигов.

-Я согласен.

-Хорошо. Но боюсь, что тебе придется их претворять в жизнь и днем и ночью.

-Так как грядут вечерние сумерки, то сделай акцент на подвигах, которые надо совершать в темное время суток – сам  напрашивался писатель, чтобы упасть в мои журналистские объятья.

-Ты не переживай, я такое для тебя придумаю, что ты просто ахнешь – успокаивала я Менделеева: как будто  сама его просила не лезть так опрометчиво на рожон.

-Ты знаешь, я всегда считал своих читателей  умнее себя, и  рад, что не ошибся – умно заявил Сергей.

-А, кто сказал, что я твоя читательница? – проговорилась я.

-Тогда зачем ты приходила сегодня на презентацию новой книги? – удивленно спросил  сочинитель.

«Если язык  и  мог  довести кого-то  до столицы независимого государства Украины, то меня только до первого столба, и на  всей скорости. Мне необходимо было выпутываться из ситуации, в которую я же  сама себя и загнала.  Менделеев  по-прежнему смотрел на меня с недоумением».

-Я не твой читатель, потому что надо брать всегда высокую планку. Я твой… критик. Ну, как страшно звучит твой приговор.

-Ну, если все критики будут такими как ты, то жить еще можно – облегченно вздохнул  Сергей.

-Ты давай не расслабляйся и шуруй на встречу. Я бы давно уже одну главу одолела, а то ходят тут писатели, читать не дают.

-Не скучай – сказал писатель, и попытался поцеловать меня в щечку, но я гордо отстранилась.

-Этим бестолковым делом я не занималась только по одной причине.

-По какой же?

-У меня просто не было для этого свободного времени.

-Так ты трудоголик?

-Ага. Сейчас. Я  работаю только от необходимости, чтобы  прокормиться, а ты зачем?

-Я теперь уже не могу не писать. Это  как наркотик. Один укол и ты мертвец.

-На твоем месте я бы просто не работала, а устроила бы себе праздник на всю жизнь – размечталась я о роскошной  и праздной жизни.

-Когда слишком много праздников, то  они становятся обычными буднями и  прока от них никакого.

-Ты просто в ней ничего не понимаешь. Ну, почему одним все: слава, женщины,  деньги, а мне: работа и  только работа.

-А, кем ты кстати работаешь? – спросил меня писатель.

-На работе я работаю и в других местах не подрабатываю. Отстань.

Менделеев  вылез из машины и скрылся в особняке 16 века, а может и 15, но что-то мне говорило, что этот дворец построен в 17 столетии, перестраивался в 18 и дожил до наших  дней просто чудом. Но,  я журналист, а не инженер-строитель  и могу ошибаться.

Писатель появился только через полтора часа   в хорошем настроении.

-Ну, как приняли? – решила я прощупать отношение писателя  к власти имущим.

-Да, нормально. Как люди.

-А, вообще как, по-твоему, на каком расстоянии от власти должен находиться писатель?

-На каком ему позволяет его  совесть. Если этого свойства души у человека нет, то тут  ни расстояния, ни замки не помогут.

-Тебе там, наверное, кормили? – заголосила я.

-Мы выпили по бокалу шампанского. Так что я  тоже голоден. Как бы нам до факта  каннибализма не докатиться.

-Может, съедим твоего организатора? – предложила я кандидатуру, которая отличалась внушительными размерами.

-У меня есть экземпляр и по  лучше. У него и кожа тоньше и мясо слаще.

-Кто это? – спросила я. Кто бы ни был я на все согласна.

-Ты. Я бы тебя охотно проглотил.

-Я не съедобная, потому что жутко ядовитая.

-Сейчас мы заедем еще в одно место буквально на четверть часа, а затем наш ждет банкет – сказал Сергей.

-Куда на этот раз наш ждет путь-дорога? – спросила я.

-В издательский дом. И больше сидеть в машине я тебе не дам.

-Но что я потеряла в твоем издательском доме? – спросила я у автора и поняла, что мэрия для меня была лучшей из зол.

-Елена, не упрямься.

-Я тихо посижу в машине как мышка.

Но все мои уговоры были оставлены без внимания, а доводы безжалостно осмеяны. Сочинитель насильно вытянул меня из машины и ввел в вестибюль, где его уже ждали и при появлении начали аплодировать. Менделеев  раскланивался  как-то неохотно,  и было видно, что он кого-то искал.

Но этот человек уже сам устремился к нему, желая получить хвалу за столь радушный прием.

-Это дело твоих рук? – спросил писатель  мужчину средних лет.

-Что ты имеешь в виду?

-Вот этот весь искусственный антураж. Или ты думаешь, что я поверил в твой театр.

-Люди по собственному почину решили, так  не ординарно встретить своего любимого писателя.  Я тебя не понимаю – отнекивался, как мог  средних лет грузный мужчина.

-Эти люди работают в редакции. Это ты их  к этому надоумил. Если еще раз подобное произойдет, то мы скажем друг другу  - до свидания. Ты меня понял,  Геннадий Викторович.

-Это обидно слышать, что ты не веришь в порыв масс. Люди старались, готовились, а ты…

-Только не надо из меня делать идиота.

-Клянусь, тебе, Сергей Николаевич  у нас и в мыслях не было выставлять тебя в таком радужном свете.

От такого комплимента прозвучавшего для писателя я еще не слышала за весь день и громко рассмеялась.

Мужчина недоверчиво посмотрел на меня и спросил у Менделеева: „ Кто это?»

-Кстати, познакомься. Это Елена Мудрая – мой новый редактор.

«Фамилию Менделеев назвал  мою девичью, потому что другой просто не знал».

-А, с прежним что случилось? Тебя  что старый редактор уже  не устраивает? Вы же работали  вместе с ним  несколько лет.

-Прежний меня устраивает, но скоро будет много работы и одному ему уже не справиться.

-Ой,  сердце у меня не на месте – жалобно сказал Геннадий Викторович и начал ощупывать свой орган в самых неподобающих местах. Все это происки конкурентов. Ты что-то задумал Сергей? Ты бросаешь меня!

-О чем ты?

-Тебя что не устраивает авторское вознаграждение? Мы же только месяц назад утвердили новые расценки. Ты режешь меня без ножа.

-Никого резать я не собираюсь, пока, но в этой жизни все может быть.

-Тебе кто-то сделал заманчивое предложение, и ты раздумываешь. Я прав? – не на шутку разволновался Геннадий Викторович.

-Предложения мне еще никто не делал, но если оно поступит, то о нем ты узнаешь вторым – отчитывал писатель своего визави.

-А, кто будет первым? – кричал, как я теперь  поняла книгоиздатель.

-Ну, первым, как автору мне надлежит это знать. Или я ошибаюсь?

-Такая  иерархия меня полностью устраивает. Смотри, Сергей ты дал   мне честное слово.

-По поводу утренника, который ты тут устроил…

-Все не продолжай. Я все понял. Больше этого никогда не повторится  в этих стенах. В следующий раз мы заготовим для встречи с писателем спелые помидоры и тухлые яйца. Мы тебя так их отсалютуем, что ты вспомнишь этот праздник и заплачешь, какими добрыми и  открытыми людьми они были прежде.

Я снова рассмеялась и даже уронила свою голову в писательское плечо и снова удостоилась проникновенного, ощупывающего взгляда. Что-то сверкнула в его глазах, и  я похолодела.

-Где-то я вас видел? – сказала Геннадий Викторович. Хотя фамилия ваша мне ничего не говорит.

-Может мы, и встречались, но я вас тоже не помню. Вы в прошлой жизни кем были: обезьяной или волком?

-Черепахой – ответил мужчина. Наверное,  в прежней жизни я слишком долго лежал на горячем песке, поэтому сейчас работаю как лошадь.

-Тогда вам грозит быстрое исчезновение как одного ещё вида парнокопытных. Ведь лошадь Пржевальского не выдержала современного ритма работы и пала, самым банальным образом.

-Я не понимаю Сергей – взмолился книгоиздатель. Мне  что уже угрожает твой новый редактор.

-Да, успокойся ты, в самом деле. С Еленой прекрасной мы вместе учились на одном факультете.

-Тогда это круто меняет дело. Значит все остаётся, как  прежде. И  маленький сабантуй в одном приличном ресторане состоится в любую погоду.

-И желательно побыстрей. У меня читатели уже от голода в обморок падают – обернувшись ко мне, произнёс Сергей Николаевич. Так что давай, собирайся.

-Я уже готов. Машины давно  ждут, но я поеду  с тобой, чтобы если что,  пожертвовать  собой ради тебя.  Ты же знаешь, как я тебя люблю. Но ещё больше  плоды твоего умственного процесса. Твои книги заряжают меня оптимизмом на долгие годы вперёд. Трудись и воздастся тебе сторицей. Ты наш гений.

-Неужели так высока рентабельность от  продаж книг писателя? – спросила я напрямую книгоиздателя.

-Это мадам коммерческая тайна. О ней знает  только я, автор и налоговый инспектор.

Мы уже ехали втроём на заднем сидении представительской машины, как Геннадий Викторович вдруг вспомнил  о чем-то важном. Он сидел как раз между нами и  крутил головой по сторонам как китайский  болванчик.

-В ресторан мне пришлось пригласить пару тройку нужных людей. Не исключено что будут: богема, миллионеры и журналисты.

-Я же просил никаких журналистов – зло сказал Менделеев.

-Чего ты их избегаешь, я просто не пойму. Ну, зададут тебе несколько вопросов, но ведь от тебя же не убудет. Их труд тоже надо уважать.

-Тогда я никуда не еду – отрезал  писатель.

-Ну, ты и скотина – поднял голос Геннадий Андреевич. А, почему ты решил, что они будут задавать вопросы только тебе. Остальные что физиономией не вышли!  Я  уже слышу, как какой-то  журналист допытывает  меня: «Как обстоят дела в вашем издательстве? а, я отвечу: «Лучше не бывает! И  на завтра доброй половины конкурентов уже нет в живых, все они сдохнут   от зависти.

-Любишь ты пыль людям в глаза пустить, Гена – начал отчитывать писатель своего издателя.

-Да, уж. Грешен. Но это бизнес: либо ты кого-то хоронишь, либо тебя с оркестром.

-Разве тебе их не жалко.

-А, тебе наш издательский не жалко. Ведь мы и так на ладан дышим. Ещё чуть-чуть и загремим все  под фанфары.

-Такую информацию о вашем финансовом положении можно  выгодно продать вашим конкурентам – сказала,  я не подумав.

-Не советую: ибо кто не умер от зависти, тот просто повесится от злости.

-Это ещё почему? – допытывалась я до страшной тайны многочисленных самоубийств, которые должны были обрушиться на головы конкурентов.

Я подумала о моем издательстве и добром главном редакторе.

-Наши конкуренты умные и здравомыслящие люди. Они умеют  логически рассуждать, чтобы прийти к единственно правильному решению. Ведь если завтра закроется наш издательский дом, то это  значит, что  их финансовый апокалипсис наступил еще вчера, или, в крайнем случае, сегодня.

-Какой ты кровожадный – сказал писатель.

-Ты закончил новую книгу?

-Даже не начинал.

-А, сюжет  уже есть? Ты же знаешь, как я любопытен.

-Из меня плохой рассказчик, а писатель ещё хуже.

-Ну, не надо только прибедняться. Моя племянница  и та, твоя верная читательница. Просила взять у тебя автограф.

-А, сколько ей лет? – спросила я.

-Четырнадцать.

-И какой же роман она читала?

-Да, она уже многие перечитала.  Но «Поздняя любовь» ей понравился больше всего.

-А, почему большинство читателей книг Менделеева  представительницы женского пола?- спросила я Геннадия Викторовича.

-А, черт его знает. Может, автор нашёл ключ к сердцам женщин. Но заметьте, что в своих произведениях автор ни разу не употребил, ни одного ругательного  слова. Постельные стены он  тоже не обходит стороной, но делает это с юмором, с самоиронией, если хотите, и даже тут остаётся, чист перед своей совестью и не отступает ни на шаг от своей жизненной позиции. За это я его люблю, уважаю и  преклоняюсь. Ведь сегодня трудно ребёнку книгу в руки дать прежде, чем  сам её  внимательно не перечитаешь. С одной стороны  это чистая порнография, выраженная через слово, а с другой боевики и детективы. Наверное, эти жанры имеют право на существование, если их покупают, и мы тоже не брезгуем этим, но человеку надо что-то для души, для сердца.

Вот женщины  как более чувствительные  натуры и более расположены к доброму, нежному и простите, даже девственному. Вы заметили, что в этих книгах ещё никто не умер насильственной смертью. Другие же авторы пока вначале не замочат дюжину своих героев, не уснут спокойно.  Конечно, Менделееву далеко до классиков мировой литературы, но он и на верном  пути. И ещё, мне как издателю не стыдно за книги, которые мы издаём вместе с автором. А, почему  собственно вы этот вопрос не зададите самому автору?

-Мне было интересно услышать ваше мнение – сказала я. И тот же вопрос я хотела бы задать автору.

-Все значительно проще, чем говорит  издатель. Женщины читают мои книги, и надеюсь, пересказывают их на ночь своим благоверным как сказку. А, если серьёзно  у людей мало времени на чтение и я их понимаю. Они  поставлены в ситуацию, при которой им необходимо:  выжить или умереть. Эта идея сидит в подсознании людей как балласт, который не даёт подняться над суетой и взглянуть в глубины своего внутреннего космоса. У меня есть считанные минуты доказать  потенциальному  читателю, при всем  том обилие литературного чтива на рынке, что я именно тот, кого он так долго и безуспешно  искал. Моя книга – это ещё один канал на голубом экране. Если мой сюжет будет слабее, прост, или похож на предыдущий, то  я буду, забыт, прежде чем рука нажмёт следующую кнопку на электронном пульте. Но, если читатель, и мне тут будет совершенно все равно кто это -  мужчина или женщина, однажды прочитав мою книгу, захочет взять другую книгу в руки, он должен быть уверен, что мои принципы останутся незыблемыми. И я  не сойду со своей колеи, потому что уверен в её правильности, хотя бы для себя.

-Но так ты  ограничиваешь себя  в средствах к  достижению успеха – сказала я, Ты ставишь себя в искусственные рамки, страшась выйти за них.

-А, я и не боюсь признаться в своём страхе. Я пишу и подписываюсь за каждую букву в книге. Я несу личную ответственность, какие эмоции она принесёт. Я не диктую свою волю   читателю, но исключаю насилие как средство для достижения любой, даже самой благородной цели.

-Но как же тогда противостоять злу? – спросила я.

-Добром и только добром, потому что другого способа нет  и быть не может. И давайте прекратим эту дискуссию.

-А, почему, собственно, говоря? – спросил Геннадий. Мы что не имеем право порассуждать о темах, которые нас волнуют.

-Вот именно, что порассуждать и это мы будем делать бесконечно долго, уже и проблемы не будет, а спорщики останутся, и будут выяснять  между собой отношения, как говорится до победного конца.

-Но чтобы решить конкретную проблему её необходимо хотя бы обсудить – заявила я и встала на сторону владельца издательского дома.

-Я не против обсуждения любой теоретической темы, участвуйте в ней как хотите и сколько угодно, но когда решается вопрос, который может, стоить жизни голодающему, то мне требуется знать, успеем ли мы его спасти или помощь придёт как всегда с опозданием. Часто срок исполнения решения  ценней самого решения. И пока мы это не поймём, мы не сдвинемся с мёртвой точки.  

Тут я решила задать ещё один  вопрос, но  водитель попросил, чтобы и ему дали слово. Поначалу он все время раздумывал, стоит ли ему вмешиваться в эту дискуссию, но не выдержал, так как стоял уже у ресторана минут десять и сказал: «Мы  на месте».

Как только из машины вышел Менделеев его сразу же окружили несколько журналистов. Вопросы летели со всех сторон как стрелы, которые попадали в умело подставленный щит и со скрежетом падали на землю. Но одна стрела все же попала в цель, и я была виновна в её поражающей силе на писателя.

-Кто вас сегодня сопровождает на званый вечер?- спросил один их них.

Видно было как писатель застыл,  обдумывая что ответить на этот вопрос, но не нашёл ничего умного как представить меня и своего издателя – закадычными друзьями.

Мы прошли  в ресторан, где голодные люди уже давно бродили возле накрытых столов и терзали официантов, но те стояли намертво,   никого не подпуская  к съедобному  натюрморту. Но как  только наше появление было обнаружено, все как по команде ринулись к столам и заняли свои места.

-Геннадий Сергеевич – зло сказал писатель. Мне кажется, что моё первое  тебе   предупреждение  прошло даром, поэтому ты и  решил устроить эту трагикомедию. Терпение моё не бесконечно.

-Чуть что, так виноват только я. Я и половины людей не знаю, и  даже  себе не представляю, кто бы их мог пригласить. Ты хочешь сказать,  что  я и Тютькина пригласил? Глаза бы мои его не видели.

-А, кто такой Тютькин? – спросила я.

-Один нехороший человек. Он не заслуживает даже того, чтобы мы упоминали его  имя.

Нас разместили за один столик, который  находился в самом центре, чтобы всем было видно, что из земных продуктов  сочинитель  предпочитает   больше всего. Но он все медлил,  и  я   никак не могла решить какой из салатов менее калорийный. Менделеев  долго за мной наблюдал и, не выдержав моей паузы начал перетаскивать содержимое всех тарелок в миниатюре в мою тарелку.

-Ты что делаешь? – спросила я. Я же сразу растолстею на твоих глазах. Я просто разойдусь по швам.

-Ничего, мы  швы потом снова зашьём. Ты ешь, и бери пример с Гены и всех присутствующих.

-А, ты?

-Вот когда ты притронешься к еде, тогда и я смогу это сделать. И не теряй попусту время. Через полчаса от этого изобилия не останется и следа.

Я не заставила себя дважды просить  и  приступила  к прожиганию  красивой жизни с ее съедобной стороны. Сначала наступила эйфория, затем обволакивающее  чувство насыщения, после тяжесть в желудке и, наконец, полное отвращение  ко всему съеденному, и особенно к грязной посуде, которую не успели унести.

-Ну, как ты сыта? – спросил Сергей.

-Ты просто дьявол какой-то искуситель. И так наесться на ночь – упрекала я себя за слабохарактерность и во  всем обвиняла сочинителя.

-Главное что ты не голодна.

-А, как насчёт того высказывания, что творить можно только  голодным и в нищенских условиях – как-то вяло я допытывала Сергея.

-Это  утопия. Творить надо в человеческих условиях,  и ни в каких других.

Через несколько минут Менделеев  отошёл к другому столику,  где что-то  вежливо выслушивал и качал в знак одобрения головой. За нашим же столом разыгрывались иные страсти, потому что Геннадий Викторович после сытного чревоугодия решил устроить мне новый допрос, но я решила его опередить.

-Геннадий, что вы на меня так смотрите, как будто я съела ваш бутерброд с икрой!

-Где вы учились с Сергеем? – настороженно спросил он.

-Я не буду отвечать вам на этот вопрос. Я, то дура думала, что понравилась вам как женщина.

-Вы мне понравились. Но я все же хотел получить вопрос на свой ответ.

-На химическом факультете. Это было 16 лет назад. Так что не надо паниковать.

-У вас есть диплом?

-Мне что вам его надо показать!  Просто возмутительно – довольно громко я реагировала на вопросы со стороны книгоиздателя.

-Обязательно. Ведь диплом - это документ,  в котором есть печать и подпись.

-Вы что не верите мне? –  всплеснула я  руками.

-Я бы поверил вам с дипломом в руках как-то сразу и навсегда – ни сколько не веря в мой актёрский талант, с пристрастием допрашивал меня верный друг сочинителя.  

-Но у меня, его нет, а вот у Сергея он должен быть.

-Но как это возможно? Если вы учились вместе, то и диплом у вас должен быть. Один диплом на двоих нигде не выдают. Это нонсенс.

-Спросите лучше у Менделеева, он вам все лучше объяснит.

-Это происки конкурентов. Мне кажется, что вам лучше признаться!

-В чем? – удивилась я.

-Лучше сразу и  во всем. Вот увидите, вам сразу полегчает.

-И не подумаю. Вы просто сумасшедший?

Так как тучи над моей головой быстро сгущались, и молния могла меня поразить в любой момент, то я обратилась за помощью к писателю, как к богу-солнцу.

-Сергей, расскажи Геннадию Викторовичу, почему я осталась без диплома. Он меня в чем-то обвиняет, и я его даже боюсь. Он какой-то одержимый.

-Елена ушла с нашего факультета  на втором курсе. Только и всего.

-Ну, что съел – Гена – гримасничала  я.  Правда, Сергей не все вам рассказал.

-Я так и думал. Здесь что-то скрывается под завесой тайны – нервно парировал мои уколы издатель. Я чувствую,  что-то не так...

-Не я ушла с курса, а меня ушли за неуспеваемость. Ну, теперь то, вы довольны! Больше тайн у меня от вас нет.

-Кто вы по профессии? – напрямую спросил меня средних лет мужчина, и от  этого вопроса у меня даже  потемнело в глазах,  и я  заморгала ресницами, как опахалом.

Но мне надо было как-то  реагировать и первое что пришло мне в голову, было уже на устах.

-Я... массажистка. Хотите, я и  вам сделаю массаж. Только ничего кроме массажа мне не надо предлагать. Договорились?!

-С такими авторами как Сергей боюсь мне, и  ваш массаж не поможет –  сдался на милость победителя вдруг повеселевший Геннадий Викторович и начал со мной по-дружески  откровенничать.  Я же извёлся с ним. Я ношусь с Менделеевым  как с  малым дитятей. Писатель все нервы мне  вымотал. Простите меня, Елена. Я думал, что вы из другого издательства.

-Вы предполагали, что я наймит, который хочет переманить  к себе писателя! Кстати, а, сколько сегодня стоит писатель?

-Начинающий  ничего, средней руки, писака - почти ничего, а вот Сергей, ему палец в рот лучше  не клади. И палец и две руки напрочь откусит. Но до головы не дотронется. Даже волос с неё не упадёт. Боже упаси. Он видит в каждом из людей своего собрата по перу. Менделеев  понимает, что голова является источником мысли, а не руки. У него же зверский аппетит.

-Поговори  у меня, и я точно от тебя уйду – снова присоединился к нашему разговору Сергей.

-Друг! - начал лебезить Геннадий Викторович. Ты же все не правильно  понял. Я же для Елены хотел наглядно показать, какая ты величина. Ведь  я же для тебя стараюсь. И к кому ты можешь уйти? Тут же нет никого.

-К Тютькину вернусь. У него процент повыше.

-Опять Тютькин. Это мой злой гений. Это Сальери всей моей жизни. Дайте мне его, и я задушу его собственными руками. Или я или он, потому что обоим нам не жить на земле. Ведь Тютькин временщик и барыга. Разве у него полиграфия. Разве нормальный человек может издавать книги из вторсырья. Все же твои книги  дорогой писатель отпечатаны на самой белой, на самой  финской бумаге, которой и в Финляндии сильный дефицит. К Тютькину ты вернёшься только через мой труп.

-Тогда к Маслову уйду.

-К Маслову - воскликнул Геннадий Викторович. Он же жлоб. Пока он не  продаст весь тираж, он не заплатит тебе не копейки. Сквалыга. А, наш издательский дом, тебе дорогой Сергей Николаевич, авансик, можно даже и без расписки. Ну, какие бумаги между своими. Ведь мы не бюрократы  как  Маслов.

-Или на худой конец к Петросяну, говорят, что очень щедрый человек – по-видимому, дразнил  писатель своего книгоиздателя.

-Неужели мы так плохи для тебя наш уважаемый автор. Чем же мы прогневали тебя? А,  про Петросяна скажу только одно, что слухи о его щедрости ходят давно, но до сих пор никто не видел авторов, которые были бы им облагодетельствованы. Это миф, который он же сам про себя и распространяет. Посмотри  к  его столу даже официанты подойти бояться. Наверное, опасаются, что могут нарваться на щедрую руку книготорговца.

-Ладно – сказал Сергей. Останусь при Звереве.

-А, кто такой, Зверев? – уже спросила я.

-Обижаете, прекрасная Елена. Зверев – это я. Это лучший издательский дом России и СНГ. Сам господин Менделеев работает с нами. И мы это ценим больше чем не благодарный автор. Но гению мы готовы простить все, только бы он писал как можно быстрей и   будоражил умы своих читателей, каким будет новое продолжение. Хотя создать ажиотаж вокруг книги никогда не помешает.

Но при таком спросе даже типография  готова работать в три смены, не разгибаясь, лишь бы насытить потребительский, читательский спрос. Тфю. Тфю. Тфю. Пусть он будет бездонным как закрома Родины.

-А, вы, сколько зарабатываете? – наивно спросила я.

-Вот вопрос, который может  прозвучать  только в России. Ну, какая вам разница, сколько я зарабатываю. По моим представлениям копейки, а по вашим это будут не честным способом заработанные  миллионы. И нам никогда не понять друг друга. Ведь всегда легче считать деньги в чужом кармане, чем заработать самому.

-Если не хотите, то можете не отвечать на этот вопрос – слегка ослабила я свою журналистскую хватку, чтобы за маской безразличия  выудить новую информацию на писателя.

-Отчего же. На ваш вопрос отвечаю: „Это раньше я хорошо зарабатывал». Но эти времена ушли в прошлое. Конкурентов скоро станет больше чем читателей. И откуда их столько взялось на мою голову. Но даже они не так страшны как неуважительное, хамское отношение к авторскому праву.

Вот это действительно проклятие, которое поражает  всех и обогащает единицы. У вас дома, Елена есть, наверное, уйма дисков и половина из них контрафактная. Не так ли?

-Может даже и больше – честно призналась я.

-Да, вы не стыдитесь. У меня дома вы вообще ни  одной лицензионной не найдёте. Зачем покупать дорогой продукт, когда есть дешёвый?  И я приобретаю  его,  и тут же  понимаю, что сам себя обкрадываю, но ничего поделать  с собой,  не могу.  Вот так моя сэкономленная одна сотня рублей  превращается в многомиллионный ущерб, а недополученная прибыль в  прямой убыток.

Когда кто-то работает не по правилам, то хочется плюнуть на все законы и деребанить карманы  всех желающих, которые хотят быть обманутыми за свои же собственные деньги. Вот так иллюзия дешёвого удовольствия стоит больше  реальных расходов на обычное рандеву.

-Так ты против соблюдения закона об авторском праве? – спросил  Менделеев.

-Как ты так мог подумать. Да, я самый первый за его неукоснительное исполнение. Вот вечно ты ко мне с каким-то недоверием относишься, а ведь  я все-таки твой первый редут   на этой вечной  войне. Ведь я стою между тобой – автором слова и пиратом, который только и думает, как это слово украсть. И в этой кровопролитной борьбе: не на жизнь, а на смерть, я могу стать первой жертвой.

-Ладно, давай выпьем,  жертва – сказал Менделеев.  За тебя!

-Ни  в коем случае – запротестовал Геннадий Викторович. Я предлагаю выпить за Елену.

За женщину моей мечты.

-Вот теперь вы мне больше  нравитесь – приободрила я жертву на вечной войне между автором и пиратом. Учись Менделеев, как нужно ухаживать за женщиной. Где твои красивые и  нежные слова, комплименты, знаки внимания?  А, ведь ты кажется писатель-мастер слова!

-Я  не мастер, а простой ремесленник слова письменного, но ни как  не устного. Но я хотел бы действительно присоединиться  к тосту  Геннадия и выпить  за тебя.

Мужчины подняли рюмки, и выпили водку  как аисты, опрокидывая сначала шею назад, а затем начали стрекотать своими клювами о житейских проблемах. В ресторане звучала музыка, и мне хотелось танцевать,  и  вот уже к нашему столику подошёл мужчина, чтобы пригласить меня на танец,  но так как двигался  он  со стороны света, то лица я его не видела.  

От появления Николаева  в этой обстановке я никак не могла прийти в себя, но сдержалась, и  позволила себя увести в глубь танцующего зала.  

-Ты что здесь делаешь? – тихо спросила я у  своего партнёра по танцу.

-Я тебя страхую - ответил мне дипломированный журналист.

-Не поняла. Что ты со мной делаешь?

-Ну, подстраховываю.

-А, мы что уже альпинистами стали. Да, и в одной связке мы с тобой никогда не были!

-Кстати, очень жаль. Ты мне всегда нравилась. Только я боялся тебе в этом признаться.

-Это что вечер признаний в любви? – спросила я.

-Это минута мужской слабости, поэтому я и говорю  сейчас с тобой откровенно.

-Наши отношения мы выясним позднее. Но, объясни, как ты оказался в ресторане?

-По приказу Михаила Гершевича мы все выехали, чтобы помочь тебе.

-Так что здесь все наши? – спросила я и начала оглядываться по сторонам.

-Нет. Только я один. Все распределены по точкам движения писателя. Олег страховал тебя в мэрии, но так тебя и не дождался. Мы уж думали, что наконец-то увидим тебя с тряпкой в руках, как Вячеслав Андреевич из издательского дома подтвердил твоё присутствие рядом с писателем, поэтому я здесь. Но, если надо через полчаса все будут тут.

-Вот этого делать не надо. Так вы мне все задание сорвёте. Страховщики. Ну, ладно вы – балбесы, но Михаил Гершевич…

-Так что мне уходить? – спросил Николаев.

-Теперь уже поздно. Но так как ты уже здесь, то будешь играть роль влюблённого Ромео. Понял?

-Мне даже играть не надо. Я же люблю тебя, Елена.

-Держи себя в руках и запоминай. Через один танец ты снова подойдёшь к нашему столику и пригласишь меня на тур вальса. Понял?

-А, может  сразу на следующий?

-Эх, жалко  у меня нет ничего под рукой, чтобы огреть тебя чем-то тяжёлым.

-Как тебе удалось подцепить его? Хотя когда ты чего-то хочешь, у тебя все получится.

-Ничего сложного. Просто мы учились с писателем вместе. Мы давние знакомые, которые не виделись 14 лет – соврала я.

-Я бы хотел поменять с этим писателем местами. И вообще…

-Неужели слава и деньги тебе так необходимы. Никогда не замечала за тобой такой страсти.

-Слава и деньги никогда не помешают, но главное,  я хочу, чтобы ты брала у меня интервью  длинною в жизнь.

-Теперь я понимаю, откуда берутся слёзные  письма, которая перепечатывает редакция из выпуска в выпуск. Я и не предполагала  в тебе такие  эмоции.

-Просто ты смотришь на меня как на пустое место.

-Не правда – сказала  я. Я всегда, когда вижу твоё свободное кресло, то  непременно спрашиваю: „ А, где это Николаев? И с кем он проводил ночной брифинг, что так опаздывает на работу?».

-Только скажи и я все брошу к твоим ногам.

-Ты лучше отведи меня обратно к столику и  не забудь о  нашем плане.

-Хорошо – ответил Ромео и повёл  обратно  свою Джульетту к столику, за которым сидели двое совершенно разных по настроению мужчин.

Я не успела даже сесть за столик, как меня снова пригласили на танец, и я  почувствовала себя Наташей Ростовой. Мне было не больше шестнадцати  лет, и вся жизнь казалась ещё впереди и не будет  в ней  ни горечи разочарований,  ни  пепла  сгоревшей мечты.

Вскоре закончился и второй танец, и я село за стул и никакая сила не могла бы меня с него поднять.

Но я уже видела Николаева, который шёл мне навстречу и улыбался. Для писателя мой старый кавалер появился неожиданно,  но на этот раз Менделеев  решил указать своё место этому нахалу.

-Молодой человек,- слышала я спокойный баритон уверенного в себе мужчину, и это меня даже несколько покоробило, если не сказать оскорбило. Прежде чем пригласить даму на танец, полагается спросить разрешения у её... – тут, по-видимому, Сергей задумался и продолжил дальше – знакомого.

-У знакомых спрашивается, не полагается – ответил Николаев и заслужил от меня  в награду один раз моргнувший  глаз. С Еленой мы познакомились совсем недавно, но я тоже могу считать себя её знакомым – по-рыцарски защищал свою даму сердца смелый мужчина.

-Я не знаю, кем вы там себе хотите считать, но Елена с вами танцевать больше не будет – заявил Менделеев.

-Это что ещё за деспотический голос – недовольно сказала я.  Я современная и к тому же дееспособная женщина. И сама вправе решать с кем мне сегодня танцевать и в разрешение от знакомых я не нуждаюсь - резко я бросила все слова слишком самоуверенному писателю.

Волков, по-моему, забыл своё место и нуждался в наглядном уроке. Я протянула Николаеву свою руку, и мы ушли под тяжёлый взгляд писателя, который ещё никого не убивал, по крайней мере, в своих книгах.

Но жизнь реальная и вымышленная так,  к сожалению не похожи, что даже обидно за скучное и однообразное настоящее.

-Николаев – тихо отчитывала я журналиста. Ещё чуть-чуть и все может закончиться плохо. Больше ко мне не подходи.

-Да, кто он такой! Писатель! А, я например, журналист и не плохой!

-Ты можешь, говорить потиши, журналист. Не поддавайся на провокацию. Будь выше этого. Ты несёшь информацию людям. Ты им нужен. Они без тебя уже не представляет своей жизни. И не забывай Николаев, что ты уже  четвертая сила. Ты  пока один олицетворяешь  – СМИ.

-А, ты?- потерявший голову от бешенства задал свой  вопрос мне  ответственный за светскую  хронику.

-Я пока не могу выйти из тени. Но ты продержись, миленький - успокаивала я своего кавалера.

-Может начистить ему морду?

-Если ты тронешь его, хоть одним пальцем…

-Он тебе уже стал так дорог? – спросил неплохой журналист.

-Мне надо взять у него интервью. Но даже после этого не стоит распускать свои руки. И я просто уверена, что тебе уже пора  домой.

-Тогда я проведу тебя.

-Дорогу домой я знаю и без провожатых. А, если ты действительно меня любишь, то все сделаешь, так  как я тебя попросила.

-Ради тебя я на все готов. Только я ещё немного посижу, чтобы писатель не подумал, что я его испугался.

-Хорошо, посиди. Только подходить к нам больше не надо. Кстати, обрати внимание на женщину справа, она от тебя прямо глаз не сводит. Так что не теряй зря времени.

-Я всегда был тебе безразличен – с обидой сказал Николаев.

-Так не испытывай больше мои нервы. Ты мне дорог и знаешь об этом. Мы работаем вместе уже четвёртый год, и я привыкла к тебе как к члену своей, журналистской семьи.

Больше я не сказала ни слова Николаеву, но он, как и прежде как истинный рыцарь без страха и упрёка вручил меня в целостности и сохранности под насупленные брови писателя.

Менделеев  курил сигарету и смотрел на меня с хищным блеском в глазах.

-Натанцевались Елена Константиновна? – хамским тоном спросил меня  беллетрист.

-До упаду – честно призналась я

-Опять от кавалеров  у тебя нет отбоя. Ну, эта напасть преследует тебя со студенческой поры. Так что ты к этому уже привыкла.

-К чувству обожания привыкнуть никогда нельзя. Все  как в первый раз. Но что это я тебе рассказываю о себе как своему духовному отцу. И ещё, первые кавалеры появились у меня с рождения, -  в роддоме, чтоб ты знал.

-Я учту это. Ты пойдёшь со мной танцевать? – неожиданно спросил писатель.

-Чуть погодя.

-А, почему не сейчас?

-Потому что я вся взопрела. Мне надо отдышаться. Налей лучше мне шампанского.

А, где Геннадий Викторович?

-Он сейчас вернётся. Посмотри – сказал мне автор многих нашумевших книг. Вот ещё один идёт  к тебе, мастер по танцам.

-Почему ты так решил? Может ему что-то надо спросить?

-Для этого не надо проходить как крейсер через весь зал, а можно подозвать официанта к себе.

Чтоб ты упал! – сказал автор, и послушный персонаж рухнул на ближних подступах к нашему столику. Затем он поднялся и решил вернуться туда, откуда начал своё гордое шествие.

-Ты что маг? Зачем ты это сделал!

-А, пусть не приглашает женщину на танец, которую я  уже давно пригласил. И вообще  где-то мне надо  раздобыть табличку,  что этот стол больше  с  чужими партнёрами не танцует.

-Так что я  теперь буду вынуждена танцевать весь вечер  с тобой?

-Да. Только со мной.

-Но это насилие над свободной личностью.

-Я очень люблю угнетать людей, правда, ещё ни разу этого  делать   не приходилось. Но говорят, что власть над людьми завораживает,  и я даже испытываю похожее чувство, а тем более над красивой женщиной. Надеюсь, ты уже остыла  телом, чтобы подарить мне  танец.

-Ну, так и быть  один  я  тебе подарю, а другие придётся тебе заслужить.

Медленный танец подходил для этой атмосферы как нельзя лучше, и мы начали движение в одном ритме, как два крыла,  что держат прекрасную  птицу любви  в  высоком  небе. Только Николаев кружился рядом с дамочкой, как коршун и все пытался своим крылом зацепить крыло Менделеева.

-Ты хорошо танцуешь – сказала я. Где так научился?

-Лучше скажи, сколько раз я наступил тебе на ноги – ворчал писатель.

-Всего лишь два. Но боль  была терпимой.  

-Так ты действительно  массажистка? – спросил Менделеев.

-Почему это тебя так удивляет. А, понимаю, знаменитый писатель оказал большую честь для работницы физического труда, тем, что пригласил ее на танец. Теперь бедная женщина всю жизнь будет находиться под впечатлением, и передавать эту прекрасную историю из уст в уста.

-У тебя всегда был острый язык.

-Что мой язык! Ты лучше расскажи, как стал писать! Как нашло на  тебя такое озарение?

-Зачем тебе это? К тому же это совсем неинтересно.

-Вот у меня  от тебя секретов нет. Я в отличие от тебя  сразу призналась,  что являюсь простой массажисткой. А, если ты спросишь, как я дошла до жизни такой, то отвечу искреннее: шаг за шагом. Но мне нравится моя работа, и я ей даже горжусь.

-А, я своей  нет. Для мужчины моей комплекции сидеть по 12 часов в день за столом и держать в руках ручку. Мне просто стыдно.

-Ты серьёзно?

-Абсолютно. Я и в писатели пошёл от безысходности. Просто у меня не было другого выхода. Это был мой последний шанс в жизни.

-А, если бы и этот шанс не сработал, чтобы с тобой, было? – спросила я  широко раскрытыми глазами, чтобы писатель в них смог легко утонуть.

-Не знаю. Может, все было бы хорошо или очень плохо – улыбнулся писатель и пошёл ко дну.

-Но чтобы стать писателем, надо иметь талант. Как ты его открыл в себе?

-Однажды утром я проснулся и впервые услышал время, которое безвозвратно ушло. Я оглянулся назад и увидел  все свои прожитые  годы и понял, простую истину, как бесстрастный бухгалтер составляет баланс, чтобы, сложив все цифры воедино  честно признаться  самому себе. А, ведь ты батенька мой, - банкрот, и телом и душой. С тех пор я нахожусь в вечном цейтноте. Я все время бегу, потому что мне надо отработать за день сегодняшний и тот утраченный, вчерашний. Мне страшно, что я не успею сделать то, для чего я родился на земле.

-А для чего ты родился?

-Если бы это я мог знать – сказал Менделеев и в этот раз  посмотрел сквозь меня.

Он снова повторил свою фразу и надолго замолчал.

-Эй, писатель – помахала я рукой перед глазами Сергея. Ты где?

-Елена давай  с тобой договоримся сразу, что ты не будешь  больше называть меня писателем. Это просто неуважение к тем людям, которые действительно имеют право носить этот титул. Они заслужили его. Я к этим гениям, истинным мастерам слова не отношусь.

-Ты такой скромный писатель?!

-Я просто автор, который до сих пор остаётся в неведении  от того незаслуженного успеха, который обрушился на него. Это как манна небесная.

-Странно – сказала  я. Ты производишь впечатление уверенного, сильного и всегда с оптимизмом смотрящего человека в будущее.

-Мой внешний вид – это бастион, за которым ничего нет. Мой гарнизон распущен, пушки  заржавели, остались только стены, которые не выдержат даже  первого штурма.

-Ну, почему вы писатели  хотите показать себя  людьми не от мира сего? – вполне искренне возмутилась я. Вам платят за ваш труд огромные деньги, плюс к этому всеобщее почитание, так вам и этого мало. Вы хотите, чтобы вас всегда гладили по головке и жалели.

-Ты права. Автору тоже все человеческое не чуждо. Вот сейчас мне хочется, например, тебя поцеловать.

-Ага – промычала я. Всю жизнь об этом мечтала. Конечно, вереницы поклонниц не отказали бы тебе не только в поцелуе, и ещё бы  кое в чем, но я простая массажистка, которая  никогда не шла на поводу у мужчин. Я целую сама, когда  и кого захочу.

-Я думаю, что этот момент истины - наступил. Мне закрыть глаза?

-Для чего?- переспросила я.

-Чтобы ты могла осуществить своё тайное желание.

-Как-то ты быстро из печального автора превратился во фривольного.  Не боишься  поплатиться за это своей писательской невинностью?

-Говорят, что автор не должен идти на поводу у своих читателей, но за тобой я бы охотно пошёл. Ты можешь мне не верить, но я всегда знал, что мы ещё встретимся.

-Неужели! – воскликнула я.

-Сегодняшняя встреча – это перст судьбы.

-Это я, а не ты все сделала для того, чтобы мы сидели за этим столиком и мило разговаривали.

Ты же палец о палец не ударил, чтобы найти меня.

-Ну, это совсем не так. Не будь автора, то не было бы и сегодняшней  презентации. Но это так к слову.

-К слову о всеобщей славе Менделеева,  ведь ты это кажется, хотел сказать. Писателю – виват. А, хорошо быть на гребне всеобщего обожания?

-А, что будет, потом с автором уже никого не волнует. Но я уже приготовился к тому, что ждёт меня после.

-К чему же?

-К забвению. И быть может навсегда.

-И что ты будешь тогда делать?

-А мне остаётся не так уж и много. Писать, как говорится в стол до конца своих дней.

-Мне кажется, что ты все преувеличиваешь. Не надо смотреть на жизнь так грустно.

-Нет, Елена. Просто  я объективно смотрю на вещи,  как они есть на самом деле. Сюжет моей судьбы мне известен как никому другому. Но я не буду не о чем сожалеть, потому что в ней снова появилась ты.

-Сейчас ты скажешь, что любил меня все эти годы!

-Не скажу, потому что ты сама все сказала. Мне  нельзя повторять твои слова, ведь это могут  расценить как плагиат, а  это худшее из зол для автора.

Следующий танец прошёл для меня менее травма опасно, и мы снова сели за столик живые и здоровые.

Но как виновника сегодняшнего торжества автора все время теребили со всех сторон, и ему пришлось подолгу отсутствовать. Но тут Геннадий Викторович выплыл из неизвестности и  с шумом упал на стул.

-Ну, кто скажите, придумал эти мобильные телефоны? Ни днём, ни ночью - нет покоя.

-А, вы отключите его, и все проблемы решатся сами собой.

-Я так и сделаю. Пусть теперь выкручиваются, как могут. Я не могу за всех работать  -  сказал директор издательского дома и последовал моему совету. Елена скажите, вы из Москвы?

-Да. А, что не похоже?

-Я думаю, что любой многомиллионный город пошёл бы вам к лицу. Париж. Нью-Йорк, Берлин. Лондон.

-А, почему только  мегаполис?

-Вы же дитя большого города. Я читаю на вашем лице вечную суету и заботу. Вы даже сейчас не можете расслабиться.

-Неужели я так плохо выгляжу?

-Нет, что вы! Просто  провинциала сразу видно. Он на все смотрит, как будто попал в музей, а у жителя большого города взгляд всегда целеустремлённый и  циничный.

-А, где, кстати,  живёт наш уважаемый автор? – спросила я невзначай.

-Вот это и есть вопрос, на который я бы тоже хотел получить ответ. Для меня существует только электронный адрес. Вот по нему мы и связываемся.

-Он что вам даже не звонит?

-Почему же! Бывает и на нашей улице праздник. Но Менделеев  со мной связывается  только тогда,  когда закончит свою очередную книгу.

-Но по номеру абонента всегда можно легко  вычислить и место жительства автора – предлагала я простой и эффективный совет по поимке знаменитого автора.

-Я тоже так думал. Но писатель, каждый раз звонит  мне с нового номера телефона.  У меня, их в электронной книжке не меньше десятка записано. Ну,  ладно не хочет он общаться с журналистами, но зачем от меня скрываться? Ведь я даже под пыткой ничего не скажу.

-Опять ты жалуешься на меня – произнёс Менделеев, и  я почему-то обрадовалась его появлению.

-Что ты! Я просто Елене рассказывал, что беспокоюсь о тебе. Как ты?  Где ты?  Что с тобой?                             Я же переживаю каждую минуту, а ты жалуешься. Не любишь ты меня! – Вот что я тебе скажу.

-Ты мне ответь, зачем тебе мой адрес? Только вразумительно.

-Ну, на всякий пожарный случай. Ведь я же твой друг.

-Значит, другу можно вламываться ни свет, ни заря, чтобы только удовлетворить своё любопытство. Я хочу, чтобы все оставалось, как и прежде. Ты будишь вести с удовольствием  свой богемный образ жизни, а  я свой. Ведь все что происходит сейчас эта пустая трата времени. С моим отсутствием ничего бы  здесь не изменилось. Я тут совершенно лишний.

-Значит я тоже пустая трата времени? – оскорбилась я до глубины души.

-До твоего появления я бы так и думал. Но сейчас все идёт по-другому. В мою жизнь снова вернулась  Елена прекрасная.

-Вот видишь – сказал Геннадий Викторович. Писатель предполагает, а бог располагает. Если бы вы знали, дорогая Елена, сколько сил и нервов мне стоило, чтобы уговорить Сергея  на эту презентацию. Он же упрям как вьючное животное.

-А, за осла ты мне ответишь – с улыбкой сказал Менделеев. Я этого тебе сравнения, тем более в присутствии женщины никогда не прощу.

-А кто спрашивается, имел в виду осла? Я никогда такое не говорил. Ведь упрямее осла есть ещё одно животное.

-Какое? – спросила уже я.

-Мул - дитя лошади и осла. Ведь подлинный друг  никогда  не шушукается за спиной, а всю правду говорит в лицо.

-Ну, спасибо, тебе настоящий друг.

-Моя мама всегда учила  меня быть вежливым и на спасибо отвечать – пожалуйста.

Деловые партнёры ещё долго полемизировали между собой, а вечер между тем, медленно двигался к своему финалу. К Сергею начали подходить гости и прощаться с ним. Особенно издатели назойливо тёрлись у его  ног и заталкивали ему на прощанье свои визитные карточки,  и заискивающе улыбались, как девушки, которые хотели потерять свою невинность непременно только с лёгкой руки знаменитого писателя. Геннадий Викторович смотрел на это безобразие и рвал на себе волосы. Ещё немного и он бы полез с ними драться или съесть бумажную продукцию на глазах своих конкурентов, не попросив  для этого даже капли воды, чтобы протолкнуть во внутрь эти ворохи  прессованной  бумаги.

-Вот гады – неистовствовал хозяин издательского дома. Эти  растлители писательской души готовы на все, чтобы  вставить  мне палки в колеса. Но я найду на вас управу. Я вот только должен придумать, чтобы этакое, каверзное на ваши головы излить. Но помойное ведро для вас слишком просто. Вы же беспринципные. Отряхнётесь и дальше пойдёте.

-Уймись, друг мула – все время  успокаивал Менделеев  Зверева.

-Сергей, дорогой, ты не дашь мне эти визитки?!

-Они тебе, зачем?

-Нет. Ты сначала передай их мне в руки, а потом я скажу, что  придумал.

-Ну, хорошо возьми, но только будь к ним милосерден.

-Я самый милосердный издатель, какой только был  на  земле. Завтра по этим телефонным номерам  обрушится шквал звонков от молодых дарований. Пусть целинники поищут молодых авторов не на презентациях, а выращивают своих. Все кончилась их спокойная жизнь, или я не Зверев.

-Что ты задумал? – спросил Менделеев.

-Завтра во все средства массовой  информации  я дам маленькое объявление, что издатели ищут писателей и за ценой не постоят. Звонить круглосуточно, лучше ночью: с двух до пяти.

-А, почему  только до пяти? – спросила я.

-Я же милосердный издатель. Пусть и мои конкуренты поспят хоть пару часов. Ведь если они копыта отбросят от переутомления,  то я сам  этого не переживу. Мне будет скучно жить на земле. Обидно конечно, если они кого-то и нароют, но авось их и  пронесёт от хорошего автора. А, нет, все равно перекупим.

-Так вы такой же, как и они – воскликнула я.

-Ну, во-первых, не такой, им до меня расти, и расти, а во-вторых, для переговоров  существуют кулуары, где все можно тихо и мирно обсудить. А мои конкуренты публично  бросили мне вызов в лицо, когда на моих же глазах решили отобрать у меня самое дорогое.

-Неужели  писатель вам так дорог? – спросила я.

-Я сейчас Елена ни про тираж говорю, ни про деньги, будь они неладные. Эти издатели хотели  меня лишить дружбы с Сергеем, а вот этого я снести, простите,  уже не могу. Они посягнули на мою духовную близость с родным  мне человеком.

-Но ведь можно дружить и без интереса –  опровергала  я материальную заинтересованность в этом духовном процессе.

-Конечно же, можно, бесценная Елена. Но кто сказал, что нельзя совместить полезное с приятным. Ведь друг всегда быстрее поймёт друга, и если надо пойдёт на уступки. Ведь дружба – это самое дорогое, что может неразрывно связывать издателя и автора.

-Это прямо эпос о бескорыстной дружбе – сказал  Менделеев. Но только не надо меня цитировать и тем более не к месту,  Гена. Этим ты можешь подорвать доверие  в самом, как ты говоришь, в трепетном чувстве.

-Наверное, мне уже давно  пора вас оставить наедине, потому как,  чтобы я  сегодня не говорил знаменитому автору: все не  так, все не эдак. Я, конечно, не могу так вещать как ты, но могу тебя уверить, что все сделанное сегодня и сказанное шло от чистого сердца.

-Ну, как Елена ты думаешь, можно верить на слово моему издателю или нет? – спросил меня Менделеев.

Геннадий Викторович посмотрел на меня с таким видом как смотрят дети, которые  ни за что не хотят признаваться в своих проступках, тем более публично. Я же не хотела этого делать и сама.

-На сегодня, можно – сказала я. Тем более что дружба не  должна помнить ни обид, ни тем более недоразумений.

-Вот видишь, Сергей, что говорит женщина, её не обманешь, потому что она сердцем все чувствует и понимает.

-Ага. Я вижу, что вы уже спелись, голубки, и  до правды, мне сегодня не добраться. Ну, так и быть. Тогда я хочу поблагодарить тебя, Геннадий Викторович за то, что ты сделал для меня и надеюсь, ещё сделаешь.

-Да, хоть каждый день. Мне для друга ничего не жалко.

-Ну, тогда на этом и порешим.

-Я рада, что между вами снова царит мир, да любовь, но мне пора домой. Уже первый час ночи. Вызовите мне такси – попросила я мужчин.

-Чтобы, Зверев, отпустил  женщину на такси! И вы уже обижаете меня, добрая Елена. Через  полчаса  у этого порога будет стоять карета, запряжённая парой  лошадей.  Но вот масть лошадей вам придётся выбрать уже самой.

-Тогда белую – воскликнула Золушка фее, роль которую в настоящем играл книгоиздатель.

Сразу же Геннадий Викторович включил телефон и начал кому-то звонить.

Видно было,  что переговоры шли  трудно,  и бескорыстный друг даже стал нервничать. Он начал нервно ходить от столика  к столику, пока не скрылся из вида.

-Он что серьёзно подумал, что я поеду домой в карете?- спросила я писателя.

-Его за язык никто не тянул. Пусть теперь отдувается, как хочет. Но, если  лошадей не будет, то я разрываю с ним  контракт.

-Но это же смешно. К тому же  не реально найти упряжку белых коней в городе.

-Пусть у Зверева голова хоть от этого болит. Не все же моей  голове  без конца все придумывать. Он все время подгонял меня, теперь настала и моя очередь.

Опять как будто ниоткуда  появился господин Зверев, явно чем-то озабоченный.

-Ну, что друг, чем порадуешь? – спросил Менделеев.

-Все есть: Мерседесы, Порше,  Ягуары, Ламбриджиты, даже  Ролс – Ройсы, а вот белой упряжки нет.

-Конец тебе, Геннадий Викторович -  во всеуслышание произнёс писатель. Я до сих пор все условия контракта исполнял и, кажется в сроки. Теперь ты должен доказать свою дееспособность,  что работаешь по праву со знаменитым автором. Я  хочу пару лошадей, которую ты обещал Елене.

-Карета и пара лошадей есть, но дело в том,  что кони чёрного цвета.

-Я согласна,  и на тёмной упряжке поехать домой – радостно воскликнула я.

-Постой, Елена, не горячись – спокойно произнёс  писатель.  Мы уедем только на белой паре лошадей  или нас мой друг отвезёт  на себе.

-Я бы с радостью, но я тоже брюнет – заржал как сивый мерин Геннадий Викторович.

-Очень плохо – сказал Сергей и добавил – все может закончиться для тебя. Ты меня опозорил.

Прости, но после этого я не могу с тобой работать, потому что больше не смогу доверять твоему слову.

-Елена – шёпотом обратился ко мне как к последней инстанции на земле, которая могла растрогать Менделеева. Я выполню все, что ты скажешь, только заставь его сесть в карету.

Но на  все мои уговоры Сергей остался невозмутим, и я уже хотела попросить другую упряжку,  из вьючных животных, которых найти было совсем не проблема.

-У тебя осталось пятнадцать  минут – начал отсчёт времени беспощадный автор.

-Ни один человек не может за столь короткий срок превратить  из черных лошадей в белых.

Я не волшебник и  не могу менять природную окраску на искусственную.

-У тебя осталось четырнадцать минут и одна подсказка – смотрел на часы писатель и уже потирал руки, чтобы разорвать ненавистный контракт на мелкие кусочки.

-Какая подсказка? – наконец уразумел, Зверев, что  спасительный выход для него все-таки существует.

-Ты можешь и на этот раз совершенно бесплатно воспользоваться неуёмной фантазией своего друга. Хотя делаю это не только для тебя, а исключительно для Елены. Она кстати тоже не знает, как из черных лошадей сделать белых.

-Почему же знаю – ответила я. Их надо покрасить.

-Вообще-то способ не плохой, но мучить бедных животных  и к тому же где ты найдёшь сейчас столько белой краски, а самое главное согласится ли Зверев,  перекрашивать черных лошадей в белых.

-Я на все согласен. Я бы всех лошадей в мире перекрасил в  белый цвет. После меня больше бы не стало ни черных, ни рыжих, ни в яблоко, ни в горошек,  ни в квадратик.

-То, что ты зверь мне рассказывать не надо. Но совет так и быть тебе  дам

Менделеев подошёл к своему другу и что-то ему сказал. Тот завертелся как волчок и произнёс: «Ты Сергей самый талантливый писатель на земле».

-А, ты – Геннадий Викторович – балаболка. У тебя осталось тринадцать минут.

После  этих слов книгоиздатель побежал к выходу,   прихватив  с собой несколько официантов и охранников.

-Ну, а у нас пока есть время, и мы можем спокойно выпить по бокалу шампанского – сказал Менделеев.

-Ты что-то  придумал Сергей? Я умираю от любопытства.

-Через двенадцать минут ты все сама  увидишь. Только фантазия и терпение отворят врата этой тайны.

-У меня нет ни фантазии, ни терпения, лишь огромное как мир любопытство.

-Да — снисходительно произнёс писатель. Женщина все-таки  не самое лучшее создание бога на земле.

-Я вот не посмотрю на то, что ты знаменитый писатель и приведу тебя в чувство. Ведь женщина – это самое лучшее, что только мог  придумать создатель.

-А, почему ты нервничаешь? Ведь самые, самые должны быть выше любой глупости когда-либо сказанной мужчиной.

-Так ты уже осознал свою ошибку!

-Да – с грустью сказал автор. Шестнадцать лет назад я не должен был тебя отпускать. Мне надо было связать тебя и держать насильно, пока  бы ты не простила  меня.

-О чем ты?

-Неужели ты все забыла?

-Ничего я не забыла, как  ты целовался с Олей. Но самое гадкое, ты делал это у всех на виду, чтобы сделать мне как можно больнее.

-Это было какое-то помутнение  в голове, но главное я хотел, чтобы ты меня ревновала. И ведь это был только один единственный  поцелуй.

-И 15 лет.

-Неужели ты  за столько времени не простила меня? За 16 лет!

-Нет. Пусть ещё 15 пройдут, но тебе не получить от меня помилования. Никогда.

-Ну, и характер.

-Да, я такая и другой не буду.

-Прости меня, Елена за то, что был так глуп.

-Ты и сейчас, не очень то и умён,  знаменитый писатель – тут я разошлась не на шутку и те, кто слышал мои  следующие слова - окаменели. Только в ответ я получила совершенно другую реакцию, на которую просто не рассчитывала. Писатель смотрел на меня и улыбался.

-Ну, и чего ты скалишься – сказала я ему.

-Ты ругайся, ругайся – сказал он мне  белозубой улыбкой. Мне так нравится, когда ты бранишься. А, у тебя хорошо, получается  - сказал он и тут же нарвался на моё самое острое слово, которое я употребляю очень редко, которое у всех женщин на слуху и редко бывает под рукой.

-А, вот это выражение совершенно тебе не к лицу. Но, если бы ты мне его повторила на бис, то я бы ничего бы не имел против.

-Да, сколько угодно. Я не хочу, чтобы у тебя  относительно  меня были какие-то иллюзии.

Я не женский идеал и никогда им не буду. Я и постоять за себя могу и перейти в контратаку.

-Ты что дерёшься? – удивился автор.

-Я бью один раз, но сильно, по голове.

-Это меня полностью устраивает. Ты мне идеально подходишь.

-Менделеев я с тобой не шучу. Я могу так вдарить, что ты забудешь не только как писать, но, как и ручку в руках держать.

-Тогда это круто меняет дело. Но ради тебя  я даже готов изменить форму работы над материалом.

Но тут  рысцой в  зал  вбежал Геннадий Викторович и повалился мне в  ноги.

-Все принцесса. Карета тебя ждёт.

-Я  не принцесса, а царствующая королева. Пусть мой король живёт теперь в изгнании со служанкой. Он оскорбил королевскую честь этим кровосмешением и пусть вечно кусает себе локти.

-И не только локти – брякнул счастливый Гена.

-Смотри, успел – сказал Менделеев. Ещё одна минута и все было бы напрасно. Ну,  показывай, что тебе удалось сделать.

Я  взяла сумочку в руки и направилась к выходу. Мужчины сопровождали меня по бокам  и

таинственно  улыбались. Когда мы вышли на улицу, официанты уже стояли по обе стороны дорожки и что-то выкрикивали. Только на это  я не обратила внимания, потому что весь мой интерес я сконцентрировала на открытой, позолоченной карете с парой белый лошадей. Кучер уже сидел на козлах, и кони били копытами по асфальту.

-Так вы меня разыграли – обиженно сказала я.  У вас  заранее все было подстроено. Лошади с самого начала были белыми. Ну, вы и жулики. Особенно этот, знаменитый писатель. Фантазия и терпение открывают врата тайны. Но мне все нравится. Молодцы, мужчины.

Тем временем друзья  по-прежнему многозначительно  переглядывались между собой, и улыбались, - как солнце уходящей луне. Стояла звенящая тишина, и только было слышно, как чертыхался кучер: «Ну, это ж надо столько крема для бритья извести, чтобы мои как смоль кони стали белыми как снег. Может теперь и закон такой, что и лошадей брить нужно. Так я сам не каждый день бреюсь».

 Я сначала не поверила своим ушам,  поэтому решила проверить все лично. Я провела ладонью по крупу белой лошадки и в руках у меня оказалась мыльная пена. Но даже теперь лошадь была идеально белой как первый декабрьский снег.

-Ну, вы и прохвосты  - сказала я. Неужели ваша тайна состоит из пены для бритья. Это просто мыльный пузырь, который должен скоро лопнуть.

-К слову сказать, не только из пены для бритья, но из огнетушителя тоже – добавил правдивый книгопечатник. Я скупил  в радиусе двух километров всю пену, но её не хватило. Но так как менделеевской головы под рукой не было,  то пришлось воспользоваться  своей. Не плохо, да – удивлялся своей предприимчивости Геннадий Викторович.

-Ай, да друг – расточал комплименты знаменитый писатель. Ты себе просто цены не знаешь.

-Зато твою я хорошо знаю. Она мне даже снится по ночам.

-Не порти своим нытьём такой величественный момент. Лучше открой дверцу для королевы.

-Я не сяду – запротестовала я.

-Помилуй, королева. Ведь я исполнил  все, как ты приказывала.

-А, вдруг, если я сяду, она тоже окажется не настоящей. В сказке карету сделали из тыквы. А, вы из чего?

-Она сделана из дорогого и прочного дерева. Хочешь, я сам ее испробую – сказал Геннадий Викторович и сам запрыгнул в неё и начал кувыркаться как гимнаст.

-Эй, господин – произнёс кучер. Карета все-таки не батут. Да, и кони от ваших криков могут понести. Грузоподъёмность кареты 800 килограммов. Вы королева сколько весите?

-700 килограммов - ответила я.

-Вес тот, что надо. А, мужчина, который стоит с вами рядом?

-99 –ответил Менделеев.

-Ну, это в самый раз. А, для гуттаперчевого  мальчика места уже нет – указал кучер рукой на Геннадия Викторовича.  Он на один килограмм никак не весит. А, вы вдвоём садитесь. Куда везти то?

-Тут недалеко. Я покажу.

Слова кучера произвели на меня благоприятное впечатление, и я поняла, что мои 700 килограммов он довезёт в целостности и сохранности. Геннадий Викторович от счастья запихнул меня в открытую карету  и то же самое сделал со своим другом. Только руки он ему не подал как мне, не усадил важно, а дал пинка по мягкому месту. Но этого я не видела, а только слышала шлепок, который привёл автора в бешенство.

-Ну, трогайте – сказал  книгоиздатель  и благословил нас в дорогу.

Кучер схватил в руки поводья, затем несколько раз широко встряхнул ими  и умные лошади, почувствовав знакомую команду, тронулись в путь. Так как время было уже позднее, и машин на дороге почти не было, то мы держались не своей обочины, а ехали посередине дороги. Копыта лошадей цокали в тишине  и этот звук, эхом разносился вокруг. В лунном  сиянии хорошо был виден наш старинный экипаж, который  совсем не соответствовал  представлениям о современном городе. Это был архаизм, который чудом уцелел в мегаполисе, поэтому и притягивал внимание ночных прохожих  как магнит. Картина действительно была необычна: суровый кучер, который сидел на козлах и разговаривал сам с собой, весёлая пара, людей устроившаяся в карете как в гнёздышке, все время что-то обсуждавшая и спорившая, и лошади необычайно белой окраски, которые как яркие звезды слепили глаза.

-Прошло ровно 15 лет  – убеждала я слегка выпившего писателя.

-Нет, четырнадцать – вёл новое летосчисление нашей разлуки Менделеев.

-Тебе как представителю умственной профессии позволительны цифровые колебания в голове. То ты с лёгкостью прибавляешь год, то его безжалостно вычитаешь. Но в жизни красивой женщины не только год, а каждый день на счету.

-Вот поэтому  я решил подарить тебе ещё один год жизни.

-Спасибо, тебе огромное, конечно. Но я подарки от малознакомых мужчин не принимаю, тем более в такой эфемерной форме.

-Ты лучше прямо скажи, тебя мужчина не устраивает или подарок?

-Честно сказать ни мужчина, ни подарок не вызвали у меня большого восторга.

-Жаль – печально сказал писатель. А, я то, дурак размечтался.

-Все виной твоё больное воображение. Твоя среда - это мир грёз, а я живу в настоящем мире. Где все далеко не так  просто и нелегко. Но я думаю, чтоб тебе надо,  лишь  опуститься на грешную землю, и заглянуть в глаза не вымышленных героев, а настоящих людей.

-В твои, например? – спросил писатель.

-Ну, хотя бы и в мои красивые. Что ты видишь в них?

-Сказать. Но я боюсь, что после моих слов, ты  возненавидишь  меня.

-Ты   скажи, а я потом сама решу, стоит ли обижаться на бред сумасшедшего или пропустить его мимо ушей.

-Я вижу в них тоску. Неутолённую жажду любви.

-Сейчас мы будем как раз проезжать больницу, то там можно тебя и высадить. Я уверена, что эта остановка тебе просто необходима. Ты же неизлечимо болен.

-Я не буду протестовать, потому что ты права. Я только сейчас понял что моя болезнь – это ты.

-Только не пытайся все с больной головы свалить на здоровую. Я тут совсем не причём.

-Я и не пытаюсь вменить тебе это в вину. Просто я сейчас понял, что любил  только тебя.

-Опять  писательское воображение охватило тебя. Эйфория от нашей встречи скоро пройдёт и все встанет как прежде на свои места.

-Может ты и права – сказал Менделеев и замолчал на несколько минут. А, что это за огни горят впереди? – спросил он после долгой паузы.

-Это больница для душевнобольных – ответила я.

-Значит,  это моя остановка. Тогда разреши,  прекрасная Елена откланяться, потому что мне пора занять своё истинное койка-место.

Менделеев открыл дверцу экипажа и на ходу выпрыгнул на дорогу.

-Это что ещё за фокусы! Если ты знаменитый писатель, то думаешь, можешь позволить себе любые причуды. А, ну быстро вернись на место. Тем более что даму сначала надо довести домой, а на обратном пути заскочить в больницу, тем более что она работает круглосуточно.

-И без выходных – добавил кучер, которому давно все не нравилось.

-Вот видишь. Так что не упрямься  и вернись в мои дружеские объятья.

-Хорошо. Я сяду в карету, если ты закроешь глаза на две минуты.

-Зачем?!

-Ты потом сама все поймёшь. Я сейчас  прошу исполнить мою просьбу.

-А, ты  в это время не сбежишь в сумасшедший дом. Мне не хочется,  тебя всю ночь  разыскивать по палатам.

-Даю честное слово.

-Но смотри, чтобы все было без обмана. Две минуты – это 120 секунд. Я начинаю отсчёт: Один, два, три.

Я считала, как заводная пока не дошла до 101 секунды.

-Все теперь можешь открыть глаза – сказал Менделеев и протянул мне огромный букет цветов.

-Где ты оборвал клумбу, хулиган?!  - с восторгом спросила я.

-Как где? В дурдоме. Мне удалось незаметно пробраться туда и сорвать для тебя цветы.

-Ты это серьёзно?

-Вполне. Только незаметно, по-видимому, не получилось – сказал  писатель и начал   оглядываться назад.

В нашу сторону бежали охранники и начали нас настигать.

-А, что лошади могут  ехать побыстрей? – спокойно спросил писатель у кучера.

-А, то. Да мои лошадки быстрей, чем ветер – сказал извозчик и бросил своих коней в галоп.

Вскоре охранники выдохлись, не в силах догнать нарушителя ночного спокойствия.

-И ты думаешь, я могу принять краденые цветы, Менделеев? – уже отчитывала я писателя.

-А, ты смотри на них не  как на украденные, а как на добытые с риском для жизни. Надеюсь, что тогда их цена в твоих глазах возрастёт многократно.

-Ну, тогда я их принимаю и даже согласна поцеловать своего героя – сказала я и поцеловала писателя в щёчку.

-Честно сказать я рассчитывал, что плата будет щедрее, но и за этот поцелуй, спасибо.

Наконец-то мы подъехали к моему дому и лошади встали.

-Когда мы завтра увидимся? – спросил Менделеев.

-Сложно сказать. У меня завтрашний день расписан буквально по минутам.

-Ничего с твоими клиентами не случится, если ты отложишь свою работу на один день.  От отменённого  курса массажа ещё никто не умирал.

-И от массажа, кстати тоже. Я очень хорошая массажистка. Так что учти себе это на будущее.

-Значит, договорились. Дай мне твой номер телефона.

-А, зачем нам, собственно говоря, встречаться? – спросила я с недоумением в голосе.

-Тебе что трудно назвать номер. Либо  я узнаю его по справочной книге.

-Вот по справочной книге не надо. Какая же ты все -таки зануда, писатель. От тебя  просто так не отвяжешься.

-Это очень хорошо, что ты это сразу поняла. Я же, как репей, который сам ни за что не отцепится.

-Но так как ты сегодня ради меня рисковал своим честным именем, то запоминай.

Лишь, после того как я продиктовала Менделееву свой номер, он открыл дверцу кареты и помог мне спуститься на землю.  

-Ну, писатель чего ты ждёшь? И так уже соседи стоят голышом  возле своих окон и наблюдают за нами. Уезжай побыстрей.

-Ты знаешь, чего ждут  твои соседи?

-Знаю. Они уже ждут завтрашнего дня, чтобы почесать свои языки. К Елене приехал принц на карете, а она его даже в дом не пустила.

-Это все случится завтра как ты и говоришь. Но теперь они ждут другого.  Они спрашивают: «Позволит ли  Елена поцеловать себя принцу или нет?».

-Они зря ждут. Так и можешь им передать. Все хорошее должно быть в меру.

-Тогда я тебя поцелую.

-А, ты вообще застрахован на всякий пожарный случай?

-На этот случай нет. Но я готов попытаться.

-Не стоит. Потому что этот букет может превратиться в веник, который лихо пройдётся по физиономии писателя. И любящие его читательницы ещё долго не смогут узнать прежнее лицо знаменитого автора.

-Ну, мы долго ещё будем стоять?–  заворчал старый  кучер.

Менделеев  отвлёкся на несколько секунд, и мне удалось  за это время незамеченной  пробраться в свой подъезд. Дверь хлопнула прямо перед его носом, и он остался без своего поцелуя.

Я поднялась на свой этаж и через некоторое время очутилась в своей квартире. Я включила свет и начала раздеваться. Через несколько минут, прежде чем юркнуть в постель я заглянула в окно и увидела, что карета по-прежнему стоит перед домом.

-А, писатель, кажется, втюрился в вас, уважаемая Елена Константиновна – сказала я вслух.

-Быть такого не  может – ответила чопорная дама.

-Да. Именно так. И не он, один. Получить три признания в любви за один день – это достижение, достойное рекордов Гиннеса.

-А, мне не нужны рекорды – грустно говорила уставшая женщина. Мне нужна любовь, одна, но настоящая. Все остальное суета и погоня за ветром.

-Тут я с вами совершенно права. Только где же искать её?

-Не знаю. Но я верю, в неё и однажды она меня найдёт.

-Но разве вам не жаль уходящего времени?

-Жаль. Но, по-видимому, это плата  за мечту, которая живёт в моем сердце.

-Но где вы берете силы, чтобы ждать столько лет? – спросила я.

-А, силы  прежние: надежда и вера. Одна не даёт мне отчаяться, а другая возненавидеть этот мир. Ведь мечта может осуществиться в любой миг.

-Ах, если бы это было так. Ах, если бы… - говорила я.

 

                                                                         

3

Эту ночь я спала очень плохо. Можно сказать, что я дремала, все время то погружалась в сон, то выныривала из его темных вод. Только под утро  пришло ко мне сновидение, и я крепко уснула. Но видно телефон в этой жизни был придуман для вечно бодрствующих людей, которые никогда не спят. Только с пятой попытки удалось меня разбудить, и я подбежала к телефону.

-Писатель – сказала я в трубку. Зачем ты так рано мне трезвонишь?

-Это, к сожалению, не писатель. Это ваш коллега Елена Константиновна.

-А, это ты Николаев?! Прости, произошло досадное недоразумение. Но вопрос остаётся для тебя  прежний?

-Какой? – спросил глупый мужчина.

-Зачем ты так рано меня тревожишь?

-Побойся бога, Елена. Уже 10 часов дня.

-Как только 10, а ты меня будишь.

-Я звоню по поручению главного редактора.

-А,  я то подумала, что ты сам взял инициативу в свои руки. Но я ошиблась. Так что за ответственное поручение ты выполняешь?

-Михаил Гершевич хотел  спросить, как продвигается интервью.

-Семимильными шагами. Я думаю, что к субботе мне удастся написать статью. Это все?

-Нет. С тобой ничего не случилось.

-Ну, конечно же, случилось, Николаев. Ты зришь как всегда в корень. Я потеряла невинность.

-Я же тебя  серьёзно спрашиваю.

-Неужели. Я не могу с тобой долго разговаривать, потому что пол холодный.

-А, ты надень тапочки.

-Может для тебя мне, и одеться надо.

-А, что ты говоришь со мной в ночной рубахе.

-Если бы я заранее  знала, что ты позвонишь, то я бы и халат накинула. А, так я стою перед тобой совершенно голая.

-Надо же, как мне повезло. Может, я приеду к тебе?

-Хватит лясы точить. И не занимай линию, мне должны позвонить.

-Твой писатель сейчас занимается благотворительностью, так что у тебя есть время поболтать. Твой Саша вырывает уже трубку из рук.

-Елена Константиновна – слышала я детский голос. Вы сегодня придёте в редакцию?

-Нет -  нервно сказала я. Завтра меня тоже можете не ждать.

-Так что я не увижу вас несколько дней?

-Скорее всего, что все  так и произойдёт. Так что за эти дни ты сможешь меня совершенно забыть.

-Никогда я вас не забуду.

-Саша, не зли меня. Ты лучше скажи, наш совместный материал уже готов.

-Почти.

-В нашей работе как впрочем, и в любви слово почти не  применимо. В понедельник я хочу видеть готовый материал.

-Я все сделаю – отчитался мой молодой напарник.

 -Ну, вот и умница. Передавай привет всем.

-Подождите. Тут ещё один человек хочет сказать вам пару слов.

-Я приветствую тебе, Елена – сказал Олег.

-Здравствуй. Скажи, а кто работает в редакции, если вы все висите на телефоне? Вячеслав Андреевич?

-И он тоже не работает. Ждёт своей очереди, что переговорить с тобой.

-Ну, а тебе что надо?

-Я спешу уведомить тебя, что тряпку, ведро и швабру я уже купил, для Николаева. Так что я в тебя верю, но если что-то не получится, тоже не обижусь.

-У тебя всегда была  беспроигрышная ситуация. Молодец.

Тут в трубке голос снова поменялся, и речь стал держать Виктор Андреевич.

-Добрый день, Елена.

-Привет.

-Вы не загляните к нам хотя бы на минутку?

-А, зачем?

-Я бы вам кофеёк сварил бы. Поболтали бы о том, о сем. Посидели бы по-семейному.

-У меня очень много работы. Но за предложение спасибо. Только говорить мы будем больше по делу, и вы мне расскажите про вашу семью. И, пожалуйста, принесите мне ваш семейный альбом, я просто ужас как люблю его рассматривать.

-Непременно.

-Тогда до понедельника. Пока.

Я положила со злостью трубку  и замерла в раздумье: лечь ли мне снова в   постель или окончательно проснуться. Я решила выбрать золотую середину и пустила  горячую воду в ванной, чтобы вскоре залечь в неё надолго. Как не странно, но мне удалось и там поспать полчаса, пока вода  совсем не остыла. Ровно в два я была уже полностью готова к звонку писателя, чтобы продолжить негласное интервью. Но знаменитый автор все  ещё не появлялся на горизонте, и мне пришлось заняться домашними хлопотами. Я навела в квартире идеальную чистоту и даже приготовила суп-харчо. Но к еде я не притронулась, потому что  после вчерашнего застолья была сыта. Я  уже слонялась по квартире совершенно не зная,  к чему применить свои руки и злилась на писателя.

-Ну, зачем умолять полночи, чтобы получить желанный номер и не звонить? – разговаривала я сама с собой. Наверное, это такая писательская уловка. Чтобы избавиться от надоевшего читателя достаточно попросить его номер телефона и счастливый  и глупый приверженец таланта автора сразу сдаётся без боя. К пяти часам вечера я уже проклинала себя за свою самоуверенность, что сама  не взяла номер Менделеева. Да, видно и впрямь придётся мыть офис в течение месяца под жадные взгляды мужчин. И ведь говорил же мне Саша, что не надо принимать участие в глупом споре, но моё гордое упрямство взяло вверх, чтобы вскоре так низко пасть. Надо было вчера хоть визитку взять у Геннадия Викторовича, у него наверняка есть связь с автором.

Только в пять часов вечера раздался звонок в дверь. Я открыла дверь и увидела Менделеева.

-Я решил прийти без звонка. Как говорится как снег на голову.

-Снег в июле – это редкий феномен в природе. Ну, раз пришел, то проходи. Ведь если я не пущу, то, ты сам ворвешься?

-Совершенно верно – подтвердил все выше сказанное мной писатель.

-А, как ты нашел мою квартиру? – спросила я.

-Этаж я вычислил еще вчера, а вот с  номером квартиры,  промахнулся. По закону подлости я обзвонил все двери, и твоя оказалась самой последней.

-Ну, тогда все теперь будут знать, что меня тайно посещает мужчина. Ужас!

-Но я Елена представлялся всегда изысканно и лаконично.

-Как кто?

-Как жених Елены Мудрой. В одной квартире меня даже узнали.

-Как моего нареченного? – изумилась я.

-Нет. Пока только как  знаменитого автора.

-Ну, вы только посмотрите на него, опозорил женщину и еще улыбается – возмущалась я.

-Я торт принес.

-За торт конечно спасибо, но  я его не ем.

-Ура – закричал Менделеев. Значит я один его съем  без конкурентов.

-Нет, но такого нахальства я себе даже представить не могла. Жених признается своей невесте, что готов сожрать весь торт у нее на глазах и не предложить даже  розочку с торта. Все-таки химический факультет – это не лучшая кузня для будущих знаменитых писателей. Налицо пробелы  в формировании личности  и  в элементарном приличном поведении. Ты просто дикарь, правда, который знает что такое лакмусовая бумажка и спиртовка. Хотя я и в этом сомневаюсь. Как формула воды?

-Аш два о.

-А соляной кислоты?

-Аш2 Эс О4.

-Складно звонишь. Ведь ты факультет с красным дипломом закончил?

-С красным.

-А, что делал потом? - спросила я  и начала как па злы складывать свое интервью

-Затем работал по специальности в одном НИИ. Затем  его закрыли, и я остался без работы. Так что моя история совершенно обычная для выпускника университета. Мечтал я сначала о научной карьере, но все случилось, так как должно было случиться.

-Ты, что фаталист? – спросила я.

-В своей жизни – да. Я плыву по течению судьбы и созерцаю ее.

-А, в книгах?

-Мои персонажи в книгах – это обычные  люди. Поэтому я хочу их видеть счастливыми, в конце концов. Это награда за все те испытания, которые им пришлось претерпеть от моего  коварного разума. Ведь страдания должны однажды закончиться. А, иначе, зачем жить.

-Ты говоришь прямо как моя знакомая. Она тоже утверждает, что счастье придет обязательно и  не важно, сколько его надо ждать.

-Слушай, познакомь меня с  этой умной женщиной!

-Еще чего удумал. Ты же запросто в нее влюбишься и обо мне тут же забудешь. Я пока еще в своем уме.

-Ну, это вряд ли. Ведь я по натуре однолюб.

-Все знаменитые писатели так говорят и влюбляются, каждый раз в другую женщину.

-Скажи, а мы долго будем стоять в коридоре? Может, ты покажешь  мне свои апартаменты.

Все-таки журналист сидел во мне намертво и не давал даже двух шагов пройти писателю по квартире, чтобы не задать очередной свой  вопрос.

-А, почему ты не даешь интервью? – снова начала я приставать  к писателю.

-Просто не хочу – услышала я ответ, который меня ни капельки не устроил.

-Это твоя принципиальная позиция?

-Да. Моя личная жизнь, которая  касается только меня и  баста.

-Ну, а почему ты не раскрываешь свои политические взгляды?

-Елена –  вдруг железным голосом произнес  Менделеев. А, это так принято у массажистов в частности, без конца задавать вопросы своим клиентам? Или ты делаешь массаж только  тем, кто полностью  разделяет  твои политические взгляды?

-Ну, как тебе не понятно. Мне же все интересно, что связано с моим любимым писателем.

-Мне кажется, что ты говоришь неправду. Ты моих книг не читала.

-Я не читала?! - взбунтовалась я.

-Маленькая ложь вызывает большое недоверие - жестко сказала автор. Ну, тогда назови мне их.

Мне пришлось напрячь свою память, и несколько книг удалось даже перечислить.

-Тогда расскажи вкратце сюжет одной?

-Я вкладке не умею, и пересказывать сюжет самому автору, глупо. Но то, что ты мне не веришь, это меня  обижает.

-Ладно, прости. Но твои  вечные вопросы меня несколько настораживают.

Я сделала возмущенное  лицо и даже покраснела от праведного гнева.

-Но я готов ответить на твой вопрос, почему я не открыто выражаю свои политические взгляды, если ты ответишь на мой.

-У меня секретов от тебя, нет. Задавай!

-Ты когда в последний раз ходила на выборы?

-Если честно, то давно. Наверное, еще при царе горохе.

-Вот ты  и ответила сама на свой вопрос.

-Может, я и ответила на него, но только сама я ничего не поняла. Ты можешь  просто по- человечески мне все объяснить.

-Ты рассуждаешь о своих политических взглядах, но ничего не делаешь, чтобы они осуществились. Я же в отличие от тебя голосую всегда тайно и худо-бедно, но все же как-то влияю на расстановку политических сил в стране. Многие писатели создают себе пиар из любой политической возни, а  я не хочу этого. Мне это противно делать. Автор должен писать и отрабатывать свой кусок хлеба , а иначе он прихлебатель, который прячет за своей политической  деятельностью свою несостоятельность как писателя.

-Ну, на  сегодня ты ответил на все мои вопросы и можешь пока походить по комнатам – сказала я, чтобы отвлечь писателя от своих глупых размышлений. Только руками ничего не трогай.

-Ну, этого я тебе обещать не могу. Я тоже любопытен как некоторые. Но я даю слово, что к ювелирным изделиям и разбросанным деньгам даже  не притронусь.

-Вот это мне нравится. Но, если где-то ты найдешь деньги, то я готова как кладоискателю предложить половину от найденной суммы.

-Царица небесная – воскликнул  Менделеев. Я себе голову ломаю, придумываю сюжеты для новых книг, а тут мне делают такое заманчивое предложение. Я и с меньшего процента готов работать. Даже за 25 процентов.

-Тогда ты погуляй, а пойду на кухню.

-Зачем?

-Ну, ты голоден, наверное.

-Есть я не хочу, а вот чай с тортом. Это было бы в самый раз.

Я прошла в кухню и поставила чайник на плиту. Я слышала, как Менделеев по хозяйски прошел сначала по залу, затем заглянул в ванную и удалился в мою спальню. Если все другие комнаты не вызвали особого интереса у писателя, то эти стены пленили его чем-то,  и он все не выходил оттуда. Я уже начала беспокоиться, не случилось ли что-то с кладоискателем, и пошла к нему на выручку.

-Ты что это делаешь на моей кровати? – спросила я.

-Лежу – как чеширский кот ответил Сергей.

-А, по какому собственно праву ты валяешься на ней?

-Я прилег отдохнуть. Ты думаешь, что клады легко искать. Дудки. Я перерыл все твои шкафы, я передушился всеми твоими духами, я даже помаду попробовал, но клад так и не нашел.

-Как не стыдно заглядывать в шкаф к взрослой женщине. А, вдруг бы там скелет нашел?

-Да. Женская невнимательность могла запросто забыть любовника в шкафу,  и вспомнить о нем только при появлении очередной жертвы.

-Ну, во-первых, ты  не мой жених, как я помню, и к любовникам не примазывайся, а во-вторых, пойдем пить чай.

-Погоди – сказал писатель. Если я правильно помню семейную иерархию, то жених сразу становится мужем, и значит любовником ему уже никогда не быть. Как обидно для жениха. Может, начнем рангом пониже, чем жених.

-Моим любовником тебе тоже  не стать никогда.

-Это очень обидно слышать для жениха. Неужели как любовник он не интересен своей невесте?

-Ты мне интересен только как знаменитый писатель.

-О, жестокая женщина – воскликнул Менделеев и начал  театрально рыдать в мою подушку. Я буду тут лежать, пока ты не снизойдешь ко мне. Я превращусь в мумию, и мои читатели не простят тебе  этого.

-Тогда я съем торт сама – просто и по-деловому шантажировала я мужчину.

-Я не могу позволить свершиться несправедливости дважды. Я оставляю эту кровать на время, но я вернусь. Только дождись меня – ложе любви и больше никого не пускай на мое место.

-Нет, Сергей. Тебя на пушечный выстрел нельзя пускать в культурное общество, потому что ты все развратишь.

-Наконец-то и ты поняла, почему я избегаю эти  цивилизованные  вечеринки. Император Кали гула,  покажется всем вам  жалким второгодником перед моим растлевающим разумом. Я опрокину чистые чувства на дно порока и греха.  Так что вы должны благодарить меня, что я щажу  вашу невинность

-Так ты идешь пить чай?

-Конечно – быстро ответил Менделеев и побежал за мной как собачонка.

Я разлила чай в чашки и попросила разрезать торт мужчину. Сергей схватил нож в руки, и уже хотел приступить к своим обязанностям, как я его вовремя остановила.

-А, писатель моет руки перед едой? – спросила я.

-Не всегда – ответил знаменитый автор. Сегодня  именно тот случай, когда омовение рук не входило в его планы.

-А, ну марш   в ванную – сказала я.

-И не подумаю.

-Кто руки не моет, тот не получит не кусочка торта.

-Это твое окончательное решение, Елена!

-И бесповоротное – ответила я.

-Ну, хорошо я подчиняюсь грубой силе, но скажу тебе как на духу, что ты  не права.

Менделеев скрылся в ванной и появился через минуту.

-Мне кажется, что я не слышала, как лилась вода. А, ну покажи мне руки?

-Ты что мне не доверяешь? – изумленно спросил популярный писатель. Ты не слышала шум падающей воды, потому что я экономно ее расходовал.

-Покажи свои руки – стояла я на своем.

Автор представил свои руки для осмотра и тут же спрятал их в карманы.

-А, ну еще раз  мне их  покажи?

Писатель снова продефилировал своими  конечностями, но не успел их убрать за спину.

Я с большим трудом  удержала их  и попыталась смирить. Менделеев попытался оказать мне сопротивление, и тут же  был за это легко наказан ударом в живот. Когда я посмотрела на его ладони, то чуть не расплакалась. Глубокие царапины избороздили не только саму ладонь, но и пальцы рук. Где - то еще была видна запекшаяся кровь, а некоторые раны уже начали нарывать.

-Не обращай внимания, Елена. Это со мной всегда случается, когда я раздаю автографы.

-Не правда. Ты все врешь. Это случилось вчера, когда ты рвал для меня цветы.

-Ты все путаешь, красивая женщина. Все случилось еще на презентации.

-Тебе что вчера Геннадий Викторович сказал: Женщину нельзя обмануть, потому что она сердцем все видит и чувствует! Твои руки надо обязательно продезинфицировать. Пойдем в комнату,  и я обработаю твои раны.

-Давай лучше торт есть -  сказал Менделеев. С моими руками ничего страшного не случится, а вот чай может остыть.

Я взяла писателя за запястье и повела за собой в комнату. Мне удалось усадить мужчину за кресло, и я начала ворковать возле него. Я обработала раны медицинским спиртом, и мне  пришлось перевязать его правую руку, потому что она была в самом удручающем состоянии.

-Ну, и как я в таком виде пойду в кино? – спросил Менделеев.

-Ты можешь и  в сауне с этой повязкой париться, не то, что в кино. А, с кем ты идешь в кино сегодня можно тебя спросить?

-С тобой. Но ты этого еще не слышала. Вот когда мы съедим торт, вот тогда я сделаю тебе это   заманчивое предложение. Ты, конечно, поначалу будешь отказываться, но, посмотрев на мои раны, расплачешься  и все-таки согласишься.

-Ты что этот сюжет уже проиграл в голове? – спросила я.

-Да. Но если ты хочешь поломать  его и выстроить свой, то  у тебя ничего не получится. Я не люблю когда из моего прекрасного, трогательного, нежного сюжета делают черти что. Ты знаешь, я тоже умею ругаться, особенно с режиссерами. Тут я не одну собаку съел, а даже несколько.

-Ну,  я же не режиссер. Я могу такое коленце выкинуть.

-Вот насчет колена поподробнее. У тебя шикарные ноги и я был не прочь с ними поближе познакомиться.

-Почему ты все время  нарываешься  на большие неприятности писатель? -  по-дружески спросила я. Если бы я собственноручно не перевязала твои раны, то нанесла бы тебе сейчас  тяжелые побои.

-Ой, как страшно. Неужели ты можешь поднять руку на писателя? Ведь он один светоч в темном царстве. Он дарит людям слово, а ты размахиваешь руками и угрожаешь ему. О, неблагодарный читатель, что ты будешь делать, когда его не станет.

-Я буду, есть торт.

-И опять, конечно же, без меня. Но я еще воскресну из мертвых и буду, сам его есть.

-Ну, тогда я принесу торт  и чай в комнату – сказала я.

-Тебе помочь?

-Я  сама, без тебя справлюсь. Сиди лучше в кресле... калека и жди.

-Как ты можешь издеваться над изувеченными людьми. Как твой язык только мог произнести такие слова. Стыдись, беспощадная Елена. И не пробуй торт двумя руками сразу, потому что это могу делать только я.

-Тогда я пальцем попробую. Можно?

-Ну, только безымянным, потому что он самый маленький. И только один раз.

-Я не думала что ты такой жадный на сладкое?! В твоем возрасте пора переходить уже на что-то более съедобное. Может, ты суп-харчо будешь?

-Я буду хлебать суп,  а ты будешь торт трескать. Не бывать этому, лукавая Елена. Меня так просто не проведешь.

Я удалилась на кухню, но все еще слышала голос Менделеева, который не просил, а требовал поторопиться, потому что глюкоза жизненно необходима для мыслительного процесса автора и еще чуть-чуть он откинет свои ласты в моей квартире. Я выдержала долгую паузу, и голос на какое-то время смолк. Но через минуту он снова ожил и заклинал не притрагиваться к сладкому, как возможно уже давно не меньше ста лет просроченной хлебобулочной продукции.

После того как исчезло три четверти торта, в квартире наступило долгожданное затишье.

-Я не должен был позволить тебе перевязать мне правую руку – неожиданно сказал Менделеев.

-Это еще почему?

-Потому что не забинтованной правой рукой я бы съел значительно больше.

-Ну, ты и нахал. Ты сам почти весь торт съел.

-Я и говорю, что правой, не окольцованной рукой  мне бы удалось его съесть до последней крошки.

-Я могу тебе еще положить.

-В следующий раз. Потому что есть много сладкого это вредно.

-И где только весь торт уместился в тебе?

-А, я запихнул его себе в голову. Теперь можно  подумать и о сюжете новой книги.

-А, как рождается сюжет твоей книги? -  как-то невзначай спросила я.

-Все происходит по-разному. Иногда одно слово может стать прототипом истории, порой череда событий, которая казалось, не таит в себе ничего, вдруг явит свой тайный смысл, но чаще во сне мне ко мне приходят сюжеты.

-Во сне! - воскликнула я.  А я то  дура думала, что тебя мучит бессонница и ты от бессилия найти что-то новое,  на себе волосы рвешь, а ты спишь без задних ног.

-Только не надо мне так явно завидовать.  Ну, так мы идем в кино?

-По твоему сценарию я должна сначала поломаться, пожеманиться, но ничего этого не будет, потому  у меня есть свой сюжет и тебе его заранее никогда не прочитать. Не один мужчина не может просчитать коварный план женщины, даже такой популярный писатель как ты.

-Ты бросаешь мне вызов, неуемная Елена. Смотри, ведь я могу его и принять.  

-Ну, если ты сам этого хочешь. Но тогда берегись. С этой минуты будь со мной на чеку.

-Я всегда  осторожен. Но от тебя я не жду никакой  угрозы.

-Ты так думаешь? Мне кажется, что ты сильно во мне заблуждаешься! Недооценить соперника – это значит заранее ему проиграть.

-Мне нравится твой настрой. Как у тебя загорелись глаза. Мне уже даже как-то не по себе.

Но это будет неравное противостояние. Ведь я автор многочисленных сюжетов, а ты   лишь массажист.

-Твои сюжеты – это чистая  фантазия. А, я закалена самой жизнью, которая намного талантливее тебя.

-Но я  хотел бы дать тебе тогда  фору.

-Я не нуждаюсь в ней. Скорей я тебя могу дать преимущество.

-Это совершенно лишнее. Но, я рад, что  у меня такой благородный, честный, а главное красивый соперник.

-Я не терплю комплиментов от самовлюбленных мужчин, которые  указывает мне,  на мое  место.

-Место женщины всегда  рядом с мужчиной.

-Это я – женщина выбираю,  с каким мужчиной  мне быть и  никто не может навязать мне свою волю.

-Тогда выбери меня. Пожалуйста. Я буду тихо лежать в твоих объятиях и  всегда тебя слушаться.

-Никогда.

-Но я же хороший и почти не вредный.

-Ты считаешь, что ты не уязвим, а я говорю тебе, берегись меня.

-Мне кажется, что  мы заигрались с тобой азартная  Елена. Я совершенно не хотел тебя обидеть  и ни  в коем случае не затронуть твою женскую гордость.

-Но, тебе это удалось.

-Да, такой сюжет мне и в страшном сне не мог присниться. Тогда  давай еще по кусочку тортика съедим. Ведь сладкое делает людей добрее.

-Я не люблю сладкое.

-Я тоже почти, что его не люблю. Но сейчас для тебя это совсем не сладкое, а лекарство против  злости. И чего ты так ожесточилась на меня, не пойму? Хочешь, я тебя даже с ложечки покормлю?

-Я не буду, есть – наотрез отказалась я, и закрыла свой рот руками.

Но Менделеев уже нес к моим устам  большой кусок торта на маленькой ложечке.

-Ну, будь умницей и не упрямься – говорил он мне.

-Мне просто  в рот не залезет такой большой кусок. Мне от сладкого потом всегда плохо.

-А, ты представь что это самый обычный, вкуснейший, приятно пахнущий – рыбий жир.

-Фу. Ты хоть раз его сам пробовал  этот противный, гадкий, зловонный – рыбий жир.

-Честное слово, что нет. Но я много слышал о его пугающих и в то же время лечебных свойствах. Так что, давай, широко рот разевай, но его не глотай, а прожевывай. Ведь это уже  не  рыбий жир, а  рыбье сало, в брикете.

-Если ты скажешь, еще хоть одно слово я не стану, есть твое лекарство.

-Хорошо, уже молчу – согласился со мной писатель.

Я  закрытыми глазами  проглотила огромный кусок торта или рыбьего сала и долго не хотела их открывать.

-Ну, как ты уже чувствуешь, как хорошо быть доброй? – спросил Менделеев.

-Сейчас я запихну тебе оставшийся рыбий жир между губ,  и ты почувствуешь такое же чувство.

-Все-таки я вижу, что норма рыбьего добра была недостаточной, чтобы ты окончательно стала доброй. Надо  повторить инъекцию. После  нее ты точно почувствуешь другие  мироощущения.

-Ну, уж нет. Теперь настала твоя очередь. Открывай рот и представь что это пертусиновые капли.

-Ни за что. Чтобы я пил такую гадость. Это - просто торт. И нечего его сравнивать с каким-то сомнительным лекарством.

Я правой рукой взяла последний кусок торта и умышленно измазала Менделеева кремом все его одухотворенное лицо. Заварной крем хорошо лег на мужские черты как маска для лица.

Только его глаза в этом сладком океане,  смотрелись как два одиноких острова.

-А, ты оказывается еще и очень расточительна. Пронести такой кусок мимо моего рта. Тебе не жалко?

-Я просто без очков плохо вижу – ответила  я весело.

Я протянула для сладкой фигуры полотенце, чтобы он смог вытереться, но Менделеев, к моему удивлению, не смог его ухватить.

-Ты знаешь, и  я без очков вообще ничего не вижу – сказал он. Я вот даже не вижу твое полотенце. Так ты даешь его мне?!

Сергей как  мнимый слепой  начал искать его  вокруг себя,  размахивая по сторонам руками, пока не схватил меня и не поцеловал в губы. От неожиданности я на какое-то  время растерялась, но вскоре быстро, пришла в себя. Мне удалось выскользнуть из его сильных рук и даже отодвинуться на безопасное расстояние.

-Ну, как и как я сейчас выгляжу? – спросила я у Менделеева.

-Шикарно – ответил автор. А, главное так же как я.  

-Ты же  и меня перепачкал тортом. Передай мне, пожалуйста, полотенце.

-Зачем тебе полотенце, кристально чистая Елена? Ведь я готов есть торт прямо с твоего лица.

Он взял мою правую руку и начал методично слизывать с нее крем.

-Я никогда не могла подумать, чтобы знаменитый автор, мог пойти на такие унижения ради ничтожного крема – сказала я и подставила  уже левую руку.

-О, я еще не на такое способен.

-Ну, хватит – сказала я, когда мои руки были об целованы или вернее сказать облизаны  от ногтей до локоточков. Теперь-то ты надеюсь, наелся.

-Осталась еще одна поверхность, которая хранит на себе толстый слой крема и ореховых крошек.

-Вот и облизывай коробку от торта.

-К коробке я приступлю позднее, а пока мне бы хотелось попробовать крем с твоего красивого лица.

-Так у меня и на лице остатки торта?

-Хм, остатки. Это настоящие горы. И я как сладкоежка не могу спокойно пройти мимо них. Это тебе не маленькое пирожное или петушок на палочке, это целая горная цепь, которая в длину, протянулась от одной щеки до другой, а в ширину от подбородка до кончика носа.

-Ты что это собираешься сделать со мной? – спросила я. Я не позволю облизывать мое лицо.

Но популярный автор схватил меня за голову и начал методично пожирать горные цепи своими толстыми губами, пока не съел их все, лишь напоследок он облизнул кончик моего носа. Не скажу, чтобы эта процедура оставила меня совсем безучастной, но я была тверда своим принципам, тем более что нежные прикосновения не могли сломить моих  убеждений, может лишь, слегка, поколебать.

-Фу, какой ты слюнявый, Менделеев -  произнесла  я в конце всех своих мытарств.

Теперь кино точно отменяется и мне придется принять ванну.

-И мне тогда тоже – закричал Сергей. Мне тоже надо смыть с себя сладкие оковы прошлого.

-Ни за что. Для этих целей  существует гостиница, и частная квартира. Ведь ты наверняка живешь где-то неподалеку? – лукаво спросила я.

-Если ты  не возражаешь, то я вообще предлагаю нам жить вместе, по одному адресу.

-По какому? – навострила я свои ушки на макушки.

-Да, по любому, хоть по твоему. Я готов  переехать к тебе прямо с сегодняшнего дня.

-Нет. К такому многочисленному  переселению людей  в мою двухкомнатную квартиру я не готова. Мне же надо к этому хорошо подготовиться. Давай не с сегодняшнего дня, а предположим…

-завтра – начал рассуждать о приходе близкого счастья знаменитый автор.

-Даже завтра – это слишком рано. Вот через пятнадцать лет, будет в самый раз.

-Ты серьезно? – спросил Менделеев, и голос его зазвучал как на приеме: холодно и сердито.

-Я всегда серьезна. А, ты, почему такой злой? Ты же съел весь торт, но  добрым так и не стал.

Я встала  с кресла и прошла на кухню. Через секунду я принесла коробку, в которой когда-то лежал торт.

-Менделеев – сказала я. Я пока буду приводить себя в порядок, твоя задача съесть все и быть к моему приходу в хорошем  настроение. Но, если я увижу коробку не пережеванной, а твое выражение лица, не счастливым, то в кино ты пойдешь один. Вопросы есть?

-Есть и даже много.

-Я отвечу тебе лишь на один и то, только потому, что ты ограниченный писатель.

-Так мне коробку можно только жевать или глотать ее тоже  обязательно?

-Так как я сегодня необычайно добрая,  то этот выбор я оставляю на твое усмотрение:

хочешь, жуй, хочешь, глотай.

-Ага. Значит, как пойдет. Спасибо тебе, великодушная Елена.

-Слушай Менделеев и прекрати меня награждать прилагательными от кристально-чистой до великодушной. А, то я могу очень сильно рассердиться. Ну, а теперь жди меня  и я скоро вернусь.

Я прошла в  ванную, умыла лицо и уже в спальне начала прихорашиваться. Я надела длинное,  вечернее платье пепельного цвета и набор украшений из платины: цепочку с подвеской и серьги, украшенные маленькими брильянтами.

 Когда я появилась уже в зале, то от плохого настроения писателя  не осталось и следа. Он смотрел на меня заворожено, готовый исполнить любое мое приказание. Мне даже нравилось ощущать над ним свою власть,  как будто и  не было этих 15 лет. Я огляделась по сторонам и обнаружила, что коробки от торта не было.

-Ты что коробку в мусорное ведро выбросил?

-Ты знаешь, я, как начал ее есть, так и не смог остановиться. Сейчас не только торт, но и коробку от торта делают съедобным. Вкуснотища. Но веревку я уже есть не стал, потому что  она бы слишком длинной  и никак не жевалась. Уж я ее и так и сяк, но она ни  в какую.

Я пропустила весь его треп сквозь уши, но на всякий случай решила проверить наличие картонной коробки в месте, где ей, и положено быть, но безрезультатно. Затем я устроила шмон по всем  возможным тайникам, но ничего не обнаружила.

-Эй, автор ты, что и впрямь ее съел? – спросила я с растерянной улыбкой.

-Ну, конечно. Я так обожаю картонные изделия из-под сладких деликатесов.

-Может тебя, в мое отсутствие, посетила Муза и ты начал записывать на ней  свой новый сюжет.

-Муза в такое позднее, а главное на квартире другой женщины, меня не посещает. Она очень ревнивая дама и любит проводить со мной часы творчества в полной тишине и одиночестве.

-Признавайся куда ты ее дел или я вызову  скорую помощь - решила я напугать автора бесчисленных историй.

-Ну, во-первых, они тебе не поверят, а во-вторых, при моем здоровом виде  у них может появиться желание попробовать  уже на себе мой рецепт хорошего настроения.

-Ты же говорил, что сладкое – это рецепт бодрого и веселого настроения, но не коробка от него.

-Коробка не рецепт,  она закрепитель хорошего настроения. Теперь до конца дня я буду, добр и миролюбив.

-А, я все время  буду беспокоиться, и вздрагивать, какую часть желудка прошла коробка и не застрянет ли  она там навсегда.

-Только не надо напрасно переживать. В случае чего протолкнем этот кусок картона какой-то другой вещью.

-Человек не может питаться предметами,  для этого существуют продукты.

-Не может – воскликнул автор. Ну, тогда смотри.

Писатель подошел к люстре, затем поднялся на носочки  и начал выворачивать одну из лампочек. Все это он проделал спиной ко мне, потому что я  снова приступила к поискам проклятой коробке уже в коридоре.

-Что это? – спросил автор, который держал в правой руке грушевидный предмет.

-Это электрическая  лампочка – ответила я.

-Дураку понятно, что это лампочка. Вопрос стоит совсем  в другом: съедобная она или нет.

-Передай тому дураку, который задает такие бестолковые вопросы, что она не может быть съедобной, потому что эта лампочка искусственная.

-А, я утверждаю, что она натуральная.

-И что ты сможешь  твоему изречению привести доказательства?

-Я все могу. Теперь смотри, как я буду, ее есть.

Сначала Сергей долго вертел лампочку в руках, затем  несколько раз примерялся проглотить ее целиком, но решил  съесть ее по частям: от стеклянного купола до   алюминиевого цоколя. Я уже потеряла терпение,  и решила больше  не смотреть  за этим дурачеством,  как Менделеев произнес: И, так мертвый трюк под плоским куполом двухкомнатной квартиры. Его исполняет ваш покорный слуга. Тут он начал перечислять свои  многочисленные  титулы и регалии.

-Я дважды  упавший с Эйфелевой башни, трижды стукнутый пыльным мешком по голове,   один раз ошпаренный, но так и не сваренный в  кислотном  растворе. Человек,  которого просто не берет смерть к себе, потому что ей,  не за что за меня ухватиться. Автор, который противостоит людским суевериям, покажет на себе,  как мир искусственный оживает в его руках и даже съест его.

Менделеев замер, чтобы исполнить смертельный трюк, но  снова начал рассказывать про себя  небылицы. Оказывается, что  он изучал черную и белую магию и у него  есть даже какой-то черный пояс, затем под большим секретом поведал, что своей силе обязан исключительно космосу,  и одному конкретному гуманоиду со странным именем как  бара башка.

-Ну, что же ты - уже я начала подбрасывать огонь в этот горн неуемной фантазии и крошечной отваги  свои кубометры дров. Ты – жалкий трус Менделеев.

-Что?!  - возмутился писатель. Я трус? Так, если раньше исполнение такого опасного трюка откладывалось  только по вопросам безопасности для зрителей, то сейчас, после оскорбления, которое было брошено в лицо прославленному пожирателю всех лампочек и электроприборов будет выполнено на твоих глазах.

 О, неблагодарный зритель.

Менделеев снова поднес лампочку ко рту и откусил часть стекла. Затем добрался до внутренней начинки  и стал страшно хрустеть. От всего увиденного у меня встали волосы дыбом, и я начала плавно оседать. Но писатель подхватил меня и усадил на кресло. Пока я приходила в себя, он  все-таки догрыз свою «грушу» и смотрел на меня как-то удрученно.

-Прости меня, не помнящая зла, Елена. Я забыл предложить тебе хоть маленький кусочек этого яркого солнца, который некогда горел  в твоей квартире, но если ты хочешь,  я выкручу еще одну, уже специально для тебя.

-Ты мне лучше  скажи, почему ты еще живой? – спросила я.

-Ну, я же тебе объяснял, что не берет меня смерть.

-Сергей – начала я причитать. Если я для тебя что-то значу, пожалуйста,  позвони в скорую сам, потому что у меня нет сил. Они еще смогут тебе помочь. Я тебя просто заклинаю.

-Ну, хорошо – согласился Менделеев и начал звонить в скорую. Он сел рядом со мной, и  я слышала  голос в трубке.

Алло, здравствуйте. Это скорая? –спросил писатель.

-Скорая – ответил  женский голос, уставший за целый день выслушивать одно и тоже.

-Сегодня хорошая погода, не правда ли?

-Мне кажется, что вчера было лучше, чем сегодня.

-Да, тут я с вами абсолютно согласен. Сегодня жарче, чем вчера, а цена на свежую рыбу, не падает. Безобразие.

-И не говорите. Рыба прямо на глазах тухнет, а им бы хоть бы хны.

-Продавцы, как и рыба, тухнет всегда  с головы, поэтому соображают вяло, а главное как-то жадно для тридцатиградусной жары. Люди, приспособленные для обитания на суше, и то могут получить солнечный удар, а тут рыбы. Хотя, мясо животного происхождения тоже не падает, хотя подвержено разложению никак не меньше, чем рыбья чешуя.  

-Цены на продукты просто астрономические. Только олигархи и могут позволить себе купить полную авоську на рынке.

-Я вот давеча видел одного, возвращающегося с Черкизовского рынка, так плакал навзрыд, потому что денег на покупку авокадо уже не хватило. Так я одолжил и с приветом.

-А,  я вот деньги в банк под процент положила и с тех пор кричу: „Ау» Все обещают найти их и возместить, но воз и поныне там.

-Тут не «ау», а «  караул» кричать надо.

Я слушала их разговор и  все явственнее понимала, что кто-то из говорящих или  слушающих, неизлечимо болен. Но так как говорящих было большинство,  и они хорошо  понимали друг друга, то я тоже решила принять участие в их наимудрейшем диалоге.

-Сергей – произнесла я. Какая рыба, какая цена на мясо, какой олигарх с авоськой на рынке?

Ты лучше скажи, что ты съел картонку из-под торта и обязательно про электрическую лампочку.

-Мне тут подсказывают – выговорил Менделеев – что я должен поведать вам одну грустную историю. Я сегодня пришел  к своей знакомой женщине, ну,  вы понимаете,  для чего приходит  симпатичный мужчина к  не молодой особе. Так она заставила меня съесть картонную коробку и электрическую лампочку.

-А, что как мужчина, ну, вы меня  понимаете? – говорил женский голос и ставил  по телефону очень плохой диагноз.

-Я не могу себя хвалить, но до сих пор нареканий не было. Хотя такая жара, что возможен сбой в любой охладительной установке. Механизмы не выдерживают, а тут человек, да, к тому же мужчина.

-А, картонная коробка была  большая? - допытывалась скорая помощь.

-Да, вообще-то не очень. Из под торта.

-А, я уж подумала, что это та, картонная коробка, в которой хранилась шляпка…

-Из итальянской  соломки – подхватил писатель. Вы тоже любите этот старый фильм, тогда давайте вместе споем.

И Менделеев и «скорая» и даже я запели знаменитую песенку про шляпку из итальянской соломки.

Я пришла первая в себя и снова начала роптать на судьбу.

-Милый, Сергей. Черт с ней с этой картонкой ведь она сделана из итальянской соломки.  Тьфу.Пусть немедленно приезжают по моему адресу. Я даже пойду, дверь заранее открою. Ты сделай акцент на лампочке.

-Меня просили сделать иностранный акцент, но, к сожалению, иноземными  языками я не владею, поэтому вам придется все услышать на чисто русском языке - издевался писатель как мог. Заранее приношу свои извинения.

Мне так хотелось применить к нему, ну, хоть чуть-чуть своего неуемного темперамента, но я не знала точно: куда можно было бить, а куда нельзя. Меня как будто кто-то разделил на две половинки: одна жалела Менделеева и желала ему долгих лет жизни, а другая жутко ненавидела и просила не дать ему умереть от другой, более великодушной  руки. Я металась между добром и злом и решила, что маленькое зло в руках сейчас полезнее чем большое тело писателя в небе. И так я его пожалела в этот миг, что ударила его кулаком  по шее, чтобы лампочка прошла наверняка, не затронув сонную артерию.

-Ах, да, уважаемая скорая – продолжал автор. Как вы думаете можно ли есть электрическую лампочку?

-Попробовать ее, конечно же, можно, но съесть до конца,  никогда – ответила одна  женщина  за все бригады скорых помощь.

Тут уже я не выдержала и схватила трубку.

-Что вы такое говорите - кричала я в трубку. С каких пор уже можно пробовать электрические лампочки.

-А, вы собственно кто такая? И почему вы кричите на меня. Я   принимала вызов у мужчины, и только с ним я буду говорить.

Я начала угрожать незнакомой женщине уже журналистским расследованием и просила мне  только представиться, но без успешно. Тогда я снова передала трубку Менделееву, но не отходила от него  не на шаг.

-Теперь я понимаю, почему вы решили съесть не только картонную коробку, но и лампочку.  Хотите мужчина, запишите  мой домашний адрес, и я накормлю вас до отвала.

-До отвала я согласен – ответил  писатель, тоскующему женскому голосу.

-А, я нет – прорычала я в трубку и бросила ее.

-Но я так и не получил врачебных рекомендаций как правильно себя вести при съедании электрической лампочки –произнес Менделеев.

-Такую рекомендацию я и сама могу тебе дать.

-Тогда давай. Я уже настроился.

-Моя рекомендация  для мужчины проста как мир: сиди ниже травы и не выше воды , а то плохо будет. Неужели ты мог принять предложение  от мало  знакомой женщины, чтобы только набить себе брюхо?

-Не знаю – ответил автор. Мне предложили помощь, и я подумал, что нехорошо отказываться,  так и не посмотрев в добрые глаза скорой помощи.

-Ты рассуждаешь как  наивный писатель – сказала я и дала ему легкий  подзатыльник.

Тут же раздался какой-то звук, похожий   хруст и автору стало плохо. Теперь  уже я его подвела  ближе к дивану, чтобы он смог лечь

-Когда ты ударила меня по голове, в ней что-то произошло. Ты слышала хруст?

-Да - честно призналась я. Менделеев, прости меня.

-Уже только бог простит - ответил писатель, который  лежал на диване белый как полотно.

-Давай я еще раз вызову скорую? – предложила я.

-А, какой смысл – ответил Сергей  и добавил – ведь все равно не успеют. Не спасут!

-Что я наделала?  - ревела я в полный голос.

-Елена, у меня есть к тебе последняя просьба – мужским голосом сказал лучший писатель на свете.

-Я все для тебя сделаю. Говори.

-Я не хочу, чтобы мне делали вскрытие после смерти. Пусть инородные предметы, находящиеся в моем желудке останутся в нем навсегда. Сохрани мою тайну и никому про нее не рассказывай.

-Ну, зачем ты съел эту электрическую лампочку? Неужели ничего другого ты не мог найти.

-Но ведь это ты заставила меня это сделать. Ты мне не поверила и я решил тебе доказать даже  ценой жизни,  что ничего невозможного для автора нет.

-Но ведь надо и свою голову иметь на плечах. Может, тебе стало уже  лучше? – спросила я.

-Как раз наоборот. Начались резкие боли в желудке. О, как больно – застонал Менделеев.

-Может,  можно  что-то еще сделать?

-Спасти меня может только твой поцелуй. Ведь ты не откажешь мне в последнем желании?

-Я согласна и сама тебя поцелую.

Я склонилась над писателем и слегка притронулась к его губам. Но для покойника это было мало, и он сильно прижал меня к себе. Пока его руки еще лежали на моей талии, все это еще можно было стерпеть, но как только они стали ощупывать меня более тщательно, то  мне пришлось несколько урезонить их познавательный пыл.

-Менделеев, ты для покойника слишком резвый – сказала я.

-Ну, конечно, этого я не отрицаю. Ведь у меня слишком мало времени. В раю говорят, любовь совершенно бесполая. Скоро я стану ангелом и не о чем таком, не буду и помышлять.

-Поэтому  думаешь  все получить на земле?

-Это же  последнее желание умирающего – не унимался писатель

-Я уже исполнила его. Как ты себя чувствуешь?

-Намного лучше. Я чувствую, как кровь снова забурлила во мне. Еще немного и я смогу уже самостоятельно ходить.

Уже через минуту покойника уже нельзя было узнать.

-Ты – Елена совершила настоящее  чудо. Я снова выздоровел.

-Неужели поцелуй обладает такой чудодейственной силой? – с недоумением спросила я и даже погладила свои губы, которые просто пекли.

-Не каждый. Для меня вот подходит только твой. Как хорошо все-таки, что я тебя нашел.

-Я ничего не понимаю. Еще пять минут назад ты лежал пластом, а теперь скачешь по квартире как козел. Может я действительно волшебница?

-А, я про что тебе говорю, и не капли  в себе не сомневайся. У тебя бесценный дар оживлять покойников. Ай, да Елена чудотворная. Это же надо так  уметь. Я просто диву даюсь.

-Так, если ты начал меня хвалить, значит, я что-то проглядела. Ты врун и плутишка.

-Но, если ты не видела, как я проглотил картонку, то, как  я съел лампочку своими же глазами?

-Здесь что-то не так – стояла я на своем. Так не бывает, чтобы человек лежал при смерти, а теперь куражится над своим лекарем.

-Я куражусь? Я просто хочу всем рассказать, какая ты замечательная.

-А, ну выворачивай карманы! – сказала я командным голосом.

-Это еще зачем? Неужели ты могла подумать, что я могу что-то украсть в квартире своей спасительницы.

-Я жду.

Писатель еще минут пять возмущался,  затем угрожал мне расправой со стороны многочисленных поклонниц, но  вслед за этим просил не позорить перед лицом человечества, но вскоре  сдался и начал давать признательные показания.

-Ты знаешь я, действительно взял кое-кто у тебя на память.

-Так что ты все- таки украл?

-Елена, как ты можешь так говорить, украл. Я просто открутил у тебя вторую лампочку. Вот и все.

-Зачем тебе лампочка?

-Ну, я же говорю тебе – на память.

-Вытаскивай все из карманов.

Менделеев вытащил связку ключей, пачку сигарет, записную книжку, портмоне и электрическую лампочку. Я внимательно осмотрела только две вещи: записную книжку и лампочку. Но к счастью для писателя в записной книжке женских имен было немного, и я сразу же перешла к освидетельствованию второго предмета. На первый взгляд это была самая настоящая электрическая лампочка, но что-то меня насторожило в ней. В одном месте стекло треснуло и  как странно деформировалось. Но самое странное, что лампочка липла к моим рукам.

-Где ты взял ее? – спросила я у Менделеева.

-Я же говорю, что открутил ее.

-У меня таких лампочек отродясь не было. Кто тебе дал эти бутафорские лампочки?

-Я сегодня  был на киностудии, где по моему сценарию снимается фильм, там и мне их и подарили. Эти лампочки совершенно безопасные. Они сделаны на основе желатина и еще каких-то добавок, так что они совершенно безопасные. Так что ты их можешь, смело пробовать.

-А, я тебе, дура поверила. Даже последнее желание твое  исполнила.

-Вот последнее желание мне больше всего понравилось. Я готов и вторую лампочку съесть.

-Теперь боюсь, что бутафорской лампочкой ты не обойдешься. Это для тебя уже  пройденный этап, а вот самой настоящей,  закусить придется.

-Ни за что. Я не йог и глотать их не умею. У меня же несколько книг в разработке, вот когда я их закончу, то готов и попробовать, а пока что, извини.

-Ну, я  понимаю, что массажистку может подменить  массажист, а вот писатель писателя никогда. Творческий труд строго индивидуален. А, когда ты над моим чувством тут насмехался, то ты о чем думал?

-О,  наслаждении – сказал автор.

-А, о возмездии,  не задумывался, а зря. Ты меня сам вынудил применить к тебе самые строгие меры воздействия. Я отказываюсь  с тобой  идти  в кино.    

-Я готов принять любое твое наказание, но только не это – жалобно сказал писатель.

-Это мое окончательное решение – заявила  и  включила на полную громкость телевизор, чтобы не слышать многочисленные извинения со стороны писателя.

-Помилуй меня, о добрейшая из женщин. Я больше никогда не буду в твоем присутствии глотать лампочки и съедать картонные коробки.

-А, куда ты, в самом деле, спрятал коробку? – нервно спросила я.

-Зачем тебе знать внутреннюю сторону моего магического чуда.

-Ах, ты еще и пререкаешься со мной. Я даже подумала, что ты действительно раскаиваешься.

-Я выбросил ее в окно – быстро произнес  писатель.

-Ужас. Тебе мало, что чуть не  довел слабую женщину до инфаркта, так  ты еще оказывается, и засоряешь нашу планету. Какой плохой пример ты подаешь для своих читателей. Стыдись.

-Я все уберу.  И даже,  прилегающую  территорию. Только пошли в кино, зеленоглазая в прямом и в  политическом смысле, Елена.

-Ну, ладно не раздеваться же мне,  когда я уже оделась. За то, что ты так скверно со мной поступил, тебе придется подписать две свои книги.

-С удовольствием – воскликнул автор и уже приступил к размалевыванию своего автографа.

-Только эти книги предназначены не для меня, а для жены моего…

Тут я чуть не сказала для моего главного редактора, но во время заткнулась.

-Для жены твоего любовника – добавил автор и сразу как-то помрачнел.

-Кто о чем думает, а у писателя в голове одни интрижки и гадкие сюжеты. Это книги для жены моего босса.

-С каких пор у массажистов есть свои боссы? – спросил Менделеев и тем самым заставил меня  еще раз содрогнуться.

-Это писатели под богом ходят, а мы – простые люди под начальниками, у которых есть жены. Кстати, она одна из твоих приверженных почитателей таланта. Вот у нее действительно есть все  твои романы. Она с ними и ложится и просыпается.

-Ты ей, пожалуйста, передай, что читать мои книги, а особенно в утренние часы вредно.

А, как величать жену твоего руководителя?

-Нина  Федоровна – ответила я. И еще  припиши, ну,  все что к этому полагается.

Автор выполнил  мое  трудное  поручение и  уже отложил книги в сторонку, но я решила проверить, как исполнено наказание.

-Менделеев, я когда-то тебя задушу тебя собственными руками – сказала я, прочитав пожелание для читательницы  в первой книге. Зачем ты написал, что с нетерпением будешь  ждать нашей встречи?!  

-Это обычная, я бы сказал, очень уважительная форма общения – отчитывался передо мной Менделеев. Мне действительно хотелось бы с ней познакомиться.

-Не рассказывай  мне только сказки. А, вдруг женщина  всерьез  примет твое предложение? Такими необдуманными словами ты можешь сломать любую крепкую семью.

-Наверное, я слегка перегнул палку. Мне просто хотелось сделать тебе приятное.

-А, вот  во-втором послание, ты палку не только перегнул, но и сломал. Ну, к чему ты дописал: «Уважаемая Нина Федоровна.   Нижайше прошу вас воздействовать на вашего мужа, чтобы он как можно реже наказывал Елену, потому что она хорошая. С наилучшими пожеланиями ваш нетленный автор».

-Ну, какая жена не держит своего мужа в узде. Это же книга для тебя  как индульгенция – вечное прощение грехов.

-А, я просила тебя об этом.

-Ты знаешь – это впервые происходит, чтобы кто-то обсуждал мои пожелания для читателя – по-детски обиделся сочинитель. - Это даже, не интеллигентно. За всю мою профессиональную карьеру этого со мной еще ни разу не случалось.

-Потому что все тебе льстят, а буду говорить правду прямо в глаза.

-Ну, ты уже не одна, не забывай о Звереве, он  мне тоже горит правду в глаза без обид.

-Твой издатель, тебе тоже лжет, потому что в тебе,  кровно  заинтересован. А, мне от тебя ничего не надо.

-Совсем ничего? – спросил меня зло автор.

-Ничего – ляпнула я и забыла даже про интервью.

-После таких слов, настоящий мужчина должен встать и уйти навсегда.

-Тогда почему ты сидишь! – с вызовом сказала я.

-У меня  просто для этого нет сил. Ведь я  не видел тебя 16 лет. Но, ты, Елена потерпи, скоро я уеду, и на долго.

-Куда это?

-Далеко.  Так далеко, где меня никто не найдет. Обещаю.

-Ты опять хочешь убежать от действительности и писать свои книги.

-Да, ты права. Все так и будет.

-Но разве можно жизнь настоящую подменять вымышленной. Ведь если ты делаешь своих героев счастливыми, почему ты не можешь счастливым стать сам?

-Ну, мне кажется, что любой человек хочет стать счастливым, просто не каждому это дано. И часто его воля бессильна противостоять судьбе.

-Свою судьбу человек делает сам. Своими собственными руками.

-Но кроме рук у человека есть еще ноги, голова и сердце, наконец.

-А, причем здесь сердце? – спросила я.

-А, сердце в человеке это самая главная деталь, потому что, чтобы я не делал, как ты говоришь, своими руками, я не стал не на один сантиметр ближе к твоему сердцу. Оно по прежнему равнодушно ко мне.

-Ну, не так оно и равнодушно. Скорей оно пылает к тебе ненавистью и злобой.

-Тогда, хорошо. Ведь от ненависти до любви  всего один шаг.

-Поговори у меня еще. Что ты вообще понимаешь про любовь?!

-А про любовь не надо ничего понимать, ее надо чувствовать в себе. Все просто: она ли есть или ее нет.

-А, твоя любовь, как она выглядит? – по-прежнему задавала я вопросы один за другим.

-Ты что хочешь ее непременно увидеть?

-Я бы даже хотел, чтобы ты меня с ней познакомил.

-Ну, нет, ничего проще. Пойдем, я тебе ее покажу.

Менделеев взял меня за руку и подвел к большому зеркалу в коридоре. Наши два отражения смотрели на нас и  весело  улыбались.

-Ты можешь говорить без своих заморочек. Я, наверное, не очень умная, но в зеркале я вижу только тебя и себя.

-Присмотрись повнимательней на женское отражение  – сказал автор. Что ты видишь?

- Кроме себя я ничего не вижу.

-Ты отвлекись от своего  внешнего образа и посмотри в самую глубину  глаз.

-Все-таки дежурный врач для тебя также необходим как книгоиздатель. Ты же  неизлечимо  болен, писатель.

Я уже хотела  прекратить это новое познание самой себя, как опять, какая-то необъяснимая сила задержала меня.  И теперь  я  видела уже не себя, а другую, неизвестную мне фигуру. Этот женское видение смотрела на меня и была как одна капля воды,  похоже с той малоизвестной Еленой Константиновной, которая грезила,  вчера  о счастье. Я как будто снова  слышала ее слова:  « Что любовь придет... непременно. И не важно, сколько надо ждать. Ведь настоящая любовь всегда терпелива, верна и непременно  добра, ко всем кто ее ждет ».  

Я попыталась встряхнуть с себя это зеркальное видение  и даже попыталась скорчить ей смешную рожицу, но она не  поддалось на мою  провокацию, и по-прежнему смотрела на меня с глубокой и нежной печалью. Писатель заметил,  что я действительно что-то увидела внутри зеркала, и тихо сказал: «Вот это и есть моя любовь».

-Ну,  я  тебя, с этим и поздравляю – воскликнула я и отошла от зеркала.

-А, почему ты не поздоровалась с моей любовью? Это же просто не прилично.

-Я со своим отражением не здороваюсь. Менделеев, скажи мне честно, ты, что решил за несколько дней превратить меня в душевнобольную.

-Неужели ты ничего не поняла?

-Сергей, может, хватит сегодня  с меня. Я живая женщина и не хочу, чтобы на мне ставили  больше никаких опытов. Я уже устала от твоих экспериментов. Мне кажется, что ты пишешь свою очередную книгу, а я для тебя  первый читатель, на котором ты пробуешь сильные и слабые главы нового романа. Мне что сейчас надо заплакать или засмеяться?  Ты скажи, не стесняйся, я все сделаю как нужно тебе.

-Все что я хотел, чтобы ты только улыбнулась. Других целей у меня не было. Прости, что скоморох сам смеялся над своими шутками, когда оказывается, все плакали. Мне жаль, что я испортил тебе настроение. Но я уже ухожу, тем более что дверь уже давно открыта.

Менделеев уже начал обуваться и я поняла, что переиграла свою роль. Надо было спасать положение и  как можно быстрей поменять эти удручающие декорации.

-Ну, и кавалер – сказала я. Сначала устраивает комедию, затем трагедию и в конце концов все превращает в обычный фарс. Ты же обещал сводить меня в кино!

-Да, но ты, кажется, отказалась.

-Это когда же.

-Намедни.

-Намедни уже давно прошли. А, какое кино мы будем смотреть? Ты уже взял билеты?

-Мне все равно, какое  кино. Главное, чтобы смотреть его рядом  с тобой.

-А, вот мне не все равно. Я хочу посмотреть кино для души. Про любовь.

-Может вместо  мелодрамы, пойдем на звездные войны.

-Лети ты хоть на другую планету, а  на таком сеансе моей ноги не будет.

-Я опять неудачно пошутил – сказал Менделеев. Наверное, старею.

-Ну, если мужчина заговорил в свои неполные сорок лет о своей седине, то, что говорить мне тогда.

-А, тебе удивительно идет этот цвет волос. Ты, какой краской пользуешься?

-Я бы ответила тебе, да боюсь, что мы в кино не успеем. Но когда у тебя выпадут все волосы на голове, я непременно назову ее номер, даже коробочку покажу.

-Смотри только не забудь. Мне всегда хотелось, чтобы все замечали, какая у меня светлая голова.

-Не беспокойся, все это заметят и непременно  достойно оценят твой гладкий как куриное яйцо и желтый как вылупившийся птенец, светло-желтый лик.

-Вот спасибо тебе, за такую наглядную картину моего близкого будущего – картинно поблагодарил  меня писатель.

-Пожалуйста, – сказала я и добавила. Не мешай мне прихорашиваться.

-Ну, ты уже, наконец-то собралась? – в нетерпении спросил Сергей.

-Ты меня, пожалуйста, не подгоняй. Я и так как курьерский поезд…

-Который стоит на запасном пути.

-Ну, если ты  и доживешь до заката, то только благодаря моей исключительной доброте.

-И сказочной красоте – добавил писатель.

-А, ты оказывается, еще  не совсем умер для женского общества. С этой минуты я хочу от тебя слышать только приятное. А, скажи писатель, ты бы мог найти для меня слова, которые еще не одна женщина не слышала от мужчины.

-Я не писатель, а просто популярный  автор, и прошу этого не забывать.

-Прости автор, что затронула твою писательскую совесть.

-Ты, опять за свое.

-Я попытаюсь, хотя для меня это не принципиально. Так ты придумаешь мне эти слова?

-Это просто  нереально.

-Ты сам говорил, что для человека, который любит, нет ничего невозможного.

-Я такого тебе не говорил.

-Ну, не мне, так наверняка, сочинял  об этом  в своих книгах.

-Я должен тебе признаться, как на духу –  почему-то тяжело, со скрипом произнес  служитель Муз, - что все, что я до сих пор написал, мне не принадлежит.

После этих слов я  внимательно посмотрела на Менделеева и подумала: » Ну, наконец-то мы добрались и до вашей тайны, господин писатель. Все-таки прав оказался Михаил Гершевич, когда утверждал, что если человек, что-то скрывает, значит,  за этим кроется черное пятно прошлого, на белой, накрахмаленной рубашке, дня настоящего».

-Ты что хочешь сказать, что все книги написаны не тобой? – прямо посмотрела я  в глаза сочинителя.

-Именно. В этом стыдно мне признаться, но я не хочу тебе больше лгать.

-Так вот чем  вызвана твоя скромность. А, я то подумала, что у тебя действительно есть совесть.

- Я  просто  устал от вранья. Мне надоело притворяться.

-Об этом еще кто-то знает? – тихо спросила я.

-Нет. Только ты.

-Ну, кто же тогда настоящий автор или их несколько?

-У меня автор всегда один. Я не люблю коллективное творчество, потому не верю в его существование.

-Сергей, но это же настоящий скандал – не громко кричала я во все горло.

-Бери еще выше - это сенсация – подзадоривал меня  писатель. Я так и вижу, как журналисты уже потирают руки  и рвут мое тело на части. А, главные редакторы смотрят со стороны и захлебываясь слюной кричат: „А, ту Менделеева. Ату».

-Как ты мог выдавать чужие  произведения за свои? Это бесчестно.

-Как видишь, до сих пор это мне отлично удавалось. Хотя я делал это - не часто.

-Ну, ты же украл честное имя человека и присвоил его себе?

-Я даже заработал на этом кучу денег. У нас с ним строгое распределение ролей. Настоящий автор берет на себя всю грязную работу, а мне остается снимать лишь сладкие  пенки и подносить их губам своих читателей. А, почему ты на меня так странно  смотришь? – спросил Менделеев.

-Как так?

-С презрением. Ты уже не хочешь со мной разговаривать. Мой бесчестный поступок затронул тебя до глубины души и тебе не только стоять, а даже дышать  одним воздухом, со мной противно. Так?

-Прости, но после этих слов,  я не хочу с тобой ничего иметь общего. Твой поступок не имеет названия.

-Почему же не имеет – это чистый плагиат. Я не один такой, нас миллионы.

-Количество тут не играет никакой роли. Мне все равно, чем занимаются другие   писатели, я вижу перед собой  человека, который не по праву  занимает свое  место.

-Я всегда считал, что занимаюсь не своим делом. Но я до сих пор ищу свое место.

-Вот и искал бы его где-то там, но не на  литературном поприще.  

-Я надеюсь, что мое откровение останется строго между нами. Ведь ты не побежишь с этой новостью, чтобы  рассказать всему миру что писатель, не настоящий.

-Я не могу тебе дать такого слова.

-Неужели ты готова отдать меня на растерзание? Тебе, как и всем нужны деньги. Тогда я готов купить твое молчание. Сколько оно стоит? Сейчас ты можешь получить от меня больше денег, чем заплатит тебе  любая газета мира. Я даже торговаться с тобой не буду. Смелей называй любую сумму.

-Мне кажется, что я тебе уже сказала, что от тебя мне ничего не надо. Денег от тебя я не возьму, а тайну твою сохраню.

-Мне можно верить твоему слову? – спросил Менделеев.

-Ты в этом убедишься. По крайней  мере, от меня  об этом никто не узнает.

-Я знал, что тебе можно доверить любой секрет – взяв с меня клятву, снова превратился в доброжелательного сочинителя Менделеев. Так мы идем в кино, в конце то, концов?

-Ты можешь идти куда захочешь. Я остаюсь дома – холодно сказала я.

-Прости Елена, что разочаровал тебя. Но  я хочу выразить тебе свое восхищение. Я искушал тебя, и ты опять оказалась на высоте. Твое благородство выше всяких похвал.

-Я больше не задерживаю вас, знаменитый автор.

-А, вот с манерами все-таки дело обстоит похуже. Мне хотелось, чтобы ты более внимательно читала мои книги и подчеркнула самое главное, чтобы человеку оправдаться, надо ему для этого хотя бы дать шанс.

-Твоих книг, господин Менделеев - нет. Как и писателя больше с таким именем для меня больше не существует.

-Неужели ты не хочешь выслушать  имя  настоящего автора? Я готов тебе раскрыть ее под большим секретом.

-Мне это совсем неинтересно. А, впрочем...

-Спасибо за предоставленную возможность. Конечно, говорить удобнее все же  сидя, чем стоя в дверях, но я не буду роптать на судьбу. Я не могу ручаться за всех, но моим автором является, ты не поверишь,  Бог, а я при нем служу простым переписчиком, который мало понимает что слышит, а самое главное часто забывает, произнесенное  небесным отцом. Он же позволяет мне представлять все услышанное за свой труд,  как не имеющее  для него ни литературной, ни философской цены. Каждая моя книга – это всего лишь развалины, того прекрасного дворца, который я видел, но не сумел воссоздать на земле. Любое мое сочинение это жалкая щепка от величественного корабля, который плывет по волнам вечности. Это ничтожная искра   в звездном океане. Я ничто перед Его великим талантом и великодушием.

-Менделеев, у меня сейчас лопнет голова. Ты мне скажи, так эти книги написал ты или нет?

-Все эти  жалкие книги написаны моей рукой.

-Так ты настоящий писатель? – все пыталась я докопаться до истины.

-Я настоящий и плохой автор.

-Мне кажется, что я обещала тебе, что ты проживешь этот день, но я погорячилась – выдохнула я из себя  весь раскаленный воздух.  Ты умрешь прямо сейчас. Мои пальцы уже давно были сложены в кулаки, я просто ждала последнего признания, чтобы обрушить всю свою силу на хрупкое тело писателя, которое вдруг скорчилось, и  Менделеев сказал: «Ой, мне надо, срочно  в туалет и  давно»  - и  прошмыгнул, перед моим носом и спрятался в  уборной.

-Писатель, немедленно оттуда выходи или я выломаю дверь – кричала я.

-Извини, долготерпеливая Елена, но туалет – это помещение хоть и общего  пользования, но вход  строго по одному. Я  же стесняюсь тебя.

-Выходи, по-хорошему – сказала я и начала стучать кулаками в дверь.

-Неужели и тебе так приспичило. Ровно через час я освобожу его тебе. Засекай время.

-Я  просто не знаю, что я с тобой сделаю.

Я начала ходить по коридору как лев в своей клетке и ждала свой кусок мяса, который прятался и никак не хотел   добровольно выходить.

-Эй, писатель на горшке – прорычала я. Ты что уснул?

-Ну, когда ты уже запомнишь, что я не писатель на горшке,  а просто автор на унитазе.

Кстати, ты бы не передала мне  ручку. Мне тут сюжет пришел в голову. А, то бумага есть, а умные мысли записать нечем.

-Ну, хватит прятаться, в самом деле. Я тебя только легонько обездвижу, а потом мы пойдем в кино.

-Интересно как мы пойдем, если ты меня легонько обездвижишь?

-Я же только по голове тебе ударю, а не по ногам.

-А, ты что без насилия в семье  никак не  можешь обойтись?

-Уже нет. Даже и не проси о снисхождении. Я вся просто изнываю от желания, чтобы заключить тебя в свои объятья.

-Ну, если женщина изнывает от желанья, то я как мужчина уже спешу на помощь. Жди – сказал Менделеев и еще целых пять минут тихо  просидел в туалете.

-Но мне тоже надо – поменяла я тактику.

-Наверное, это у тебя от большого употребления сладкого. Тебе с пирожными, тортами и мороженными надо обращаться по осторожней. Вообще-то завязывай с этим, так ты скоро не в одно платье не влезешь. Ой,  я,  кажется, проговорился – произнес тихо писатель. Последний монолог я бы из душещипательной сцены исключил.

-Нет - сказала уже я. Вот этого делать не надо. Ведь я тебя уже совершенно простила, а теперь вижу, зря.

-Я вот по этому и не выхожу.

-Ну, ты бы хоть для видимости воду спустил в унитазе.

-Пожалуйста – храбрым голосом сказал писатель и начал многократно  спускать воду.

-Ты что там моешься? – спросила я.

-Не-а. Я эту воду пью и писаю.

-Ну, ты все-таки настоящий писающий мальчик.

-А, у тебя очень просторный и уютный туалет. Я тут бы задержался еще на часок, если ты ничего  не имеешь против.

Прошел ровно час, как писатель уже сидел в своей крепости, а  мне от волнения действительно захотелось, по-маленькому. Я уже не била кулаками о двери, потому что это было опасно перенапрягаться  в такой ответственный момент для меня, а  только ногтями царапала двери.

-Миленький писатель, я тебя очень прошу, выходи. Я тебя даже пальцем не трону.

-Клянешься – кричал мужчина женщине.

-Всем чем угодно.

-Тогда повторяй за мной клятву.

Тут Менделеев начал читать какую-то нескончаемую считалочку, а я за ним послушно повторяла.

-Сереженька, а можно покороче. Ведь сил никаких больше нет, терпеть.

-Как ты сказала, а ну, повтори.

-Серенький, открой, пожалуйста, дверь. А, то…

Тут я услышала, как замок в дверях щелкнул, и показалась голова писателя. Если бы она появилась часом раньше, то давно бы валялась на полу, а так мне до нее не было никакого большого дела, потому что мечтала  это сделать по маленькому. Я нежно отодвинула Менделеева от дверей и влетела в туалет как ужаленная.

-Вообще-то с писателями надо обращаться  полегче – ответил мне Сергей и не уделил никакого внимания на мой дружелюбный акт доброй воли.

Вскоре я гордо вышла из туалета и направилась прямиком в сторону Менделеева. Он задрожал как фиговый лист, но этого мне уже  было мало.

-Ты же дала клятву, что меня даже пальцем не тронешь – со страхом сказал писатель.

-Я помню о своей клятве, и нарушать ее не собираюсь.

Писатель тут же расслабился, но, на мой взгляд, праздновать победу  поторопился.

-Сергей, у тебя повязка на правой руке развязалась. Дай я ее еще раз перевяжу.

-Да, все нормально – ответил он мне. И так сойдет.

-Ну, что ты, так и будешь по дороге размахивать бинтом. Это же не эстетично.

Я снова перевязала ему руку и нечаянно укусила его указательный палец.

-А-яй – закричал популярный автор, который оказывается, не умел терпеть обычную боль.

-Ну, и чего ты так разорался – сказала я и еще сильнее прокусила ему палец.

-Мне же больно.

-Ничего потерпишь, неженка. Я вот сейчас я его совсем откушу.

-Ты не сдержала свое слово  - начал качать права Менделеев.

-Разве – спокойно ответила я. Я же к тебе даже пальцем не притронулась, только зубами.

-Ты где, кстати, их так наточила? – спросил автор и снова был мной укушен.

-Я же массажистка. Когда мне клиент попадается слишком самоуверенный и слов уже не понимает, то тогда на нем я оттачиваю свои зубки. Он тут же становится как шелковый и ведет  уже себя, совершенно прилично.

-Я буду тоже себя так вести, только выпусти мой палец из зубов.

-Да, пожалуйста, очень мне нужен твой безымянный палец.

-Ты просто акула.

-С твоим высказыванием я совершенно согласна. И тебе лучше не знать к какому виду акул  я принадлежу, и тем более  попадаться мне в следующий раз на зубок. Уразумел?!

-Более чем.  

-Ну, что ты еще не передумал идти со мной в кино?

-Наверное, это опасно оказаться с тобой наедине в темном зале, но я все же готов рискнуть.

Ведь риск благородное дело.

-Но для писателя  слишком опасное, если он начнет распускать свои руки. Один твой палец уже пострадал.

-Для тебя мне и оставшихся не жалко.

Через какое-то  время  мы все-таки выбрались на улицу, когда нормальные люди уже начали ее покидать. Но так как я живу в самом центре, то до ближайшего кинотеатра нам предстояло добраться всего за 15 минут  пешком. Я взяла писателя за руку, и мы медленно начали двигаться навстречу  к искусству.  У Менделеева всю дорогу не закрывался рот. Он все время что-то рассказывал и жестикулировал одновременно.

-Автор, а ты можешь хоть минуточку помолчать. У меня голова от твоей трескотни просто разламывается.

-Я что так много говорю? – спросил Сергей.

-Для мужчины просто непозволительно.

-Это все от одиночества. Ведь я слишком мало вижу людей, поэтому и говорю много.

-Ну, ты сам заключил себя в эту тюрьму.

-Я и не жалуюсь. Просто если все сказанные мной слова за эти дни разделить на количество дней в году, то я буду самым молчаливым человеком. Хотя нет, только вторым.

-А, кто будет первым?

-Первым будет всегда тот, кто от рождения нем.

-Расскажи, как ты проводишь свой обычный день?

-Мой распорядок прост и скуден как у Спартанцев. С утра легкий завтрак  и работа.

-А, дальше?

-А, дальше только работа до глубокой ночи. Я сижу за столом по 10-12 часов, ежедневно, без выходных.

-Но, это же тяжело. Как ты выдерживаешь такой ритм?

-Работа у шахтера тоже не легкая. Да, и у любого кто действительно работает, а не бьет баклуши. Хотя у них есть возможность расслабиться после трудового дня, а у меня нет.

Ведь если я не пишу, то непременно обдумываю новый сюжет. Так что моя жизнь однообразна и скучна. Я из дома на улицу и то выхожу редко. Только чтобы пополнить запасы продуктов и пресной воды. Так что я живу как на необитаемом острове. У меня  даже в гостях еще не одного живого человека не было.

-Совсем?

-Да.  Сначала когда я был никому не известен, никто ко мне не приходил, хотя, наверное, этому я  был бы рад, а сейчас уже  я  не хочу этих посещений.

-Но как же можно не общаясь с людьми и  писать о них?  - спросила я.

-А, я для тебя, что не человек – с обидой произнес измученный человек.

-Я не то хотела сказать, но все же.

-Мое окно выходит на довольно шумную улочку: где проносятся автомобили, спешат по своим делам люди, а я наблюдаю за ними и завидую им.

-Ты? У которого все есть.

-Да, я. Если б ты знала, какая черная тоска приходит в мое сердце. Это тень, которая закрывает для меня весь солнечный свет.

-Но, чтобы завидовать, нужен  всегда повод?

-И он у меня есть. Эти люди счастливы, хотя об этом  они  даже и догадываются. Он спешат каждый по своим делам, чтобы   вечером встретиться за одним столом и обсудить все хлопоты дня прошедшего. А, завтра они встанут, чтобы снова встретиться, потому что все для них возвращается на круги своя.

-Ну, значит, и ты когда-то вернешься к своему кругу.

-Я очень на это надеюсь. Хотя я уже и привык к своему одиночеству.

-А, что такое одиночество?

-Я давно для себя нашел это определение. Одиночество – это когда я не слышу своего собственного голоса, потому что говорить мне  не с кем.

-А, ты бы мог бы бросить свою работу?

-Не знаю. Мой труд, это пока то единственное, что приносит  мне тихую и кроткую радость в жизни.

-А, у тебя кто-то есть? – решила я навести справки о сексуальных пристрастиях писателя.

-В каком смысле? – не понял моего вопроса Менделеев или сделал вид.

-У тебя есть женщина, с которой ты встречаешься?

-А, почему сражу женщина, а не мужчина.

-Хорошо, ты встречаешься с мужчиной? – переформулировала я свой вопрос.

-Для чего? – серьезно спросил писатель.

-Для секса – рявкнула я, потому что не любила, когда из меня делали полную дуру.

-Как ты могла подумать, что я сплю с мужчинами. Стыдись, о развращённая Елена. После этих слов ты должна покрыть свою голову пеплом и просить у меня и у бога прощения.

-Может мне голову и в песок зарыть как страус. А, ну, давай рассказывай о  своих женщинах?

-Я  вот давно заметил, что для массажистки ты очень любознательна. Но на этот вопрос я тебе отвечать не буду.

-Это еще почему?

-Потому что он до ужаса  неприличен и бестактен. Лучше ты мне расскажи про свои шуры-муры.

-Надо же какое ты слово гадкое нашел про мои беспорядочные отношения с мужчинами – начала я хорохориться. Какое-то кошачье! Я что для тебя кошка?

-Кошка –  это очень красивое, умное и хитрое животное, которое ходит сама по себе и всегда себе на уме.

-Это же неслыханная дерзость. Я тебя сейчас…

-Всю что ты хочешь сделать со мной, необходимо перенести на завтра, потому что клятву нарушать нельзя. Так, почему ты рассталась с мужем? – спросил Менделеев.

-Он меня бросил.

-Прости, но я не верю этому, таких женщин, таких как ты,  бросают.

-Это, каких как  я?

- Преданных – ответил  Менделеев. Ты знаешь, я могу, конечно, только предполагать, но мне кажется, что ты хранишь еще  ему свою верность. Ты еще на что-то надеешься?

-Какой ты оказывается прозорливый. Но на этот раз ты горько ошибся, потому что у меня мужчин после мужа была тысяча, а может и две.

-А, лучше сказать десятки тысяч. Мне все ясно? Дальше можешь не продолжать.

-Что это тебе ясно. Писатель, ты однодневка. Вот увидишь, завтра, на тебе не одного живого места не останется. Я тебя в порошок сотру, а пепел развею  по ветру. И зачем я дала тебе свое честное слово.

-А, муж твой осел. Если встретишь его, то  так можешь ему и передать.

-Я с ним не вижусь.

-Но, может это и к лучшему. А, то если он передумает, то для меня  все может закончиться без вариантов.

-А, ты то тут причем?

Видно было,  как волна гнева прокатилась  по  лицу писателя, но он  сдержался  и повел себя  спокойно и дружелюбно.

-А твоя жизнь это неплохой сюжет для книги.  Она – то есть ты его любишь и ждешь а, он – твой бывший муж, в конце книги приползает к тебе на коленях. Ну, как? Ну, чем не счастливый сюжет.

-Как-то твоя новая книга меня не вдохновила – честно призналась я.

-Жаль. Тогда придется выдумать что-то поинтереснее. Хотя если прибавить еще несколько соискателей на твою руку и сердце, то все еще может быть. Новые персонажи подогреют читательский интерес к рядовому в принципе сюжету. Сначала появится молодой мужчина, затем молодящийся, а  после уже зрелых лет.

-Менделеев, я тебе вообще не мешаю? – спросила я у писателя, который разговаривал сам с собой. Я к тебе обещаюсь или к фонарному столбу! Ты меня слышишь?

-Погоди еще минутку – промурлыкал он мне. Ну, теперь, кажется, все сходится.

-Что сходится?

-Один из трех мужчин  тебе должен подойти. Теперь ты должна сама выбрать мужчину своей мечты.

-Это что обязательно делать прямо сейчас. Мне же необходимо время, чтобы подумать.

-У тебя нет времени. А, то я  как автор сам подберу тебе мужа на всю жизнь.

-Ну, подбирай, но для себя. И не забудь, что тебе придется с ним провести брачную ночь в постели и все оставшиеся тоже.

-Ты знаешь, я это не учел, поэтому так и быть, даю тебе несколько дней на размышление.

-Я премного тебе благодарна.

-Погоди, благодарить, еще слишком рано. Хотя название книги уже есть.

-Массажистка и три ее мужа – решила я  предварить наименование бестселлера.

-Нет, такое название, не подходит. Я где-то слышал уже похожее. А, вот Шуры-муры – звучит неплохо.

-Какая мерзость – сказала я. Мало того, что опозорил  меня перед соседями, так теперь на весь мир хочешь ославить.

-Я прославлю тебя, Елена.

-В такой славе я не нуждаюсь. Выброси этот сюжет из головы.

-А, если его кто-то подберет? Я же в жизни себе этого не прощу.

-Да, кому он нужен. Я бы еще и приплатила за то, чтобы его взяли.

-А, много? – спросил писатель, которого деньги совсем не интересовали.

-Как за контейнер для мусора – ответила я.

-Тогда заплати лучше мне.

-Какой ты до денег, оказывается жадный – сказала я. Все-таки  прав твой Геннадий Викторович, когда говорил, что ты всех обдираешь как липку.

-О, неблагодарный читатель. Ты, меня, своего писателя обвиняешь в меркантилизме. Стыд и срам. Я не сплю ночами, мучаюсь, переживаю, кровью пишу свои книги, и за это прошу, и даже не требую,  всего лишь скромный гонорар, который мне хватает лишь на бумагу и чернила. Даже на лучину уже денег не остается, поэтому и пишу я при свете дневного светила.И кормлюсь я лишь тем, что подадут мне добрые люди. Они приносят мне свежий хлеб и родниковую воду, а я им читаю за это  свои произведения.

-Еще немного и я заплачу? С такими речами тебя надо милостыню просить. Ты же растрогаешь самое черствое сердце.

-И твое?

-И мое тоже. Я куплю тебе даже билет в кино.

-Вот это поистине читательская любовь. И, пожалуйста, на цене билета не экономь. Бери билеты не в партер, а в царскую ложу.

Дорога к кинотеатру заняла не 15  минут как обычно, а целый час. Я уже думала, что мы никогда  не дойдем, потому что количество не вынужденных привалов  в пути было  просто запредельным. В кассе людей не было, кроме молоденьких кассиров , которые приветливо улыбались и предлагали как всегда самые дорогие места. После того как я купила билеты, меня предупредили, что кино уже как  десять минут идет. Я хотела, было уже поругаться  с размалеванной мордашкой, но решила этого не делать. Ну, разве она виновата, что знаменитый писатель по дороге в кинотеатр придумал сюжет, который и задержал нас. Вскоре мы вошли в затемненный зал и сели на свои места. В зале почти не было людей, да и те были рассеяны по нему как песчинки песка  по бескрайней пустыни. Так как начало фильма  мы пропустили, то мне пришлось под напрячься, чтобы придумать фабулу сюжета. Я даже поспорила со знаменитым писателем на коробку конфет и стала внимательно смотреть кино.

После того как фильм закончился, я еще долго сидела в зале и вытирала слезы.

-Ты, почему плачешь? – спросил писатель.

-Вот, если бы ты написал такой сценарий к фильму, то я бы расцеловала тебя с ног до головы.

-Можно подумать. Сценарий как сценарий. Ничего особенного. Галиматья.

-Тебе просто завидно, что это не  ты написал.

-Ну, не я и что.

-Ты никогда не сможешь так написать. Ну, хоть в этом признайся.

-Признаюсь. Хотя меня сюжет не зацепил.

-Да, ты и не смотрел фильм, все время пялился на меня. Два часа смотрел на меня и пожирал глазами.

-Ну, ты  же строго настрого мне указала, что тебя руками трогать нельзя.

-Это лапать нельзя, а трогать можно.

-Какой же я все-таки идиот – честно признался  мне автор. Но в следующий раз пощады не жди.

-Для тебя следующего раза уже не будет.

-Елена - сказал писатель. Этот сюжет совершенно выбил тебя из колеи. Такой растроганной  я тебя никогда не видел. Говорил же: чем на мелодраму лучше бы на вестерн пошли.

-Ты что в детстве не настрелялся? Мелодрама – это лучшее кино.

-для женщин – дополнил мое высказывание Менделеев.

-Не только для женщин, но и для других бездушных  существ, которые предпочитают сюжеты про звездные войны и боевики.

Мы вышли уже  из зала и медленно направились  в сторону моего дома. На пол пути мы попали под холодный ливень и промокли до нитки. Менделеев  пытался напроситься ко  мне в гости, но был остановлен перед входной дверью.

-Я же могу заболеть! – говорил он мне без конца.

-Ничего страшного с тобой не случится. Поезжай в гостиницу и прими горячую ванну.

-Ну, дай хоть полотенце, чтобы вытереться.

-Знаю я тебя, сначала полотенце, потом кружку чая выклянчишь, а потом и переночевать попросишься.

-И попрошусь. Где это видано, чтобы промокшего человека на ночь, глядя, выставляли за дверь. Когда он может заболеть. Нет – сказал писатель и притронулся к своему холодному лбу – я же действительно заболел. У меня же температура  поднялась, даже жар. Потрогай мою голову. Мне  надо непременно уже лечь в теплую постель.

-Вот в гостинце и ляжешь. И кашлять так громко не надо. Все равно я тебе не поверю.

-Но я же недужен! –возмущался знаменитый писатель..

-Если это действительно так, то ты можешь меня заразить, поэтому не распространяй свои бациллы.

-О, беспощадная Елена. Мои глаза открылись, и я увидел тебя всю в черном, которая плачет на моей могиле, рвет на себе волосы, молит  о прощении греха, но не будет тебе этого дано. Я  богу все расскажу. Уж он то за меня тебе хорошо всыплет. Ну, надеюсь, сейчас ты одумалась? Смотри, а то поздно будет.

-Так Менделеев, проваливай и как говорится в библии, довольно зла для каждого дня. Ты на сегодня свой лимит исчерпал. Пока.

Я закрыла дверь, разделась и насухо вытерлась. Затем взяла книгу писателя и  уже лежа в постели начала читать. Но так как сегодняшний день и так изобиловал для меня многими неожиданностями, то я не  смогла осилить и пяти страниц. Вскоре я уснула.

 

                                                           

4

Я проснулась от шума дождя, который  тарабанил в мое окно. По-видимому, он шел целую ночь, так как во дворе стояли большие лужи, и нигде не было видно ни одного сухого места.

Сильные порывы холодного ветра, не свойственные для середины июля  качали кроны деревьев, пытаясь их склонить до земли. Серые тучи заволокли небо, не предвещая  ничего хорошего.

Только сейчас я выключила свет в своей спальне, который горел до утра. Я снова легла  в постель с мыслью, как хорошо не каждый день появляться на работе, а выполнять ее в такой удобной позиции и читать книги знаменитого писателя. Я прочитала несколько рассказов, пока не обнаружила в одном из них удивительное сходство с сюжетом вчерашнего фильма.

-Ай, да и скромный автор – сказала я громко вслух. Опять провел меня. Ну, погоди, цыплят по осени считают. И я дура, расплакалась как девчонка.

Время уже показывало пол одиннадцатого, а звонка от автора все  не было.

Женская гордость – это дело щекотливое, тем более что номера писателя у меня до сих пор не было. Но ждать и догонять я не любила никогда, поэтому и решила отправиться в редакцию. Я надела  деловой костюм, схватила сумку и выбежала из квартиры. Я села  в машину и поехала. После мужского чванства, которое царит на наших дорогах и, подрезав несколько лихачей в штанах,  мне удалось быстро поднять себе настроение. Вскоре я нашла свободное место для парковки своей машины недалеко от издательства, где ее и оставила. Не заходя к себе, я направилась сразу к главному редактору.

-Кого я вижу! – сказал Михаил Гершевич и полез ко мне  по-отечески обниматься. А, я сегодня тебя совсем не ждал.

-А, я решила прийти, потому что жутко по вас соскучилась.

-Мне приятно это слушать, правда, верится с трудом. Ну, ты присаживайся и рассказывай. Как обстоят наши дела?

-Как будто дело сдвинулось с мертвой точки. Мне удалось познакомиться с автором. Случайно.

-Случай – это когда что-то происходит один раз, а ты по моим сведениям встречалась с ним дважды. А, это уже не случайное совпадение, а  закономерность.

-Откуда у вас такие сведения? – спросила я.

-Ну, вот все тебе, расскажи. Сама ведь знаешь, что земля слухами полнится. А, слух - это неподтвержденное сообщение. Но, судя,  как ты отреагировала на него, могу судить, что это  достоверная и заслуживающая доверия информация или  мне давно пора на пенсию.

-Вы правы. Я встречалась вчера с Менделеевым. Он даже пригласил меня в кино.

-Я всегда знал, что ты с любым заданием справишься. У тебя что-то на писателя есть?

-И, да и нет. Я думаю, что уже сейчас у меня есть материал для полноценной статьи. Но тайны до сих пор обнаружить не удалось.

-Не отчаивайся. Никто другой не сделал бы больше, ты уже заслуживаешь самых лестных слов. Я когда услышал, что ты принята в ближний круг писателя, обрадовался больше чем своей первой статье, которая вышла, чуть ли  не сорок лет назад. Так что мое место для тебя свободно.

-Я не хочу об этом даже слушать.

-Хочешь не слушай, а слово мое верное. Так, какие планы у тебя на сегодня?

-Пока писатель не звонил, а напрашиваться я не хочу.

-Правильно, не надо, а то вспугнешь и ищи его потом как ветра  в поле. Журналист должен обладать двумя качествами терпением и мертвой хваткой. И с тем и с другим, у тебя все в порядке.

-Михаил Гершевич  – сказала я. Может, стоит все-таки  рассказать писателю, что я журналист, который хочет открыто взять у него  интервью?

-Ты опять за старое принялась. Не позволяй себе ни на минуту, расслабиться. Никаких откровений. Я тебе запрещаю. Ты что влюбилась в писателя?

-Я? Менделеев, во-первых, не в моем вкусе, а во-вторых, я не путаю личную жизнь с работой.

-Умница.Такой ты мне больше нравишься. Но надо отдать должное, что писатель на тебя хорошо влияет.

-Как писатель может на меня влиять? Я вас не понимаю.

-Ты же помолодела за эти  два дня на двадцать лет.

-Ну, комплименты вы никогда не умели делать –съязвила я.

-А, я тебе их и не делаю, а просто констатирую факт. Ты же светишься вся.

-А, у вас почему круги под глазами! Спали плохо?

-Это все жена. Как узнала, что я  отдал книги, так поедом  меня ест. Уже второй день проживаю в конфронтации. Я для нее, вроде как изменник Родины.

-Ничего, зато сегодня, вы будите полностью  вознаграждены, за все те лишения, которые произошли в прошлом. Я захватила ваши книги и  даже с автографом автора для Нины Федоровны.

-Неужели?!–сказал главный редактор и начал читать посвящение своей жене. Спасительница, ты моя. Даже не знаю как благодарить тебя.  Ну, хоть сегодня высплюсь. Ты не поверишь, мне угрожали прямой расправой, если я  не верну книги. Ты то  хоть их читала?

-Пришлось. Хотя не в восторге.

-А, в душе у автора все-таки  поковыряйся. Чем черт не шутит. Может что-то и найдешь.

-Ну, мне  пора – сказала я. Я.хотела бы еще к ребятам заглянуть.

-Жду твою статью не позднее субботы.

-Хорошо.

На прощанье главный редактор меня даже поцеловал и стал еще при мне звонить жене.

При моем появлении в отделе случилось что-то  невероятное. Журналисты забегали вокруг меня и начали отчитываться как перед главным редактором.

-Ну, во-первых, здравствуйте всем, а во-вторых, не галдите. Что произошло, что вы так рады меня видеть?

-Как что произошло? – воскликнул Саша. Вы к нам вернулись, Елена Константиновна.

-Я вас и не покидала.

-Но вас не было уже два дня. Я так скучал.

-Он скучал – сказал Николаев и зло посмотрел на Сашу. Я тоже страдал. Олег так  он  себе,   просто места найти не мог, а Вячеслав Андреевич сидел печальный у кофе автомата и спрашивал: Когда же придет Елена? Скромнее тебе надо быть Александр. Тут  товарищи постарше есть, которые имеют возрастные преимущества.

-Возраст – это скорее недостаток для мужчины – впервые пошел на конфронтацию Саша. Я некому не уступлю Елену Константиновну.

-Я согласен  с тобой – заявил Вячеслав Андреевич. Одно только жаль, что этот недостаток так быстро приходит,  и  к сожалению, навсегда.

-Мальчики, мне кажется, что  у вас нет конкретной работы, вот вы и конфликтуете, по, чем зря. Но я до глубины души тронута, что вы меня не забываете. Но я  тоже о вас думала, поэтому и заскочила на минутку.

-Без кофе я тебе не отпущу – сказал Вячеслав Андреевич и нес уже  чашку горячего напитка.

-А, я конфеты для тебя принес – произнес Олег и ввел меня в легкий шок. Он никогда не входил в число моих поклонников, а тут сласти, да еще,  специально для меня.

-Я все обязательно попробую, вот только сумку  положу к себе на стол.

-Давай я ее на своей стол положу –сказал Николаев и взялся уже одной рукой за нее.

-Лучше  на мой стол  – произнес Саша и начал тянуть сумочку к себе.

Мужчины посмотрели друг на друга как-то платонически и начали рвать сумку на части.

-Нет, я лучше сама это сделаю, тем более что это будет быстрее и безопаснее.

Я положила сумку и села за  свой стол. Виктор Андреевич  протянул мне чашку, а Олег раскрыл коробку конфет.

-Я могу конфетами всех угостить? – спросила я невзначай.

-Конечно – сказал мне даритель конфет, но никто  к ним  даже не притронулся, потому что не верили в искренность Олега.

-Прекратите меня рассматривать как пугало. Ну, хоть кто-то составит мне компанию и выпьет со мной чашечку кофе? – сказала я и тут же пожалела об этом. Мужчины как по свистку арбитра побежали к кофе-машине и стали толкаться возле нее. Лишь один Вячеслав Андреевич уже вскипятил чайник  и размешивал растворимый кофе ложкой, сидел со мной рядом и, вздыхая, смотрел, как мужчины грызлись между собой, и приговаривал: « Молодо – зелено.  Мне бы их годы.»

-Вам на свои  годы, грех жаловаться – сказала я. У вас все еще впереди.

-Я вот тут семейный альбом принес, Елена.

-У меня  сейчас совершенно нет времени, но несколько позднее вы мне все покажите. Только не обижайтесь – сказала я и уже обратилась с вопросом к Саше. Ты закончил нашу статью?

Но он меня не слышал, потому что боролся за место рядом со мной, то есть  под моим солнцем. Саша успеешь ты выпить свой кофе. Ты хоть на минутку посмотри на  меня.

-На вас я готов смотреть вечно. А, вашу статью я уже закончил.

-Дайка я пробегусь по ней глазами – сказала я.

Саше протянул мне несколько листов машинописного текста, и мои глаза запрыгали по этой лестнице слов сверху вниз.

-Ты – талантливый журналист. Как хорошо у тебя все получилось.

-Не у меня, а у вас. Из вашего подобранного материала я лишь сложил все воедино, и получилась статья. Так что мой труд был скорее секретарский, чем журналистский.

-Ты не прав. Тебе удалось за столь короткий срок не только ознакомиться с  моим  материалом,  переосмыслить  его, но  найти  еще свой,  и так все органически  соединить  в единое целое.Из моей статьи осталось только что название. Умница.

-Спасибо, Елена Константиновна.

-Все я ухожу – сказала я. Конфеты забираю с собой, как приятную память о всех вас.

Не скучайте. Скоро увидимся.

Мужчины не успели, и ахнуть, как я  уже закрыла дверь и быстрым шагом покинула  редакцию.Уже на самом выходе из здания я неожиданно была окликнута по имени.

-Королева – сказал с улыбкой Геннадий Викторович. Здравствуй.

-Здравствуй… те  - я все никак не могла  вспомнить,  на какой ноте позавчера ночью мы расстались друг с другом:   уважительно-вежливой или дружество – непринужденной.

-Для тебя, Елена, я просто Геннадий. Как твои дела?

-Нормально. А, у тебя?

-Хуже не бывает. Автор то наш,  заболел.

-Как заболел? – невольно вырвалось у меня из груди.

-Самым банальным образом. Вот как только его угораздило простудиться летом, для  меня просто уму не постижимо. Хлюпик.

-Ну, он же не специально. Наверное, вчера в непогоду он снял с себя пиджак и предложил его  для дамы.

-Ух, только бы встретилась мне эта дамочка, я бы ей все сказал.

-Эта дамочка  стоит прямо перед тобой. Так что можешь  прямо все  говорить мне, что у тебя  наболело.

-Елена ведь писатель наше национальное достояние. Ты  и я, самой судьбой поставлены на сохранение и приумножение таланта гения.

-Не говори ерунды, Гена. Менделеев – гений! Полная чушь. Вот то, что заболел  Волков, то  это действительно плохо.

-Ну, что ж история нас рассудит. А, пока весь рабочий график писателя – коту под хвост.

-А, какая у него температура?

-У него жар. Лежит в   номере  гостиницы и никому дверь не открывает.

-Ну, тебе же открыл?

-Мне тоже, нет.

-Откуда же ты знаешь  про температуру? Может он притворяется.

-Я у горничной спросил, ей то он открыл дверь, а вот мне, другу – нет. Она сказала, что он сильно кашляет,  и даже потерял голос.

-Совсем? – спросила я и поняла, что плакало мое интервью.

-Голос, правда, возвращается к нему   периодически. В последний раз он на меня так наорал, что я чуть сам голоса не лишился. Может ты, королева посетишь больного. Только ты на  него можешь повлиять. Мне кажется, что он хочет уехать.

-Но его отъезд был запланирован на вторник. А, сегодня только четверг.

-Ничто не может заставить Менделеева остаться, если он решил уехать. Правда один якорь все же  есть, который может надолго задержать писателя.

-Что за якорь? – спросила я.

-Этот якорь ты – Елена прекрасная. Только тебе под силу образумить этого олуха царя  небесного. А, теперь Христом Богом  прошу, посети больного в гостинице. Он заперся в своем 326 номере и умирает в гордом одиночестве. Менделеев никому не позволит протянуть себе руку помощи кроме тебя. Писатель слишком горд.

-Ладно, я подумаю над твоим предложением. А, как название гостиницы?

-«Рэдиссон» Ну, не буду тебя  больше  задерживать. Если спросит обо мне Менделеев, то мы не виделись. Твой приход должен быть для него приятным сюрпризом.

-Ну, сюрприз  я тебе Гена, обещаю, но будет ли  он приятным – это еще большой вопрос.

-Да, а что ты делаешь в редакции, Елена? – спросил Геннадий, до которого только сейчас дошло, что редакция далеко не случайное место, куда может забрести массажистка.

-Тут у меня подруга работает и я заходила к ней. Поболтали о том, о сем. Она мне клиентов для массажа подыскивает.

-А, как ее фамилия? – снова стал корчить книгоиздатель из себя дотошного следователя.

-Она хоть женщина и незамужняя, но ни фамилии, ни телефона ты от меня  не получишь.

И вообще я передумала  посетить писателя в его номере.

-Королева  будь великодушной и не обращай внимания на меня. Кто я? Червь! А, писателя надо спасать.

-Хоть я не врач, но мой лечебный массаж уже спасал многих  и Менделеев  не будет исключением.

После этих слов Геннадий поцеловал мне ручку и обещал заглянуть к семи часам к автору.

-Я не прощаюсь – твердил он уже мне в спину и махал рукой.

-Дурак – подумала я про друга известного писателя, который привлекал к себе этими глупым  жестом слишком много внимания.

Для здорово эффекта  посещения писателя мне пришла в голову идея,  сначала зайти в аптеку и запастись сюрпризами для Менделеева.

Вскоре я уже ехала в сторону гостиницы и слушала радио. Небо уже прояснилось, и солнце стало припекать. Снова лето взяло  в свои руки бразды правления и начало погонять дневное светило во весь опор.

После прослушивания четырех песен  в эфире радио и немыслимого  количества острот со стороны ведущего я подъехала к гостинице. В большом холле толпились журналисты и стояли непроходимой стеной. В этой журналистской массе  я узнала одно знакомое лицо и спросила: „Вы что президента Америки ждете?

-У президента Америки как минимум один или два брифинга, а у писателя Менделеева их вообще не бывает.

-Тогда почему вы здесь все стоите? Какой смысл?

-Ждем чуда, а  при его появлении надо быть готовым ко всему.

-Ну, ждите, ждите – сказала я с улыбкой и поднялась на лифте на третий этаж.

Я прошла по длинному коридору, в  котором не было как ни странно, ни  души. Номер 326 был самым последним и выходил на солнечную сторону. Я подошла к двери и постучала.

Но на первый мой  призыв, к сожалению так никто не ответил. Тогда я постучала сильнее и услышала голос писателя, который доносился из глубины гостиничного номера.

-Менделеева нет дома – безапелляционно заявил писательский голос.

-А,  с кем я тогда разговариваю? – спросила я.

-С автоответчиком. Что передать автору?

-Скажите, что приходила Елена и не застала его в номере.

Тут же раздались шаги, и голова писателя показалась из-за двери.

-Проходи – сказал Менделеев и втянул меня в номер. Затем он закрыл за собой дверь на ключ и пригласил уже в свои апартаменты.

 Трехкомнатный номер был просто великолепен. Если спальня и кабинет были выше всяких похвал, то зал требовал к этому подробных объяснений.

По площади он был равен всем моим квадратным метрам   двухкомнатной квартиры. На полу лежал  лакированный, дубовый паркет, на котором громоздился персидский  ковер.

 На  потолке висела хрустальная люстра, которая  на редкость красиво гармонировала с голубой лепниной. Кожаный гарнитур стоял возле левой стены, напротив  дубовая секция.

По середине комнаты стоял круглый стол, на котором лежали разбросанные и  исписанные листы бумаги.

-А, ты неплохо устроился больной! – сказала я и только сейчас посмотрела на нездоровое лицо писателя. Что-то серьезное?

-Да, нет. Просто решил украсть один день из рабочего распорядка. Ты лучше скажи, где ты была? Я звоню тебе с 12 часов, но безрезультатно.

-Где я была, там меня уже нет, поэтому и говорить не о чем. А, вот твое здоровье вызывает большое  опасение.

-Ерунда. Мне пришлось больше притвориться больным, чем есть на самом деле.

-А, почему ты не садишься рядом со мной? – спросила я, так как разговаривать  с тем, кто все время ходит перед тобой,  не очень  было удобно.

-Я боюсь,  что если мне даже удастся сесть, то подняться без посторонней помощи уже никак.

-У тебя что ревматизм?

-Он проклятый. Второй раз  за всю мою жизнь схватил: первый еще в студенческую пору, в горах, зимой и вот теперь, в мегаполисе, в середине июля. Катастрофа. Как такие антагонистические времена могли сойтись водной точке. Не понимаю.

-Ну, как говорит арабская пословица, что случилось дважды, обязательно произойдет и в третий раз.

-Вот спасибо тебе, утешающая Елена. Век не забуду твоих предсказаний.

-Я вот тебе тут принесла таблетки от температуры, сироп от кашля и одно обезболивающее средство.

-Таблетки и средство можешь забрать домой, а вот сироп я выпью с удовольствием – сказал Менделеев и начал открывать бутылочку от сиропа.

-Ты что делаешь? – крикнула я писателю, который выпил из горлышка почти весь сироп.

-Как что? Лечусь.

-Но мне кажется, что с дозой лекарства ты явно переборщил.

-Безобразие – сказал писатель, после того как допил лекарство. В сироп явно не доложили сахар. А, сироп без сахара – это чистый яд. Надо бы пожаловаться, но нет сил. А, что ты вчера после моего ухода делала?

-Ничего особенного. Полистала книгу одного знаменитого автора и уснула.

-Ты знаешь, я только в шесть часов утра лег. Все никак не мог уснуть. Бессонница, наверное.

-Ты скорей всего писал до утра! Признавайся?

-Я сделал только общий набросок нового романа. Протянул общую сюжетную линию от начала  и до конца.

-И все это ты сделал за одну ночь?

-Да.

-И ревматизм, конечно в творческий процесс не вмешивался.

-Абсолютно верно. Он же понятливый. Он понимает, что отвлекать меня было нельзя, да и бесполезно, собственно говоря.

-Он разбил тебя уже после обеда.

-И откуда ты это все знаешь? – спросил Менделеев.

-Мне ли не знать обычные симптомы ревматизма. Я же массажистка.

-Так может, ты сделаешь мне массаж, так сказать по старой памяти.

-Ты имеешь в виду со скидкой? – с улыбкой спросила я.

-Нет. Я имею в виду совершенно бесплатно и прямо сейчас.

-Я бесплатно не работаю, потому что  профессиональный труд должен быть всегда достойно  оплачиваться. Но в обмен на массаж я готова принять от тебя твою книгу.

-Хоть полное собрание сочинений. Какая разница, где мои книги будут пылиться: у тебя, у меня или в национальной библиотеке. Я согласен на все бартерные отношения с тобой.

-Что значит на все бартерные отношения? – переспросила я.

-Ну, ты мне массаж, я тебе книгу, ты мне поцелуй, я тебе два.

-Нет, так не пойдет. У меня есть другое предложение. Ты мне поцелуй, я тебе две затрещины или три щекотки в районе поясницы. Попробуй, тебе понравятся.

Я лишь слегка притронулась к нижней части спины, как Менделеев забегал от меня, и всякий раз, когда мне удавалось его настичь,  писатель делал странные движения по сторонам, как личинка бабочки, которая пытается выбраться из своего кокона. Мотылек еще, правда кричал и снова грозил своими военизированными, женскими формированиями. Зря он это мне  сказал. Ой, зря.

-Ну, хватит преследовать меня. Я даже на массаж согласен.

-В твоем положении массаж не рекомендован. А, вот втирание против ревматического средства, будет в самый раз. «Фастум гель» поставит тебя на ноги. Раздевайся

- Фи. Это звучит  грубо и развязано. Надо говорить совсем по другому. Не соблаговолите вы дорогой и любимый автор снять рубашку и лечь на кровать, так как  ваш торс заслуживает врачебного освидетельствования, поэтому обнажайтесь, но делайте это медленно и томно. Так как  я вас тайно вожделею, и вся изнемогаю.

-Менделеев я твою книгу уже получила, а вот растираний  ты можешь, так и и не дождаться, если будешь и дальше себя так бесцеремонно вести.

Знаменитый писатель снял рубашку и блеснул своим не дряблым телом. Он хотел показать даже какое-то куль туристское    движение, с застывшей мускульной фигурой, но был сломлен судорогой и все же дополз до дивана сам. Я выдавила немного холодного геля на спину писателя, и он снова начал выговаривать свои оскорбительные обвинения в том, что все мои действия направлены на причинение  не просто страданий писателю, а страданий жестоких и бесчеловечных. Я медленно растирала противовоспалительный гель по широкой спине, и Менделеев почувствовал себя лучше. Он даже кажется, уснул.

-У тебя нежные руки – сказал проснувшийся автор. Я бы всю жизнь так лежал и думал.

-А, губа у тебя не треснет. Ты знаешь, сколько стоит один час у массажиста?

-Какая разница. Ведь своему массажисту я заплатил.

Опять наступила тишина, а я все втирала мазь в писательское тело. Когда писатель полностью расслабился я, нечаянно сделала неосторожное движение и надавила на больное место.

-Ай – я ай – я ай – закричал писатель. Я теперь знаю, почему от тебя  ушел муж.

-И почему же? – спросила я, и  все еще держа  не одну, а   уже две руки  на пульсирующем  мужском теле.

-Ты не умела делать ему правильно массаж.

-Ответ неверный – сказала я и надавила на пульс.

-Скажи, тебе просто нравится, когда мужчины плачут от твоих прикосновений. Так я не только готов заплакать крокодильими слезами, но и кричать во все горло.

-Ты, почему не сказал, что фильм был снят по твоему сценарию, а писатель? – не унималась я.

-Какой фильм? Ты о чем?

-А, так ты уже забыл, так я тебе напомню – и я  нашла  еще одну болевую точку.

Сначала Менделеев держался и даже хохотал, а затее начал скрипеть зубами и всем  своим промасленным телом, но  после раздался стон и мольба  в самой уничижительной форме.

-Я все уже вспомнил. Только не мучь меня. Я просто не хотел мешать смотреть тебе фильм.

Ну, какая разница, если бы ты знала  заранее, кто написал сценарий.

-Разница как раз большая. Я б не сидела как дура и не разревелась. Это ты довел меня до слез и заслуживаешь средневековых пыток.

-Кстати ты говорила, что расцелуешь меня с ног до головы, за хороший сценарий. Пора выполнять свои обещания перед автором. Если вчера, атмосфера в кинотеатре была не совсем удобной, то сейчас  никто не может помешать тебе, по достоинству   вознаградить меня.

-Будем считать, что мои втирания и есть те поцелуи, которые бесстыдно покрывают твое тело.

-Протестую.

-Ах, ты еще и протестуешь – сказала я тихо и  с новым  рвением приступила к обязанностям массажистки.

-Ты можешь сколько угодно причинять мне боль, но я  всегда выступал за справедливость в этом мире. За твой массаж ты получила уже плату, а я за свой сценарий  еще нет.

-Ты рассуждаешь сейчас не как писатель, а как торговец.

-А, ты как не благодарный читатель. Никогда не следует давать обещаний, которые не в силах выполнить.

-Ну, ты тут ошибаешься, я могу выполнить свои обещания.

-Так в чем же дело?! – сказал Менделеев и повернулся ко мне уже лицом и даже привстал.

-А, дело в том, что я передумала тебя целовать.

-Это же конечно не правовой, но главное чисто женский аргумент, который может служить оправданием для расторжения любой устной сделки.

-Ну, вроде все – сказала  я и закончила свои лечебные процедуры. Теперь надо бы тебя чем-то

перевязать. У тебя  есть шарф?

-Ну, и вопрос. Попросить у меня в середине июля  шарф!  Ты бы еще папаху попросила.

-Нужна мне твоя папаха. Вот шубу песцовую я бы и в июле примерила. Но делать нечего, придется  воспользоваться банным полотенцем.

Я перевязала драгоценного писателя  и  вместо благодарности  от него, услышала: «Ой, что-то мне кажется, что ты перепутала мою поясницу с шеей!»

-Что туго перевязала?

-Ты же  меня просто сковала.

-Так и надо.

-Что значит так и надо – возмущался писатель. Я вздохнуть не могу, а ты еще и улыбаешься.

Сейчас я чувствую себя не мужчиной, а женщиной в корсете.

-Ну, и как ощущения.

-Восхитительные. Но чего не сделаешь, чтобы твоя фигура была тоньше всех. Ведь объем талии – это первая отличительная особенность, которая привлекает мужчин.

-Я думала, что глаза женщины, приковывают внимания мужчин.

-Ага. Особенно когда женщина носит солнцезащитные  очки. Только объем талии  и еще одна площадь, заставляют учащенно биться мужские сердца.

-Какая еще площадь?

-Площадь – это размер груди женщины. Какая ты не понятливая.

-Я вижу, что ты сильно в этом разбираешься. Как бы тебе не сойти с ума от этих объемов и размеров - ценитель женской красоты.

-Ну, как ценитель этой красоты, могу сказать, что с этим у тебя все в порядке. Даже чересчур

-Это ты во всем виноват: сначала банкет, затем торт, вот мой объем и увеличился в два раза.

-Я сейчас не про объем тебе толкую, а про размер. Он же никак не может, связан с чревоугодием. Так что не волнуйся, ты будешь нравиться  мне всегда с таким размером.

Носи его на здоровье, но только на радость мне.

-А, почему только тебе?

-Все-таки массажисты народ не очень догоняющий, а главное не сразу и не все. Я же жутко ревнивый. Мне бы не хотелось, чтобы ты без лишней нужды, кормила взгляды прохожих своей грудью.

-Какой ты остряк! Слушай, ты в книгах одно пишешь, а говоришь совсем другое. Как это понимать?

-Я же подстраиваюсь под тебя. Разве ты не видишь?

-Ты думаешь, что женщине нравится, когда при ней обсуждают ее физические параметры.

-Ну, конечно. Она прямо вся тает на глазах  в объеме, и тут  же раздувается  в  своем размере. Бывали случаи, что грудь женщины вырастала даже в несколько раз: от маленько мячика для пин-понта до футбольного, кожаного мяча.

-А, может сразу до размера воздушного шара?!

-Врать не буду, потому что мне до сих пор такие женщины  не встречались. Но я верю в силу воли женщины, ведь когда она захочет увеличить размер груди, то тут все разумные представления уходят на задний план.

-Какой ты оказывается наблюдательный  писатель. Мне как-то не по себе  сидеть рядом с тобой.

-А, ты не сиди, ты ляж. Ведь в горизонтальном положении мой талант откроется тебе уже с другой, мало кому известной стороны. Для тебя распахнется целый космос и тебе придется лишь пересчитывать звезды в этом бескрайнем океане.

-У тебя со мной ничего не выйдет. Тебе не удастся меня соблазнить.

- Неужели у меня нет ни единого  шанса?

-У тебя сил к этому просто нет. Посмотри на себя: руки все израненные, поясница больная, и весь ты какой-то немощный. Я не умею добивать лежачих, да еще и больных.

Тут же писатель поменялся в лице, встал, и прошел в ванную комнату. Его не было несколько минут, пока он не появился свежо выбритым и бодрым.

 -Ну, а таким я тебе больше нравлюсь? – спросил Менделеев.

-Этот мужчина мне нравится уже больше, но все-таки он еще очень далек до моего идеала.

-Это ты так говоришь, потому что голодна. Ведь ты еще ничего не ела. Не так ли?

-Ты что хочешь снова пригласить меня в ресторан?

-Нет. Я хочу заказать еду в номер. Ты не  против?

-Я только за.

-Тогда выбери что-то из меню, а я переоденусь. Ведь мнимый больной снова  стал здоровым.

Менделеев снова исчез, правда, на этот раз в своей спальне. Вскоре он вышел из спальни в  ослепительно белой  рубашке и  в черных на утюженных штанах, правда, на босую ногу

-Ты уже  что-то  выбрала? – спросил он.

-Я бы съела лобстеров.

-Это, кажется что-то из отряда ракообразных, которые ползают по морскому дну и питаются исключительно мертвечиной.

-Какой ты все-таки гадкий человек. Зачем ты портишь мне аппетит?

-Я просто заранее ставлю тебя  в известность. Но, если мои предупреждения тебя  не потрясли, и ты по-прежнему настаиваешь на своем выборе, то пусть все  так и  будет. Тогда я закажу себе утку по-пекински. Китайцы умею разрезать ее на сотню частей. Одним кусочком я могу даже тебя угостить.

-Не надо. Но твоя щедрость, право не знает границ: из целой сотни выделить один кусочек,  это поистине великокняжеский подарок.

-Значит, и ты уже ощутила мою безграничную щедрость. Вообще-то я не всегда такой добрый, так что лови момент и проси второй кусочек. Пока,  я не передумал.

-Как только ты увидишь утку перед глазами, то забудешь  напрочь  про все свои  благородные манеры и обещания.

-Да, это со  мной может случиться. А, что ты будешь пить?

-Ничего. Я  за рулем.

-Отлично – сказал Менделеев. Тогда на напитках можно сэкономить.

- Ну, вот я оказалась и  права. Еще  утку не подали к столу, а ты уже потерял человеческий облик.

- Но я же не могу пить вино, когда ты лишена такой возможности. Я из солидарности к тебе отказываюсь от ста грамм водки. Хотя какая утка может быть без водки. Нет, водка будет. И салаты, и десерт, и напитки.

Менделеев сделал заказ по телефону и обещал сам пересчитать кусочки мяса птицы. Писатель все время  настаивал, что количество должно быть обязательно трехзначным или он платить, за съеденный заказ не будет. Наконец-то ему ответили утвердительно, и он даже повеселел.  

Пока знаменитый автор отстаивал свои потребительские права, я осторожно передвинула к себе несколько исписанных листов бумаги и краем глаза стала их читать. Я всегда умела незаметно списывать на экзаменах со шпаргалки, так что эти навыки мне, как нельзя сейчас помогли. Прежде чем Менделеев успел выхватить свой новый рассказ перед моим носом, я успела понять общий сюжет. Все-таки он решил написать  роман  обо мне и трех моих мужьях..

-А, подглядывать в незаконченное произведение, нельзя – сказал писатель.

-Скорее писать таким корявым почерком нельзя. Я уверена, что ты сам, тут не все разберешь

К тому же столько орфографических ошибок.

- Ну, я просто диву даюсь такому  высокому уровню образованию. Наверное, когда я перестану писать, то непременно пойду в массажисты. Я надеюсь, что мой уровень умственных возможностей позволит  мне это сделать.

-Не уверена. Чтобы стать массажистом тебе надо каждый день упражняться. Ведь массажист работает в отличие от писателя не только головой, но и  руками.

-Подумать только, я и не предполагал, что у вас такой отбор. В отряд космонавтов попасть легче, чем  в отряд массажистов.

-Ты не недооцениваешь людей моей профессии. Мы не умеем, конечно же, писать книги как ты, но это и не каждому  писателю дано. А, вот найти подход к человеку, то тут нам нет равных. Ведь когда клиент доверяет нам в свои руки свою  жизнь, то становится беззащитным, как ребенок. Он раскрывает перед нами не только свое тело, но и душу.  Массаж в нашем ремесле, дело совсем даже второстепенное, а вот талант слышать, неотъемлемая   часть нашей работы. Это даже не талант – это искусство.

-Интересная трактовка и я с ней абсолютно согласен, но искусство  в любой работе наступает тогда лишь, когда пациент приходит к тебе во второй раз и больше.

-Почему во второй раз? - Ну, а почему же с первого раза нельзя решить, является  ли  это для тебя, настоящим произведением искусства или нет?

-Первый этап в постижении искусства всегда ознакомительный. Ведь нельзя судить о том, чего не видел.Когда  я первый раз читаю книгу, например, смотрю фильм, или посещаю художественную выставку, то могу вынести для себя какое-то, конечно же, субъективное мнение, а вот если мне захочется еще раз взять фолиант  в руки, пересмотреть кинокартину или полотно понравившегося мне художника, вот тогда для меня  - это искусство. Настоящее искусство притягивает к себе, поэтому я  и обращаюсь к нему, снова и снова, потому что это уже становится для меня  жизненной потребностью. Без чего я не представляю уже свое существование.

-Так значит, если твои читатели возьмут и перечитают твою книгу во-второй раз,  для тебя это будет более ценно, чем в первый?

-Да. Только  тогда я могу считать, что  мне удалось достичь своей цели.

-И какая же цель была поставлена во главу угла, господином Менделеевым?

-Цель была, есть, и будет только одна,  помочь человеку стать счастливым.

-Но книги не могут приносить счастья! Это утопия! – воскликнула я.

-Книга – как материальный предмет, конечно же, нет. А, вот мои мертвые персонажи, которые воскресают лишь при помощи читательского воображения, уже живут одной судьбой с человеком. Они вместе. Они спрессованы в единое целое,  и разъединить их  друг от друга уже не так просто. Как долго продлится их союз,  я не знаю. Но я уже благодарен за  это  кратковременное соитие. За этот миг, я и работаю.

-Прости, но до сих пор у меня не возникало желание перечитать твои книги.

-А, в нашем случае это и не требуется. Ведь мое искусство – это ты. Это я хочу тебя каждый час видеть и быть с  тобой, но не ты.

-Хорошенькое дело. Я первая пришла к тебе, можно сказать, что по зову души…

-Как кстати ты меня нашла? Как этот зов души определил мои координаты?

-Это что так принципиально.

-Но, если логически рассуждать, что мой адрес мог подвернуться тебе совершенно случайно, то посещение писателя с грудой лекарств наводит меня на грустные размышления. Это Гена тебе уже доложился?

Я не знала, что ответить писателю, а врать уже просто устала. Я созналась, что совершенно случайно встретила книгоиздателя в городе.

-Ух, попадется мне этот прощелыга – зло сказал Менделеев. Вечно сует свой нос во все щели.

-Ты что недоволен моим визитом?

-Как раз наоборот.

-Тогда ты  должен благодарить его, а не поносить последними словами. Он как раз  поступил как настоящий друг, а ты как неблагодарный человек.

-Гена растревожил твое женское сердце душещипательными картинами о моих  мучениях, и ты пошла у него на поводу. Так что акт милосердия состоялся и прошел, даже,  на ура.

-Ты, наверное, уже привык к овациям, аплодисментам, но я могу очень легко рассеять эту иллюзию всеобщего поклонения.

-Это как же?

-Да, очень просто. Я кричать тебе ура не буду. Я буду свистеть. Долго. Над твоим ухом.

-Ты умеешь свистеть?

-Массажистка все должна в этой жизни уметь. Так что если не хочешь оглохнуть, то  закрывай уши.

-Я весь во внимании. Давай.

-Я сказала закрыть руками уши, а не направлять их в мою сторону. И захлопни от удивления свою варежку, а то муха залетит.

-Муха не поместится. Потому что  это место я оставил только для пекинской утки.

Я сначала облизала губы, затем сложила их в трубочку и засвистела… с перерывами.

Мой свист был похож на тот трудоемкий процесс, кто хоть однажды пытался дунуть в оркестровую трубу. От напряжения я, кажется, вся покраснела, но по-прежнему выдыхала воздух через узкое отверстие между губ, без звука.

-Ну, сильней – подстегивал во мне дух трубача писатель.

-Менделеев не мешай мне. Сейчас у меня все получится. Просто я не той помадой  сегодня губы  намазала.

-Победа лыжников тоже часто зависит от смазки лыж. Может для твоих губ фастум – гель подойдет. В тюбике еще немного осталось.

-Если ты не прекратишь издеваться надо мной, то мне придется выдавить всю содержимое  этого геля тебе   прямо в рот.

Наконец-то у меня получилось что-то похожее на свист,   и знаменитый писатель  пришел в неописуемый восторг. Вскоре в номер постучали и Сергей после  долгих расспросов по существу: о содержании меню на  две персоны, количества кусочков в утке по-пекински и правда ли что лангусты питаются падалью, открыл дверь.

Молодой официант вез впереди себя большую и высокую  тележку, сплошь заполненную различными блюдами. Через несколько минут он приступил к сервировке стола и начал уже выставлять яства. Он с восхищением смотрел на писателя и поставил передо мной, по ошибке, целую утку. Я попыталась вежливо отклонить столь заманчивое предложение, но Менделеев согласно кивал головой на все действия официанта.

-Подумать только, хрупкая женщина может съесть целую утку – сказал писатель молодому человеку. Да, еще надо разрезать на сотню кусочков, чтобы легче было пережевывать пищу.

Я бы эту птицу  взял бы за два крылышка, да так бы и ел, чтобы она не улетела.

-Я бы тоже так ел. Только не за крылышки, а за ляжки – поддержал высказывание писателя официант.

-Ну, не знаю. В таком положении у птицы может кровь прилить к голове,  и летальный исход неизбежен. Хотя утке по-пекински уже все равно. А, ты что на все это думаешь, Елена?

За что утку надо брать, в первую очередь?

-Я бы в первую очередь взяла бы за шею, а там за все другие, болезненные места одновременно.

-Не плохой вариант. Надо подумать над твоим предложением. Но боюсь что одной пары рук, для такой экзекуции будет недостаточно.

-Это для  мужских рук трудноосуществимый процесс, но не для женских. При случае я непременно покажу тебе как это надо делать. Вот сейчас официант уйдет…

-Я готов обслуживать вас и за столом – сказал молодой человек, который впервые видел так близко своего писателя.

-Ну, это совершенно лишнее, ведь с селезнем по-русски я справлюсь и сама. Без лишних свидетелей.

-Да, вы можете нас оставить одних – выговорил членораздельно Менделеев. Моя дама любит кушать преимущественно в полном одиночестве и желательно в темноте.

Автор полез в портмоне, чтобы отблагодарить официанта, но был им остановлен. Молодой человек вытащил из-за пазухи книгу и протянул ее писателю

-Сергей Николаевич, вы не подпишите мне вашу книгу? – спросил он слащавым голосом.

-С удовольствием. На чье имя?

-На мое.

-Я понимаю, что на ваше. Но как вас зовут?

Я думала, что только женщины теряли голову от книг писателя, но кажется, и молодые люди были к ним не равнодушны. Официант смотрел в глаза Менделеева и почему-то молчал. Наверное, тоже забыл свое имя.

-А, ты подпиши – как мне – красивому незнакомому мужчине – предложила я свой план спасения для официанта.

-Лучше Владимиру от Сергея  – проснулся молодой человек.

-Хорошо – ответил писатель и приступил к обычной для него процедуре.

Как только дверь за официантом закрылась я начала искать шею у водоплавающей птицы, которая мучилась еще при жизни, ревматизмом. Я только два раза дотронулась до писателя, а он кричал так, как будто его режут на сотню кусочков – как утку по-пекински.

-Ну, и в каком свете ты выставил меня. Теперь молодой человек действительно подумает, что я способна одна съесть эту утку.

-Этот парень поймет, что прежде чем взяться за мою книгу надо хорошо подкрепиться. Это главное правило, потому что после у него не будет времени.

-Ах, да, я забыла, что писатель пишет увлекательные и часто непредсказуемые сюжеты

Книга, выпущенная из рук читателя хоть на полчаса - это пощечина для писателя.

-Можно и так сказать. Хотя пощечина не так страшна. Здесь дело совершенно в другом. Просто книга рождена мертвой, и я не в силах ее воскресить для читателя. Значит, все было зря. Можно конечно тысячу раз роптать и рвать на себе волосы, но ничего изменить уже нельзя. Когда книга не заинтересовала читателя, то это  вина только автора. И я принимаю ее на себя без оглядки на литературных критиков и своих  братьев по перу.

-Тогда к литературной вине прибавь еще одну.

-Какую, на этот раз?

-Ты много болтаешь, а твоя утка стынет.

-Да, такой крест я просто не готов нести. Но, если ты мне передашь мое блюдо, то я готов тебе отдать твое.

Я сделала все, как просил Менделеев, но своего яства так и не дождалась.

-Что это значит? – возмущалась я.

-Я сначала пересчитаю, сколько кусочков  у утки. Мне кажется, что ты один уже слопала, когда я провожал официанта до двери.

Писатель начал пересчитывать свои утиные ошметки, но каждый раз сбивался и приступал снова  к своему мясоисчеслению.

-Нет,  это так  может продолжаться до утра – сказала я.

-А, ты что спешишь? – спросил Менделеев. Ты знаешь, что лобстеров можно есть и холодными. Так даже вкуснее.

-Я это знаю. Но мои лобстеры могут испортиться, когда ты все пересчитаешь.

-А, что же делать? – как балованный ребенок спросил писатель.

-Ты считай, сколько ты съел кусочков, а не, сколько их должно быть. Тогда  ты точно не ошибешься.

-О, женщина – ты действительно светлая не только головой, но порой свет проникает и из тебя и освящает все вокруг.

Тут же я получила  лобстеров и начинала добывать сочное мясо из твердого панциря.

Менделеев все считал свои кусочки и просил меня дублировать этот процесс.

-Двенадцать – произнес писатель полным ртом. А, ты, почему молчишь?

-Двенадцать – подтвердила я точные арифметические данные.

-А,  все-таки у твоих омаров вкус, цена, а главное запах специфический. Все время отдает какой-то тиной.

-Ты просто не обращай на это внимание и концентрируйся на утке.

-Тринадцать – сказал писатель и враждебно  посмотрел на меня.

-Тринадцать. Тебе  осталось съесть еще 87 кусочков.

-Да, если их сто. А, если их будет меньше?

-Тогда тебе придется поголодать.

-И не только мне.

-Но о моих лобстерах, ты даже и не помышляй. У тебя ничего не выйдет.

-Ты так думаешь?

-Я в этом просто уверена. Так что давай глотай свой 14 кусок и тщательно пережевывай.

Так медленно, но верно Менделеев дошел до цифры 65 и  почему уже не хотел больше продолжать счет съеденных кусочков.

-Не,  я так больше не играю  - сказал писатель и отодвинул от себя тарелку.

-Что на этот раз тебя не устраивает?

-Понимаешь, Елена, условия состязания не равные для всех участников. Вот если бы я один на один с уткой встретился, то все было бы по другому. А, так  я  в меньшинстве, а  кусочков целых сто. Тут один в поле не воин, а на меня накинулась целая пекинская рать.

-Шестьдесят шесть – уже я начала считать. Шестьдесят шесть!!!

-Я больше не могу.

- Шестьдесят шесть. И останется всего лишь 34 кусочка – твердила я.

-Менделеев с трудом проглотил этот кусочек и неожиданно встрепенулся.

-До меня сейчас дошло. Мне же  переложили кусочки утки. Наверное, для автора решили сделать исключение, чтобы он лопнул.

-Кто  тебе переложил кусочки утки. Кухня? Это маловероятно.

-Ты как пишешь цифру 66?

-По буквам.

-Нет, цифрами.

-Ну, две шестерки.

-Правильно. А, если эти цифры перевернуть, как предлагал официант, то получится 99. Так что мне остался последний кусочек, будь он неладен,  и я покончил я уткой раз и навсегда.

-Шестьдесят семь – снова подтвердила я.

-Ну, ты что не поняла. Я же все популярно тебе объяснил. Просто произошло досадное недоразумение, и я получил чью-то лишнюю порцию.

Как писатель не упирался, но ему  пришлось сдаться перед этой цифрой.

-Шестьдесят восемь  - уже спокойно  твердила я новое число.

-Если я съем этот кусок, то это будет последняя цифра в моей жизни.

-Ну, почему? Ведь после 68 всегда наступает число 69.

-Для меня не наступит, потому что я  сдохну уже на 68.

-Ты не волнуйся, умрешь ты в самом преклонном возрасте. Когда тебе исполнится ровно сто.

- Сто – это перебор. Я не хочу так долго жить.

-А, придется. Ведь тебе нужно еще столько бумаги испортить. Столько ручек извести. Ужас.

Но на счастье писателя кто-то постучал в дверь, и он побежал ее открывать, даже не спросив: „Кто там?»

-Привет – сказал Гена. Это ничего что я так рано пришел?

-Ты все время приходишь, когда я тебя совсем не жду – сердито поприветствовал писатель своего издателя.

-А, тебя вот,  даже болезнь не меняет. У всех людей есть  порядочные друзья, а мне попался на всю жизнь – да, и тот не благодарный.

Разговор двух друзей происходил в коридоре, и я все хорошо слышала.

-Может, ты все-таки дашь мне войти  к тебе? – требовал к себе хоть каплю уважения книгоиздатель.

-Проходи – ответил Менделеев.

-О, Елена, здравствуй. Я вот как мы расстались со вторника, все не могу забыть тебя. Я даже жену несколько раз твоим именем назвал.

-Так ты Гена и пострадал, наверное, за это? - спросила я.

-Ради друга я все готов вынести. Я объяснил все жене, и она  сразу же все поняла.

-У твоей жены  есть просто редкое качество. Она верит тебе, хотя ты этого совсем не заслуживаешь.

-Я понимаю, что общение с писателем уже и для тебя не прошло бесследно. Он вообще очень плохо влияет на людей.

-Я тоже это заметила – пришлось мне подтвердить совершенно искренне это тонкое замечание.

-Какой на  тебе  красивый, деловой костюм. В бутиках одеваешься? – начал сумбурно один за другим задавать вопросы книгоиздатель.

-На рынке. Так дешевле.

-На много?

-На  двадцать процентов.

-Тогда стоит.

-Ну, и долго? – спросил Менделеев у Зверева.

-Чего долго?

-Долго ты Ваньку будешь ломать. Я все уже знаю.

-Тогда просвети меня. Я вот не знаю,  что тебе известно.

-Елена, мне  уже  все рассказала, что ты с ней встречался.

-Неужели. Мы что действительно сегодня встречались? – спросил  меня книгоиздатель. Я совершенно не помню. Наверное, что-то с памятью моей стало. Хотя каждый день встречи, новые знакомства, просто кругом идет голова. Но, Лене я верю, если она говорит, что видела меня, значит это чистая правда. Может, я ее не заметил? Ведь и такое бывает.

-Странная форма у тебя амнезии: тут помню, что касается костюма, а тут – название гостиницы, номер апартаментов, а главное, не забыл упомянуть о моей болезни и все напрочь забыл.

-Может мне к врачу надо? Как ты думаешь. Вот только теперь загорелся свет в моем окошечке. Ну, конечно же, мы встречался я тобой. Вот костюм я твой запомнил Елена, а  вот про  тебя  почему-то  забыл. Ты уж извини меня. В следующий раз я буду всех записывать: даже тех с кем виделся мельком. Ну, теперь ты удовлетворен моим аутодафе.

-Не совсем. Вот если ты прикончишь эту утку, то считай, что отделался легким испугом.

-Да, это я с радостью. За милую душу.

Зверев сразу сел за стол, и был таков.

-Только обязательно считай, сколько  кусочков съешь.

-Ты что уже начал считать, сколько ест твой друг. Ты боишься, что я тебя объем.

Мне показалось, что книгоиздатель очень сильно обиделся, поэтому я  попыталась объяснить,  для чего требуется вести счет.

-А, на какой цифре ты остановился? – спросил Зверев.

- Шестьдесят восемь.

-Ну, у тебя и аппетит и не грамма совести. Мне что голодным вставать из-за стола. Считай, что  другу ты ничего и не оставил. 32 кусочка - это просто курам наспех.

-Еще салаты есть – уже сказала я. А к десерту мы даже и не притрагивались.

-И не притронетесь, потому что  я все съем сам за вас – промурлыкал Геннадий Викторович.

-Подавишься – тут же отреагировал друг на высказывание друга. Десерт – это моя священная корова и я ее никому не отдам.

-Я знаю, что вас объединяет – обратилась я к мужчинам – зверский аппетит. Вы мне кажется, готовы уже друг друга съесть.

Вскоре книгоиздатель приступил к своему счету, который менялся прямо на глазах. Я даже не успела вести свои комментаторские обязанности, потому что плоть птицы попадало в рот Гены и возвращалась оттуда  уже  только в виде  обглоданных костей.

-Девяносто восемь –сказал Менделеев, который внимательно следил за своим другом.

На столе оставался еще один, последний кусочек.

-Ну, вот что и требовалось доказать –воскликнул писатель.Все таки утку разрезали не на 100, а на 99 кусочков. Сначала в сироп сахар не доложили, затем украли мой кусочек утки. Ну, до чего докатился наш мир!

Но вдруг Сергей посмотрел на меня и спросил: «Ты точно не съела ни кусочка?»

-Вернее не бывает. Я же не сумасшедшая, чтобы становиться у тебя на дороге.

-Значит, я иду на кухню и устрою там грандиозный скандал.

-А, может, шеф-повар этот кусочек взял на пробу, чтобы желудок знаменитого писателя не пострадал. Он рисковал жизнью ради тебя, а ты – сказала я.

-Тогда я пойду и поблагодарю его за все, что он сделал для  нас троих. Еда просто отменная.

-Для этого не надо никуда ходить – заявил Зверев. Когда ты  будешь оплачивать счет, то сможешь оценить  свою благодарность   в дополнительную сумму. Я говорю о чаевых.

-Не я, а ты будешь оплачивать счет – возразил  писатель

-Значит, ты живешь в нем, а платить за  него мне прикажешь.

-Я приехал по твоему приглашению, так что  на правах гостя мне пришлось поселиться  в радушном доме хозяина.

-Ну, хватит вам наконец-то дурачиться. Ну, сколько можно – причитала я.

-Я теперь вижу, что писатель абсолютно здоров. Он же когда ругается, а это  его постоянная форма общения со мной,  то я знаю, что пульс у  писателя  бьется   ровно, температура  стабильная, язык красный и ядовитый.

-Надо же, как ты меня хорошо изучил. Только когда успел? Мы же видимся лишь  пару раз в году.

-Когда  ты отсутствуешь, я читаю твои книги, поэтому мне удается все время находиться с тобой в духовном контакте.

-Духовный контакт – это конечно хорошо. А, вот десерт отложи в сторонку и не хапай его своими руками.

-Не очень то и хотелось – обиженно сказал Зверев. Я сладкое ем: поскольку постольку. Когда уже другого ничего нет.

-Сейчас я закажу кофе и твой десерт. Ты что будешь? – предложил Менделеев своему другу меню.

-Одно пирожнное – безе, другое с кремом и еще двести грамм мороженного с шоколадом.

-Я тоже буду мороженное – сказала я.

-Ну, тогда и мне придется заказать себе морожено. Но заметьте, что не я это первый предложил, мне просто пришлось уступить грубой, готовой на все ради лишнего кусочка сахара, силе.

-Я кофе пью  всегда без сахара – заявил книгоиздатель. И советую это и тебе.

-Я учту это на будущее. Кстати человеку нужен не сахар, а глюкоза.

-Только не надо умничать в присутствии дамы – сказал Гена. Тебе – это Менделеев просто не идет. Все и так соглашаются с тем, что ты самый умный, хотя  оспорить можно все.

Мне уже нравилась мягкая манера Зверева приводить писателя в чувство. Он, был тот единственный воин, который шел впереди победной процессии Цезаря по Риму  и осыпал своего господина бранными словами в этом человеческом море ликования сладкой лжи.

Но только этот легионер по настоящему любил своего владыку, так как боялся зависти богов к Цезарю. Ведь человек, пожелавший стать богом, всегда будет  вседержителем  обращен в пыль.

Через десять минут нам принесли кофе и недостающий десерт. Геннадий ел пирожные и смотрел с интересом на  исписанные листы бумаги, которые лежали недалеко от него. В отличие от меня, он делал это  открыто и даже несколько развязано.

-Положи на место – сказал Менделеев Звереву.

-А, что тут такого. Можно мне хоть раз прикоснуться к твоей рукописи. Я хочу понять, как из ничего рождается книга?

-Из ничего только ничего может родиться – ответил писатель.

-Тогда объясни, как можно держать в голове книгу, объемом в триста машинописных страниц?

-Ну, для этого как минимум надо иметь голову на плечах.

-А, как максимум – не унимался книгоиздатель.

-А, как максимум: фантазию и терпение.

-Опять фантазия и терпение – вспомнила я наш разговор о тайне. И все же?

-Когда я начинаю писать, мне самому еще ничего не известно. Я как белый лист бумаги.

-Ой, лукавишь. Я вот тоже хочу написать книгу, но  не могу. Почему? – нервно  спросил  Зверев.

-Потому что у тебя нет терпения.

-Ты хочешь сказать, если я прикую себя наручниками к столу, то смогу написать книгу.

-Кто знает? Попробуй. Хотя писать, это, наверное, все-таки добровольное рабство.

-Ну, допустим, я найду время и сяду к столу на целые сутки. Но, о чем писать  я ума не приложу?!

-А. для этого существует фантазия.

-Ну, с фантазией у меня, надеюсь все в порядке.

-Ну, вот и отлично. Дерзай.

-Ну, у меня нет сюжета.

-А, ты оглянись вокруг. И уверяю тебя, что даже мертвый предмет оживет. Только ты смотри не на него, а через него.

-Я что рентген. Мне не интересно смотреть на предмет. Да, и что немая вещь мне может рассказать. Ты просто пускаешь пыль в глаза.

-Я с тобой Гена совершенно согласна. Много слов, а смысла никакого.

-Ну, хорошо, тогда давайте на примере я вам все объясню. Что находится у нас на столе?

-Ну, остатки пирожного, тарелки, вилки, чашка с кофе, салфетки. Да, всякая всячина. Это то,  какое отношение имеет к книге?!- возмущаясь, разглагольствовал  Зверев.

-Самое прямое. Ну, возьмем например чашку с кофе. Что ты видишь, когда смотришь на нее?

-Я вижу только чашку с кофе? Или я не прав Елена. Может это уже и не чашка с кофе? – с опаской спросил. Зверев.

-Это чашка с кофе – твердо сказала и добавила – правда с остывшим.

-Вы действительно ничего не ведите или издеваетесь – умничал Сергей,  и мне так хотелось надавить на все его болевые точки, что я еле сдержалась.

-Мне кажется, что издевается здесь кто-то другой – сказала я  зло. Чашка с кофейным напитком не претерпела никаких изменений.

-Это все потому, что вы смотрите на чашку, а не через нее.

-Тогда расскажи, что видишь ты или нам придется с Геной тебя ослепить?

-Да – согласился,  Зверев, решив, что и в этом состоянии, писатель не утратит своей трудоспособности.

-Когда я вижу эту чашку, то  мне представляются сначала руки гончара: сухие и потресканные от тяжкой работы. Сколько дней и ночей он искал  состав  глины,  форму этого сосуда, чтобы через века, она могла служить людям. Как долго методом проб и ошибок он  вычислял,  сколько времени  необходимо на обжиг этой  чаши, чтобы достичь совершенства. Но мастер недоволен своим произведением и разбивает ее  без  сожаления. Ведь сейчас его интересует создание не глиняной чаши, а фарфора. Пройдут годы, десятилетия,  прежде  чем он найдет формулу своей фарфоровой чаши, но они не страшат его, потому что в своей фантазии  он уже видел этот шедевр, а терпению мастеру не занимать. И вот теперь мы пьем кофе из чашки и совершенно забыли поблагодарить человека-творца за свой труд, потому что для нас это простая фарфоровая чашка, которую можно купить поштучно или в наборе.

Зверев покрутил чашку у себя перед глазами и не нашел отпечатков рук  гончара. Лишь клеймо  завода изготовителя стояло на тыльной стороне фарфорового изделия.

-И ты это действительно, все видел? Только отвечай, серьезно – заявил книгоиздатель.

-Да, и даже больше –ответил Менделеев.

-Ты никаких галлюциногенных  препаратов не принимал? – с опаской за здоровье писателя спросил Гена.

-Мне они не нужны.

-Я тебе верю, что они тебе не нужны. А, вот после твоего рассказа я уже не засну без снотворного.

-Я тоже. Теперь к каждому предмету я буду обращаться  на  вы. Если раньше я с удовольствием принимала ванну, то сейчас как подумаю, через, сколько рук, а главное мужских глаз она прошла, то мне становится как-то не по себе. Это все равно  как очутиться голой перед  проходной металлургического завода. Ужас.

-Ну, это была бы скорее прелесть, а не ужас – произнес с улыбкой писатель.

-Ну, мне пора  - сказал Геннадий.

-Ты куда это намылился? – спросил автор.

-Как куда?! Домой. Пойду писать свою книгу. Мне просто не терпится стать на один уровень с тобой.

-Лучше встань выше меня. Только тогда игра стоит свеч. Возьми пример с классиков.

-А, кто сейчас читает классиков! Нет, уж я буду пример брать только с тебя. К тому же, если что-то у меня не получится, я все смогу сослаться на живого писателя, а не на мертвого классика.

-Настоящий писатель бессмертен, а вот автор приходящ как все живое на земле.

-Ладно, почитаю и классиков на сон грядущий. Но, прежде чем уйти я хотел бы пригласить Елену  в театр.

-Сегодня? – спросила я.

-Увы. Я бы и сегодня это сделал, но премьера состоится только послезавтра.

-Тебя Гена по голове давно не били? – осведомился настоящий друг.

-А, что каждый начинающий писатель начинает свою карьеру с легкого сотрясения?

-Каждый, но особенно тот,  кто садится не в свои сани.

-Все-таки не стоит мне, и начинать читать классиков. Я как чувствовал.

-Мое предупреждение ты не правильно истолковал. Если ты еще раз сделаешь такое предложение Елене…

-То ты расторгнешь со мной контракт. Ну, и, пожалуйста. Елена так  ты  придешь  послезавтра в театр?

-Непременно – ответила я.

-Тогда я  вручаю тебе два билета и жду  в театре   в половине седьмого в субботу.

-А, зачем два билета и почему ты их не оставишь  у себя?

-Ну, во-первых, у меня билет уже есть, а во-вторых,  ты сможешь сама выбрать своего кавалера.

 Но могу дать тебе один совет,   вот того – тут  он указал   пальцем в сторону Менделеева – ревнивого субъекта не тащи за собой. Он же сломает весь культурный вечер. Он же дикарь.

-Хорошо я возьму билеты в театр и приду не одна.

-Умница. Писателю надо было уже давно рога пообломать

-Прежде чем ломать, их надо сначала наставить – кокетливым голосом говорила я, смотря, книгоиздателю прямо в его слюнявые глазки

-Сделай это  с ним, хотя бы ради меня –   прозвучало  мне заманчивое предложение  от книготорговца.

-Еще может и с тобой – заревел знаменитый автор.

-Елена, душа моя. У меня к тебе последняя просьба. Скажи писателю, что только дружеские отношения останавливают меня от поступка всей моей жизни. Так бы я давно валялся у тебя в ногах и предлагал свои скромные услуги. Но мое терпение не беспредельно. Да,  и книга давно меня заждалась. Пойду хоть немного урву от земной славы писателя, если ты конечно не возражаешь.

-Правильно. Ты,  Гена  просто камня на камне не должен оставить от Менделеева. Сравняй его с землей.

 Я даже помогу тебе в этом.

-Книгоиздатель  и массажист – это великая сила. Я от страха уже трепещу – издевался над нами писака.

-К завтрашнему вечеру  я развею миф о непобедимости писателя в борьбе за читательские сердца – мечтал Геннадий  и заставил меня поверить в эту грезу.

-Мое уже целиком принадлежит тебе,  Зверев – заявила я  герою не моего романа.

-О, благодарю тебя, Елена. Вдвоем мы для писателя неуязвимы. Прощай.

-Лучше до свидания скажем, друг другу, мой литературный воин – напутствовала я Гену.

-Ты как всегда права, до завтра.

Зверев, поцеловал мне ручку и ушел,   не попрощавшись с Менделеевым.

-Все-таки я правильно сделал, что не сказал главного, этому дамскому угоднику. Что прежде чем сесть за стол, надо в голове хоть какой-то сюжет уже иметь

-Ах, значит вот ты какой! – сказала я.

-Какой такой? – переспросил писатель.

-Скрытный.

-Я еще к тому же жутко наглый. И сейчас ты в этом убедишься.

Менделеев подошел ко мне и поцеловал.  Я попробовала, было сопротивляться, но его руки как клешни лангуста схватили меня и не отпускали.

-Менделеев, я предупреждаю тебя, что массажист может не только лечить, но и калечить.

-Мое тело полностью в твоем распоряжении. Выбирай любую часть. Только сердце, пожалуйста, не трогай.

-Это еще почему?

-Потому что оно давно изуродовано. На нем и так нет живого места.

-И кто же так постарался над ним?

-Ты. Больше некому.

-Отпусти меня. Мне больно.

-Мне было больно все эти 16 лет. Так что потерпи. Мне надо сказать тебе главное.

-Может не надо.

-С тех пор,  когда мы так по  дурацки расстались. Не было дня, не было часа, чтобы я не вспоминал о тебе. Все это время я жил надеждой о нашей новой встрече. Я тысячу раз представлял, как это произойдет. Я приготовил даже речь. Но жизнь все-таки лучший драматург на земле и  я растерялся. Все прежние  слова пропали. Прошлое исчезло,  и впервые за эти годы  я  с радостью подумал  о будущем, о нашем общем  времени, которое больше никогда не остановится.

-Ты что мне в любви объясняешься? – уточнила я.

-Мне не  нравится, это слово объясняешься. Да, и сама фраза, она несовершенна. Я бы сказал по-другому.

-Так говори, но в то же время  хоть  немного  разожми свои руки – сказала я, потому что  уже  не хотела  полностью остаться без такой ощутимой поддержки.

-Я готов присягнуть тебе на всю жизнь, и  никогда не отрекусь от своей клятвы. Мое чувство к тебе останется незыблемым, чтобы не случилось на земле. Пусть весь мир провалится в тартарары, но ты должна знать, что никогда для меня не  было и не будет ближе  человека, чем ты. Я люблю тебя, Елена.  

-Все вы так говорите. Я не верю больше ни одному мужчине. Тем более тебе Менделеев.

-Тогда скажи за что мне такая, персональная немилость?

-Потому что писатель   всегда врет, а если не врет, то фантазирует. Мне кажется, что ты опять пишешь роман.

-На этот раз я не хочу писать,  а просто жить рядом  с тобой. Это мое самое заветное желание

-Желание твое пройдет и очень быстро.

-Разве прошедшие 16 лет не доказательство истинного чувство к тебе. Что мне сделать, чтобы заслужить твое доверие?

-Во-первых, отпустить меня, а во-вторых,   не смей меня целовать, без моего письменного согласия.

-Да печально - сказал писатель. Чуда так и не наступило. Я снова постучал в закрытую дверь и мне не открыли.

После этих слов Менделеев отошел от меня, сел за стол и придвинул к себе начатый роман.

Он стал делать в нем какие-то заметки, затем даже перечеркнул  несколько страниц  в середине и, по-видимому, переписал окончание.

-Ну, вот и все – воскликнул автор. Даже в романе я не оставил себя. Теперь ты свободна, решать свою судьбу.

-А, ты оказывается малахольный.

-Кстати забирай свой роман. Теперь ты его  – автор – сказал Сергей и протянул  мне листы.

-Ты действительно псих и душевнобольной. Чокнутый

-Если ты его сейчас не возьмешь, а его разорву на твоих глазах.

-А, я думала, что  ты сожжешь свою рукопись. Но она, как известно в огне не сгорит – с большой долей иронии в голосе произнесла я фразу из классического произведения.

-Так ты возьмешь свой роман?

-Нет.

-Ну, и не надо – спокойно произнес писатель и разорвал свой роман пополам.

-Ты что делаешь? – закричал во мне журналист. Ты просто одержимый. И не смей больше своими руками трогать мой роман. Или вернее то, что от него осталось. Я никогда тебе этого не прощу.

Я быстро  сложила   растерзанные  листы и спрятала их в сумочку.

-За твое непозволительное поведение  я ухожу от тебя писатель.

-Скатертью дорога.

-Хотя могла бы еще остаться на полчаса.

-Ну, зачем тебе задерживаться?! Если 16 лет тебя не изменили, то за  эти 30 минут и подавно.

-Я совсем ухожу, писатель.

-Не вижу.

-И мы больше с тобой не увидимся.

-Почему же не увидимся. Ровно через 5540  дней мы снова встретимся.

-Так ты так и найдешь разумного повода, чтобы я осталась.

-Я его и не искал.

-Жаль, тогда я исчезаю – сказала я, потому что уже не  могла так явно навязываться мужчине, которого сама   отвергла.

 Я перекинула сумку через плечо и двинулась  к выходу.

-Прощай.

-Прощай, Елена.

-И это все, что ты мне можешь сказать – гордо, а главное медленно проходила я через бескрайние просторы апартаментов и ждала, когда меня остановят.

-Была без радости любовь, разлука будет без печали – бубнил громко мерзкий Менделеев.

Я уже стояла возле двери и даже ее открыла.

-Все-таки ты не сносный писатель. Я разочаровалась в тебе.

-А, я все время восторгаюсь тобой.

-В театр можешь не приходить, потому что я приду не одна.

-Если ты насчет билета, то я могу зайти в театр и с черного входа.

-И конечно через гримерную актрис.

-Непременно. Все пути в театре начинаются и заканчиваются   только там.

Я уже перешагнула порог и начала со скрипом в сердце закрывать ее с другой стороны от писателя.

-Елена – крикнул писатель, и я почему-то сразу оказалась возле него.

-Что? Я  уже тут.

-А, ты еще тут. Я просто так сказал. Хотел еще раз с тобой попрощаться.

-Прощайся.

-Будь здорова.

-Я и тебе желаю писатель не хворать. В следующий раз, когда будешь предлагать свой пиджак для дамы, подумай сначала о своем ревматизме.

-Непременно.

Я снова отправилась в путь по проторенной дорожке, и была, как  раньше окликнута, но больше не поддалась на провокацию. Только когда  прозвучали все  мои  наследственные и удивительные   титулы, и перешли к моему профессиональному званию – прекрасной массажистки я удостоила  Менделеева своим умным высказыванием.

-Ну, что тебе еще?

-Ты за рулем?

-Да. Так что провожать тебе  меня не надо.

-Я и не собирался тебя провожать. Ты не смогла бы мне дать несколько уроков по вождению.

-Ты что не умеешь водить машину?

-Не умею.

-Ты опять издеваешься надо мной?

-Я не издеваюсь, а честно признаюсь, что не умею управлять транспортным средством.

-Мне кажется, что сегодня даже дети имеют права.

-А, я из детской коляски  прыгнул в писательское кресло. Так что навыков у меня нет никаких.

-Но я же не инструктор.

-А, мне инструктор и не нужен. Мне нужна только машина. Она застрахована?

-Да, но я тебе ее не дам.

-Что жалко?

-Еще как. Ты ее разобьешь, а мне  чинить.

-Тогда я куплю тебе новую. Идет?

-Я боюсь, что к новой мне придется долго привыкать. Поддержанная машина – это как член семьи. Хоть и старенькая, но родная.

-Как поэтически ты говоришь о груде железа.

-Машина может стать этой грудой железа только в твоих, не умелых руках. А, сейчас это средство передвижения.

-Ладно, иди к своему члену семьи. Желаю вам долгого, безаварийного счастья.

-Ты хоть знаешь, сколько стоит новая машина моей марки?

-Нет.

-Это же целое состояние.

-Я вообще все эти годы жил экономно. Так что денег хватит наверняка.

-Ну, это не ответ. А, если их не хватит, кто-то сможет за тебя поручиться?

Писатель обдумывал несколько минут, но так никого назвать и не смог. Тогда я решила помочь ему и начала задавать наталкивающие вопросы.

-У тебя есть хорошие знакомые, которые могли бы за тебя положиться?

-Нет.

-А, друзья?

-Тоже нет.

-Что не одного?

-Один правда есть, но свою гарантию он не предоставит в случае ДТП, потому что очень будет волноваться, когда я сяду за руль.

-Он так переживает за тебя?

-Не за меня, а за прохожих. У него навязчивая идея, что я передавлю  их всех. Что я изверг?! Несколько я все-таки оставлю. Пусть плодятся и размножаются. До следующего раза.

-А, что ты можешь предоставить в залог своей кредитоспособности?

-Стол, компьютер, кресло, шкаф, кровать и часы.

-Что за часы?

-Настенные с кукушкой.

-С кукушкой, это, конечно же,  хорошо, но слишком  не дорого.

-У меня еще несколько костюмов есть. Правда, мужских.

-Ну, костюмы от Менделеева наверно уйдут по довольно приличной цене. Ведь каждая читательница мечтает получить хоть лоскуток от своего любимого писателя.

Так что этот залог меня устраивает только на восемьдесят процентов.

-А, где же найду еще 20?

-Я уже нашла. В крайнем случае, я буду сдавать твое тело на ночь.

-Это ты себе такие привилегии оставляешь? – с надеждой спросил писатель.

-Нет. Только тому, кто больше заплатит.

-Но это же сексуальное рабство.

-Это не рабство, а недостающая сумма залога. Так ты согласен?

-Согласен – ответил писатель. Но, с одной оговоркой, чтобы тот, кто больше заплатит, всегда будет женщиной.

-На такую оговорку в нашем договоре я пойти не могу. Но если мужчина или женщина предложат равную цену, то я предоставлю тебе право выбора.

-Тогда, по рукам.

Писатель  быстро обулся, накинул на себя куртку и надел темные очки.

-А., зачем тебе очки?

-Для конспирации. Я хочу  незаметно просочиться через фойе. Так, ты идешь впереди, а я за тобой.

-На всякий случай запомни номер автомобиля, марку и цвет.

Я назвала все  характеристики своей персональной машины и возглавила шествие. Расстояние между нами было не более 20 метров, так что я была в поле видимости для Менделеева. Я уже прошла к выходу из гостиницы как снова встретилась со знакомым журналистом, лицо к лицу.

-Елена – сказал он. Я читал твое последнее интервью. Мне понравилось: сильно, умно, с иронией. Ты просто молодец.

Но на  мое счастье автор  замешкался в журналистской толпе и не успел к началу разговора. Но вскоре он поравнялся с нами, недоумевая, что могло объединять журналиста и массажиста. Надо было что-то предпринять.

-На этой неделе я принять вас не могу – начало я играть комедию  перед Менделеевым.

 Но могу посоветовать другого массажиста, который проведет курс не хуже меня.

Надо было видеть глаза своего собрата по профессии, который смотрел на меня  и моргал глазами как птица крыльями.

-Извини, но я тебя не совсем понял – произнес коллега и подставил под удар всю операцию.

-Запишите номер моего коллеге и скажите, что к нему вас  направила именно  я.

Журналист как сомнамбула  записал номер телефона и попросил еще назвать фамилию нового массажиста.

-Николаев – ответила я. Он проведет реабилитационный курс не хуже чем я. Он сможет ответить вам на все вопросы.

Но тут внимание журналиста полностью переключилось на человека в темных очках, который стоял неподалеку и внимательно нас  слушал. Какая-то догадка пронеслась в его сознании, но писатель уже быстрыми шагами удалялся  в сторону автостоянки.

-А, это случайно не Менделеев был? – спросил журналист.

-Кто? – переспросила я.

-Ну, вот тот мужчина, который стоял неподалеку, который нас  внимательно слушал  и так  внезапно ушел.

-Не знаю.

- А, мне показалось, что это  был он

-Ты просто устал. Ты сколько уже ждешь его?

-Да с самого утра.

-И все время на ногах. Я думаю, что он появится к  часам десяти, так что можешь пока  отдохнуть.

-Откуда у тебя такая информация?

-От очень надежного человека.

-Значит, твоему источнику можно доверять?

-На все сто процентов. Но, я тороплюсь. Пока.

Я еле-еле отвязалась от назойливого журналиста и  поспешила  побыстрее покинуть гостиницу. Менделеев уже ходил вокруг машины  и бил правой ногой  по скатам.

-Ты что делаешь, изверг?!

-Я хочу  на всех произвести впечатление.

-Какое еще впечатление? – недоумевала я.

-Я вот подметил одну деталь. Каждый уважающий себя мужчина – автолюбитель должен обязательно пнуть машину перед дорогой. Это, наверное, такой ритуал, которому следую и я  безоговорочно. Теперь никто и не подумает, что я новичок.

-Ты не новичок, а самый настоящий дурак. С машиной как с женщиной надо обходиться  нежно и ласково. Только тот, кто найдет подход к ней, тот и поедет плавно и далеко.

-Скажите, пожалуйста. Я всегда думал, что тот, кто ее заправляет тот и едет. А, ты, сколько лет уже за рулем?

-Двенадцать.

-Ну, если двенадцать, тогда я не буду с тобой спорить.

Я открыла машину и села за пассажирское место.

-Прежде чем   завести  машину, ты должен отжать сцепление и перевести рычаг скоростей в нейтральное положение. После этого надо пристегнуться ремнем безопасности.

Менделеев выполнил все мои предписания безоговорочно и вставил ключ в замок зажигания.

Машина   завелась, и тут же загорелись все датчики. Писатель  немного побледнел, и пальцы забили нервную дрожь по рулевому колесу.

-Теперь покажи, что ты начинаешь маневр!

-А, зачем это показывать? Всем и так должны знать, что я начинаю движение.

-Все должны не только знать, но и видеть это, поэтому включи поворот – попросила я по-хорошему.

-Ну, если ты настаиваешь – сказал писатель и вместо правого поворота показал левый.

-Теперь левой ногой нажми на сцепление, переведи рычаг на первую скорость, сними ручной тормоз и плавно нажми на газ, постепенно увеличивая обороты. Но сцепление в тоже время не бросай.

Менделеев все сделал почти   правильно, но  с последней рекомендацией не справился.

-Так – сказал популярный  автор. А, почему мы дальше не едем?

-Я же говорила, что сцепление бросать ни в коем случае  нельзя.

-Я и не бросил. Оно само.

-Теперь попробуй еще раз – предложила я.

На лбу у писателя появились капельки пота и от напряжения на лбу за пульсировала голубая вена.

 Я опять спокойно попыталась проповедовать простые истины, которые автор каждый раз оспаривал,   и не принимал на веру.

-Менделеев. Выполняй мои инструкции и не собачься со мной. Мы уже 10 минут как едем, но не сдвинулись даже  с места.

-Я бы не стал столь категоричен. Все-таки сантиметров тридцать я осилил.

-С такой скоростью я  только в следующем веке доберусь домой.

-Почему ты все время торопишься? Сейчас я только усвою, что левой ногой надо плавно отжать сцепление и не бросать, а правой увеличивать скорость. Правильно?

-Правильно – воскликнула я.

-Значит сейчас, и поедем –  с улыбкой сказал писатель  и сделал невозможное. Мы проехали  целый метр и снова заглохли.

-Черт побери - прокричал Менделеев. Мне кажется, что твоя машина недолюбливает меня.

В этом все дело.

-Все дело в том, что у кого-то руки не с того места  растут.

-Руки тут совсем не причем, а вот  мое плоскостопие действительно может  быть являться существенным препятствием  в управлении транспортным средством.

-Это тебе не романы писать – съязвила я.

-Это уж точно. Но, я просто уверен, что с третьего раза  все произойдет как нельзя лучше.  

Но и следующая попытка не принесла желаемого  результата. Так как писатель не снял машину с первой передачи, а сразу завел машину, то она подпрыгнула и остановилась. Таким Менделеева я еще не видела. Он ругался как матрос торгового флота, которого перевили с комфортабельного морского лайнера  на речной сухогруз. Автор сначала метался в кабине, затем вылез из нее и  сильно хлопнул дверью. От такой ярости я думала, что все стекла в машине  должны лопнуть или потрескаться, по крайней мере.

-Ты совершенно не умеешь держать себя в руках – сказала я. Тем более что машина в этом совершенно не виновата.

-А я зол только  на себя. Подумать только, в машине три педали, из которых я воспользовался только двумя и то, даже метра не проехал. Какая  я все-таки бестолочь.

-Не забывай, что ты еще переключал  рычаг скоростей и вращал  руль – решила я поддержать мужчину.

-Я еще и поворот включал – гордо добавил мужчина.

-Тем более  - сказала я. Сергей, все так начинают – попыталась успокоить я  автора. Я не знаю ни одного человека, который просто сел в машину и поехал. Только практика делает из человека водителя. К тому же почти все теоретические знания ты уже получил. Я хотела бы тебе предложить, чтобы ты для начала посмотрел,  как мне удается  виртуозно управлять машиной, а затем мы продолжим уроки вождения.

-Вообще-то твое предложение звучит разумно. Давай попробуем.

Вскоре мы поменялись местами я начала передавать свое мастерство писателю. Я заранее, прежде чем начать какой-то маневр, озвучивала свои действия и только затем его совершала.

-Прежде чем начать  обгон, я должна посмотреть в зеркало заднего вида, дать сигнальный поворот для перестроения в другой ряд и…

-и перестроиться.

-Нет. Прежде чем перестроиться еще раз посмотреть в зеркало и убедившись, что ничего не мешает для проведения маневра обгона, перестроиться.

-Я теперь знаю, почему женщина-водитель лучше, чем водитель-мужчина?

-Почему же?

-Ну, потому что женщине не привыкать смотреть в зеркало. Она это может делать часами.

-Ах, как остроумно – сказала я. Но  какая-то доля правды в этом есть.

-Вот я смотрю, как ты водишь и, кажется что все так легко.

-Это опыт вождения. Только и всего.

-Никакой это не опыт. Я понял свою ошибку. Вся проблема заключалась не в голове, а в ногах.

Теперь я буду смотреть на твои ноги, как ты управляешь машиной.

-Смотри, только не ослепни.

С этой минуты писатель больше никуда не смотрел как на мои красивые ноги. Он даже хотел понять их механику из чего они состоят, пока не получил за свой интерес по голове.

- Я же разрешила только смотреть на них, а не трогать.

-А. я их и не трогал.

-Значит, мне показалось?!

-Конечно. И вообще не отвлекайся от дороги. Рули.

Через минуту я снова почувствовала левую руку писателя на моем правом колене.

-Ты опять за свое. Прекратите меня трогать.

-Женщина – воскликнул автор и добавил – я же тебя не трогаю, а  изучаю. Действия твоих ног доведены до автоматизма. Они безукоризненны  и совершенны. Я тоже так хочу, но у меня ничего не получится.

-Не надо никогда отчаиваться и все у тебя получится.

-Чтобы так управлять машиной, мне надо сначала побрить ноги и одеть колготки.

-Это не колготки, а чулки.

-Тем более. Теперь я понял, что вождение не для меня. Это дохлый номер.

-Ну, сделать эпиляцию не сложно.

-Может и не сложно, но больно наверняка. Такие муки не для моего слабого сердца.

-У женщин болевой порог выше, чем у мужчин.

-Поэтому не обращай никакого внимания на мои опыты с твоими ногами. Ведь это та боль, которую ты с легкостью сможешь перенести.

-Я боюсь, что после этого те страдания, которые обрушатся на твою голову, они  будут несовместимы с жизнью.

-Ну, вот я лишь хотел научиться водить машину, а мне опять угрожают.

 -Я тебе не угрожаю, а лишь предупреждаю. Понятно.

-Как всегда – сказал писатель и опять стал пялиться на мои ноги.

Вскоре я поняла, что его желание научить вождению, была очередной хитростью автора, которые придумывал сюжеты не только за столом, но уже и в автомобиле, чтобы найти любую возможность побыть со мной рядом. Через полчаса я припарковалась во дворе своего дома и заглушила двигатель.

-Ну, теперь все понятно – сказала я. Руки и ноги должны работать одновременно.

-Ты просто богиня. Если раньше я представлял  эту небесную женщину с зеркалом и расческой в руках, то теперь только с рулем и  ничем   другим.

-Охламон, ты Менделеев. Жаль, что гаечного ключа на десять у меня нет под рукой, а то я бы тебе показала богиню. Кстати я и разбор тировать машину  могу за несколько минут.

-Может, покажешь  мне свое уменье. Я могу  тебе даже помочь.

-Ничего показывать я тебе не буду. Даже не надейся – сказала я и вышла из машины.

Я постучала в стекло специально для Менделеева и показала рукой, что, мол, давно  пора освободить транспортное средство, но он сидел в нем по-прежнему  спокойно и перестукивался со мной  в ответ. После того как я  несколько раз закрывала машину с писателем, но даже эти действия не смутили пассажира, который мечтал стать настоящим водителем. Мои нервы были уже на сходе и я,  открыв дверцу, со злостью спросила: «Ну, в чем дело? Почему ты не выходишь из машины?»

-Я жду, когда ты пригласишь меня к себе – ответил с улыбкой автор.

-Только не сегодня. Давай, Сергей лучше завтра.

-Ну, завтра так завтра. Хотя сегодня я был бы тебе не так обременителен.

-Ты и завтра будешь себя хорошо вести.

-Я не про поведение. Просто сегодня я сыт, а вот завтра буду голоден.

-Тогда я что-то вкусненькое для тебя приготовлю. Ведь долг платежом красен.

-Это ты о сценарии фильма?

-Нет. Просто ты кормишь меня уже третий день. Мне даже как-то неудобно. Так что завтра милости прошу к четырем часам.

- А, почему так поздно?

-Ну, наверное, ты завтра занят, учитывая, что сегодняшний день ты провалялся в постели.

-Я думаю, что мне уже к двум часам удастся освободиться. Тогда мы могли бы продолжить наши уроки по вождению.

-Мне показалось, что ты уже остыл к этой науке.

-Ты что!- воскликнул писатель и вышел наконец-то из машины.  Я так страстно хочу овладеть этой наукой, что у меня даже скулы сводит.

-Скулы в этой науке не при чем. Для вождения необходима трезвая голова, сильные руки…

-и красивые ноги – перебил меня Менделеев и снова уставился на них.

-и ровные ноги – докончила я свою фразу и направила бесстыжий взгляд на  мужские нижние конечности, чьи недостатки скрывали черные штаны.

-Может мне завтра шотландку одеть? – спросил писатель. Это национальный костюм всех настоящих шотландцев.

-В юбке что ли? – только сейчас меня стал доходить смысл всего сказанного.

-Некогда не говори так. Так ты можешь обидеть национальные чувства настоящих мужчин, которые бродили в килте по горам, потому что это было удобно и не стесняло движений.

-Но, ты  то не шотландец, чтобы разгуливать в юбке по Москве!

-Я и не собираюсь разгуливать. Но я могу переодеться в нее прямо в машине.

-Тогда я буду вынуждена тебе отказать в своей посильной помощи так  с мужчиной в юбке я не сяду в одну машину.

-Вот если бы ты голой села в машину, то меня бы это нисколько не смутило. Но лишь при наличии  затемненных стекол. Ведь твой вид может сильно ухудшить статистику ДТП.

-Я сказала свое последнее слово. Выбирай?

-Я выбираю тебя.

-Значит, ты завтра придешь в штанах, а не  …

-А не без штанов – ты хотела спросить.

-Писатель, прекрати меня перебивать, в конце концов. Научись выслушивать фразу до конца. Я хотела спросить: Значит, ты завтра придешь в штанах, а не   в юбке?

-Хорошо, я не одену шотландку.

-Тогда как освободишься завтра, то сразу заходи.

-А, твои клиенты? Я тебе не помешаю?

-Какие еще клиенты? – не подумав, сказала я.

-Которые приходят к тебе на прием. Ведь ты массажист!

-Ну, ты же слышал, что я отменила прием до следующей недели. И все, между прочим, из-за тебя. Ты хоть понимаешь, какие я несу убытки.

-Нет, конечно, но я могу предположить, что такие подарки  могут делать только люди королевской крови.

-Славно, что ты это понимаешь. Поэтому не разочаровывай меня и веди себя прилично.

- Мне так жаль расставаться с тобой королева, но этикет не позволяет мне дважды напрашиваться в гости. Тем более что у меня еще есть дела.

-Какие? – спросила я как ревнивая жена, которая не понимает, какая может быть работа после 10 часов вечера.

-Я не могу тебе этого сказать.

-У тебя, что уже есть секреты от меня? А, ну быстро говори!

-От меня ты  о ней все равно ничего не узнаешь. Но всему   свое время. Так что наберись терпения.

-Писатель – сказала я. Когда ты хочешь казаться выше всех, то это тебе, как сказал твой друг, совсем не идет и он прав. Тогда ты похож на самовлюбленного болвана.

-А, я и есть болван. Но влюбленный не  в себя, а в тебя.

-Не рассказывай мне сказки, Менделеев. Ты, небось, каждое утро   поешь дифирамбы в свою честь: Какой я талантливый! Какой знаменитый! Для меня нет ничего невозможного.

-Ну, в этом ты глубоко ошибаешься.

-Я вижу тебя насквозь – писатель. И не надо мне лгать. И улыбаться мне тоже не надо.

-А, я и не улыбался.

-Тогда не надо мне строить глазки.

-Я и не строю.

-И не распускай свои руки.

-Но мои руки при мне.

-Очень жаль, что ты их держишь по швам. А, мне хотелось, чтобы ты меня обнял – с  грустью сказала я, чтобы заманить писателя в ловушку.

Менделеев подумал, что мое женское сердце растаяло, и попытался меня обнять. Я тут же улыбнулась и почувствовала себя победительницей.

-Обманули дурака на четыре кулака – сказала я и даже заплясала на одной ножке.

- Зачем ты так? – обижено  произнес писатель.

-Ты всегда так кичился своим даром читать мысли людей, поэтому  я и  захотела проверить это, но уже на тебе. Но, оказывается твой талант – это обычное  заблуждение человека, который  просто  не уверен в себе.

-Я никогда не говорил, что умею заглядывать в души людей и тем более читать из мысли.

И твоя уверенность мне импонирует.

-Мне кажется, что ты забыл наш спор. Я предупреждала тебя, что со мной тебе надо быть настороже. И только мне стоило тебя спровоцировать, как ты, тут же, пошел у меня на поводу.

-А, я про него уже  и забыл.

-Зря. Но, если в следующий раз ты забудешь, то я  тебе  о нем напомню.

-Еще одной пощечиной по лицу.

После его последних слов писателя от моей победы не осталось и следа. Я попыталась отшутиться, но моя острота прошла незамеченной. Менделеев попрощался со мной и ушел шаркающей походкой в  темноту.

Я поднялась на лифте на свой этаж и открыла дверь. Я прошла в квартиру и не зажигая свет, села в кресло. Впервые я подумала о нас  с писателем, и у меня защемило сердце. Мне стало  горячо, и  кровь прильнула к лицу. Мне вдруг  захотелось, чтобы Менделеев вернулся и остался. А, зачем ему собственно оставаться? – спросила я у себя.

-Ну, пусть будет вместо сигнализации от воров.

-А, что у тебя брать? – не унималась я – мебель, телевизор, люстру, стол.

-Как что! Честь.

-А, тогда понятно. Тогда игра стоит свеч

Толь через полчаса  мне удалось взять себя в руки, и я  погрузиться на дно суетного бытия.

 

5

Я проснулась как всегда в начале седьмого и заторопилась на работу. Только после того как я уже стояла в дверях, я вспомнила, что  освобождена  до конца недели от обязанности личного присутствия на  месте своей службы. Но так переодеваться мне не хотелось, то  я решила, что  забегу в книжный магазин и куплю несколько книг знаменитого писателя. Меня уже саму начинало раздражать, то непомерное внимание, которое я уделяло этому человеку. Прошло лишь три дня после нашей встречи, а Менделеев уже прочно  вошел в мою жизнь как гвоздь, который кто-то забил  по самую шляпку, и вытащить его было уже не просто. Да, и интервью еще не было закончено. Хотя в принципе материала на автора было уже предостаточно.

Какое-то время мне пришлось покружиться возле книжного магазина, который открывался только  в девять часов.  Я в числе первых вошла в большой зал и начала медленно прохаживаться по многочисленным рядам. На высоких и длинных полках стояли бесчисленные вереницы книг, поделенные продавцами на разделы, чтобы читатель мог легко ориентироваться в этом бумажном лабиринте. Я всегда, сколько себя помню, любила читать книги, поэтому может, и стала журналистом. Мне нравился запах книг, и  я вдыхала его полной грудью. Я шелестела страницами незнакомых авторов, в тайне желая не найти книги знаменитого писателя. Мне казалось, что если я их не обнаружу, то не буду думать о Менделееве.

Но его книги стояли на отдельной полке и подмигивали мне, а некоторые даже улыбались.

Я скорчила им гримасу холодного высокомерия и лишь некоторых удостоила своим циничным  прикосновением. Вскоре я  выбрала две из них, и пошла, не спеша, домой. Но, опять мысли о писателе подстегнули меня,  и я поспешила уже быстрым шагом, так  как до двух часов мне  надо было что-то  еще и приготовить.

-И зачем я только  пригласила его – подумала я. Ну, что из того, что  он трижды спасал меня из костлявых рук голода. Так он же и  виноват был в этом. Сначала Менделеев   довел меня до полного истощения  и изнеможения, а затем погубил мою фигуру. Я преступила к перечислению грехов автора передо мной и ужаснулась, этому неоплатному счету: ресторан, торт, лобстеры, а теперь еще и эти книги.

Но отказать в приеме ему я тоже уже не могла: во-первых, неудобно, а во-вторых, звонить мне  было опять некуда.  

Я прибежала домой, быстренько переоделась, вымыла руки и приступила к обязанностям радушной хозяйки. Если  с первым блюдом все было ясно, не выливать же суп-харчо в унитаз, прежде чем его не попробует писатель, то на второе мне пришло в голову мысль приготовить мясо по-французски. А, вот чем удивить Менделеева на-третье, как видно самое главное  кушанье для него, я  все никак не могла решить. Надо было  испечь торт. Это было для меня понятно как дважды два, вопрос стоял  в  другом: Какой?  

Я некогда не любила готовить торты, потому что не любила сладкого, но уже раскатала тесто на коржи, бросила их в духовку и приступила уже к заварному тесту. Через полтора часа я уже промазала коржи кремом, и торт был в принципе готов. Сверху я обсыпала его кокосовой стружкой и оставила на столе. После этого я бросила мясо в духовку и поставила на маленький огонь. Затем я приняла душ и  замотанной в полотенце легла на диван. Время, было, только начало второго, так что я могла спокойно почитать одну из книг. Как я уснула в обед,  для меня  и самой это было непонятно. Наверное,  нудные страницы автора служили еще и хорошим снотворным для читателей. Я бы проспала еще бы и дольше, если бы не долгий звонок в дверь.

Я тихонечко подошла к дверям и спросила: „Кто там?»

-Это я – услышала я знакомый голос.

-Ты не мог бы еще  немного погулять – произнесла я через закрытую дверь.

-Не понял. Вот это и есть радушный прием. Ведь я же знаменитый автор – весело произнес Менделеев. Я пришел, а мне не открывают.

-Я просто еще не одета.

-Это не может считаться уважительной причиной, чтобы заставлять ждать под дверью прославленного сочинителя.

-Менделеев, дай мне хотя бы три минуты.

-Я и трех  секунд не хочу ждать.

-Ладно. Только когда я открою дверь, ты входи не сразу, а медленно.

-Ну, это другой разговор. Я буду самым медленным гостем на земле.

-Ты не врешь? – переспросила я Менделеева.

-Чтоб мне с этого места не сойти.

-Тогда я открываю.

Я перевернула ключ дважды в замке и чуть приоткрыла маленькую щелку. Только я опустила ручку двери и повернулась, чтобы пройти в спальню,  как знакомый голос, совсем рядом меня окликнул: „Елена, прежде чем облачиться в вечерний костюм прими от меня эти цветы».

Таким иезуитским поведением   Менделеева я  была застигнута врасплох,  и  не знала, какой путь спасения мне  предпочесть:  позорно бежать или встретить наглые писательские глаза, бесстыдно   бегающие  по моему телу. Я так стояла несколько секунд, пока не приняла решение. Все-таки я всегда была отчаянной и любила риск. Ну, и что тут такого,  если  женщина встречает мужчину,  перевязанная банным полотенцем. Что может видеть писатель? Только оголенные плечи и икру голени.

Я благородно подошла к писателю и великодушно  приняла букет. Мне даже удалось несколько раз погладить им лицо автора. От одного такого неосторожного движения мое полотенце вдруг развязалось,  и я не успела его ухватить руками.  Мне показалось, что мой  писатель ослеп, и закрыл глаза.

-Я ничего не видел – сказал он. В этом ты можешь не сомневаться.

-Нет, ты открой их. Чего уж теперь то стесняться.

-Ни за что.

-Я приказываю тебе открыть глаза.

-Это опасно для жизни. Я лучше просто так постою.

-Менделеев, посмотри на меня или я открою тебя глаза насильно.

-Я прекрасно ориентируюсь по твоей квартире и без глаз. Я уже все высчитал: четыре шага по коридору, затем поворот на право, и я окажусь  сразу в зале.

Менделеев прошел по стеночке мимо,  даже не задев меня,  повернув направо, и  ударился головой прямо в дверь.

-Ладно, стыдливый писатель смело  можешь открыть глаза, потому что я  уже перевязалась – честно соврала я. Автор посмотрел на меня и снова закрыл глаза.

-Прекрати меня пугать – сказал писатель. Я еще не готов к таким отношениям.

-А, к каким ты готов? – спросила я.

-К платоническим. Да, и то,  не сразу.

-Эх, ты – ответила я ему и с цветами и полотенцем в руках прошла в спальню.

Через несколько минут я вышла к писателю, который еще не открывал глаз.

-Эротический массаж закончен – пробурчала я.

-Я тебе не верю. Ты подойти ко мне поближе, чтобы я услышал шорох твоего платья.

-Ты можешь даже дотронуться до его полы.

Я приблизилась к Менделееву вплотную, и он дотронулся до меня.

-Ты что опять голая? – запричитал знаменитый автор.

-Ты же дотронулся до моей руки. А в такую жару я не ношу перчаток. Попробуй еще раз.

Мне уже доставляло удовольствие играть в кошки – мышки с этим человеком и  я решила продолжить ее. Менделеев по-прежнему сидел в кресле  с закрытыми глазами и протягивал свои руки для осмотра моего тела. Я поставила одну ногу на спинку кресла и подставила ее для писательской руки. Когда он снова почувствовал обнаженное тело, он одернул руку как от кипятка.

-О, шаловливая Елена. Ты опять обнажена до предела, до оголенного нерва. Стыдись.

-Вот еще – усмехнулась я.  Просто ты схватил меня за бедро,

-Неужели это было бедро?

-Я  одела очень короткое платье.

-Надо же, как мне повезло, и я сразу попал  не в защищенное место.

-Да, с открытыми глазами, тебе не за что не попасть бы сюда – спокойно сказала я.

-Я  хотел бы убедиться, что ты действительно  одета.

-Так что же тебе мешает. Открой глаза и убедись.

-Я тебе просто не верю. Я сделаю еще одну попытку.

-Дерзай - сказала и поменяла ногу на  спинке кресла.

Снова руки писателя взлетели вверх и опустились на ляжку. Но на этот раз автор повел себя как настоящий слепой и начал ее ощупывать.

-Неужели это снова твое бедро. Филейная часть. Окорок.

-Опять ты не угадал. Это моя пятка.

-Так у тебя, наверное, уже и крылья за спиной выросли. Подумать только:  на уровни талии обнаружить воспарившую над землей  пятку – и тут он начал меня  пристально ощупывать и попытался даже угадать объем этой части женского тела. Неожиданно он открыл глаза и посмотрел на меня. Я хотела сбросить свою ножку со спинки кресла, но автор держал ее мертвой хваткой и даже поцеловал.

-Сейчас самое время перейти к массажу – сказал Менделеев.

-Эротический сеанс  окончен для тебя, Сергей – пробурчала я.

-Эротический меня никогда и не интересовал. А, вот любовный, страстный, бескомпромиссный.

-Если ты не отпустишь мои ногу, то не получишь не кусочка от «Наполеона», который  я специально для тебя пекла.

-Ну, и не надо. Ведь ты  мой самый сладкий торт.

-Я упаду сейчас.

-Когда будешь падать, то смело вались на мою сторону. Тебя я еще выдержу – сказал наглый автор и снова поцеловал мою ногу.

Все-таки я потеряла равновесие и по совету автора, который  умеет придумывать и не такие сюжеты, я предпочла упасть в мягкое кресло, чем на жесткий пол. Так я очутилась в руках человека, который предсказал мое падение.

-Я тебя не очень ушибла? – тихо спросила я.

-Ну, не все коту масленица. Вчера ты меня вылечила, а сегодня увечила. Но это не  главное.

-А, что для тебя главное?

-Ты. Мне приятно получать от тебя все: сейчас лекарство, а завтра хоть яд.

-Все пора вставать.

-Давай еще немного так посидим – тихо сказал писатель.

-Это ты сидишь, а я  на тебе лежу.

-А, мне так приятно. Ну, еще хоть минутку.

-Хорошо. Только не целуй меня. И не дыши так часто.

-Я вообще могу не дышать.

Тут автор задержал свое дыхание и перестал дышать. Ровно две минуты я спокойно смотрела, как человек добровольно уходит из жизни. Затем я обхватила шею писателя и сделала ему искусственное дыхание. По началу этот процесс не произвел спасательного действия на  писателя, но затем его пульс забился,  и сердце  застучало.

-Только, пожалуйста, себе ничего   не воображай – сказала я и выпуталась из рук писателя.

Я просто оказала тебе посильную помощь. Не могла же я позволить умереть господину Менделееву в моем кресле.

-А, Волкову, ты бы тоже не позволила скончаться на твоих руках? Или это привилегия только для писателей.

-Я никому не позволила бы  сойти в могилу в моей квартире. Для этого существуют другие, солидные, а главное более просторные площади.

-Извини, но только смерть  определяет  время и  место для своей  финальной встречи с человеком.

-Я ничего не хочу слушать о смерти – затараторила я. Я слишком молода, чтобы задумываться о неизбежном, что ждет всех нас.

-Мне нравится, как ты мыслишь, ведь как говорил один знаменитый философ: «Пока живу я – смерти нет, когда придет она – меня  уже не будет.»

-Умный оказывается  человек  этот твой философ. Он надеюсь еще живой?

-Кант, к сожалению, умер.

-Жаль. А, что ты думаешь о смерти?

-Я  думаю, так же как и Кант. Но, если   его высказывание  ложно, то я  хотел бы, чтобы моя смерть пришла бы ко мне вовремя.

-Это как: не рано и не поздно?

-Мы же выяснили уже, что место и время определяет только старуха с косой в руках. А, вот на примере жизни двух великих ученых я хотел бы тебе это наглядно разъяснить. Да, ты их знаешь: это Джордано Бруно и Галилей. Каждый из них предположил, что земля по форме своей напоминает шар и наша планета вращается  вокруг солнца, а не наоборот, как считали в прошлом. Только один, не убоявшись пыток и страшной смерти на костре, остался верен этой  истине, а другой при людно, отрекся от нее. Джордано Бруно  умер за свое знание, а Галилей пережил его, как несчастный родитель свое дитя.

-Значит смерть на костре для тебя  предпочтительнее, чем  бесцельное  существование?

-Да – сразу ответил Менделеев. Скорей всего Галилей испугался и предпочел отсрочить свою смерть, посредством этого унизительного отречения. Но, я не осуждаю его. Я только пытаюсь размышлять.

-Ну, и правильно сделал – сказала я. Ведь он знал, о своей  правоте и даже воскликнул после церковного суда над ним: „И все-таки она вертится».

- Если страх ученого больше чем его знание, то это уже не ученый, а  смертный человек, который ищет себе душевный покой и  уединение.

-Но в борьбе за умы людей нельзя действовать только так  прямолинейно, напролом как Коперник. Знания этих людей для той эпохи были просто революционными.

- А, ты знаешь, что  еще в 6 веке до нашей эры, греческий философ Пифагор предположил, что земля по форме должна быть похоже на  солнце и луну. Кстати  и ему, уже в 4 веке до нашей эры Аристотель наблюдая  затмение луны, заявил: Что тень земли на луну явно указывала на овальную и круглую форму нашей планеты. Но самое удивительное, что в 8 веке чужой для нас  эры,  и за тысячи лет, прежде чем человечество вышло в космос пророк Исайя (40:22) сказал: «Есть тот, кто обитает над кругом земли, и живущие на ней словно кузнечики; Тот, кто расправляет небеса, как тонкую ткань, раскидывает их,  как шатер для жилья».

А, круг земли – это не что иное, как  шар, то есть наша планета.  Тот- это бог, а мы – кузнечики. Я хочу сказать, что знания  в той или иной мере уже существовали до Джордано Бруно и Галилея. Но Коперник для меня  все - таки ближе.

-А, может, у Галилея была  большая семья,  и он вынужден был думать не только о форме земли, но и как эти знания отразятся на своих  родных и близких. Может ему угрожали, что проклятия распространятся не только на самого ученого, но  еще на его жену и детей.

-Ты знаешь, я об этом не думал.

-Отстаивать вечные истины, в принципе  это хорошо, а вот доказывать их, ежедневно, ежечасно, и этот тяжелый труд оказался Копернику не по плечу. Ведь как сказано у Экклезиаста(9:4): «Кто находится среди живых, у того есть надежда, ведь и живой собаке лучше, чем мертвому льву».

-У меня  просто нет  слов, о, библейская Елена – как псалом произнес  Менделеев. Ты читала Святое писание?!

-Ты думаешь, что оно написано только для писателей и все другие или не поймут или просто не осилят его.

-Я определенно скоро брошу свое занятие и пойду в простые массажисты.

-А, я тебе еще раз повторяю, что тебя не возьмут, потому что ты высокомерен и тщеславен.

К тому же еще и упрям как мул.

-Ну, теперь и ты туда же. Мало мне было Геннадия.

-Ты меня со своим другом не ровняй. Он может тебя  угомонить только словом, а я и словом и кнутом.

-Ну, почему, не оставить мертвого льва  в покое. Нет, его надо обязательно, если не пнуть ногой, так хотя бы огреть кнутом.

-А, ты что себя сравниваешь уже с  почившим  царем – зверей – сказала я. Значит, тебя не надо кормить: ни супом,  ни мясом, ни сладким.

-Вообще-то моя   позиция  в этом вопросе никогда не была принципиальной. Я готов стать даже собакой – произнес Менделеев и добавил, - но сытой.

-Тогда сейчас будем обедать. Не могу же я бедное, скулящее животное оставить без миски еды.

-Я предпочитаю более вместительные емкости.

Я вышла на кухню и поставила на плиту суп, затем расставила тарелки и снова вернулась к писателю. Он стоял спиной ко мне и рассматривал полки, на которых стояли книги. Как только он увидел меня, то задал  мне неожиданный вопрос: Почему у тебя нет ни одной книги по лечебному массажу?

-Потому что я не  держу их в  своей квартире. Вся научная литература хранится в моем кабинете -  так легко соврала я, что даже не удивилась.

-У тебя есть еще  и отдельный кабинет? – спросил Менделеев.

-Ну, конечно – сказала я. Неужели ты подумал, что  незнакомых мужчин я принимаю дома, одна. Только проверенные клиенты переступают порог моей квартиры. Вот как ты, например.

-У тебя очень много орфографических и толковых словарей. Это что первая необходимость для профессионального массажиста?

-Мне кажется, что ты ищешь любую возможность, чтобы придраться ко мне.

-Я? Придраться?

-Ты же побледнел от злости, что еще не обнаружил на этой полке своих книг.

-Ах, вот ты о чем. Но таких мыслей у меня не было.

-А, тебе было бы приятно обнаружить свои книги в незнакомом доме? – тщеславно спросила я.

-Конечно.  Ничто человеческое мне  не чуждо

-И ты был бы на седьмом небе от такой картины?

-Пожалуй.

-Тогда летай. У меня есть твои книги. Я купила  их специально для тебя.

Я показала на два издания, которые лежали на полу и были прикрыты почему-то газетой. Писатель взял книги в руки и быстро отложил в сторону.

-Полет отменяется – разочарованно сказал он.

-Что-то не так? – спросила я его, не понимаю причины изменения его настроения.

-Спасибо тебе за покупку, но не непрочитанные книги мне не нужны.

-Но я ведь только сегодня приобрела их. Я еще не успела их прочесть.

-Это я понял. Но все дело в том, что они были написаны пять лет назад.

-Ну, и что? Какая разница, когда они были написаны?

-Значит, с моим творчеством  ты не знакома. Тогда зачем ты приходила на презентацию?

-Ну, хорошо, уговорил, я решила тебе все рассказать. Я совершенно случайно попала на нее.

Мне просто  на глаза попалась огромная очередь, которая на 90 процентов состояла из женщин и я решила стать в нее  за компанию, по велению стадного инстинкта. Мне пришло в голову сумасшедшая идея, что это очередь на хороших мужей. Вот я и встала в нее, и мне пришлось, чуть ли не два часа отстоять в ней, чтобы встретиться с тобой. Так что ты прав, никогда к твоим поклонницам я не относилась. Извини.

-Ну, это более правдоподобная история. В нее я верю больше. Тогда я могу рассматривать покупку этих книг как маленькую надежду для автора, что он стал для тебя  хотя бы интересен.

-Надежда всегда умирает последней. Так что не унывай и держи нос по ветру.

-Я уже давно его держу и чувствую, что что-то горит.

Тут и я своим длинным носом почувствовала пре противнейший запах сгоревшей каши.

-Что же ты раньше  не поставил в меня известность – рявкнула я писателя.

-Я не думал, что у тебя  такие тяжелые проблемы с обонянием. Скорей всего я предполагал, что ты готовишь что-то из рецептов первобытных людей, которые еще не научились варить, а только жарить все  и вся, на открытом пламени – в мое ухо бубнил Менделеев.

Я побежала на кухню и  увидела, что суп – харчо выкипел,  а мясо сгорело.

-Вот видишь, до чего доводят твои книги!

-Не переживай, Елена – злорадствовал Сергей. Теперь суп мы будем, есть как кашу, а мясо как активированный уголь. Я только окно  на кухне открою и через десять минут, можно занять  места за обеденным столом.

-Ты действительно будешь, это есть? –  с жалостью  спросила я писателя, когда увидела,  во что превратился праздничный обед.

-Конечно. Я и не к таким деликатесам привык. И не смей ничего выбрасывать без моего личного разрешения.

Когда чад в кухне  рассеялся  я начала кормить писателя. Вместо хлеба к супу-харчо,  Менделеев хотел взять кусочек торта, но получил за это по рукам, и вообще отказался  от булки.

-Но сладкое с острым супом не едят – говорила я   и  как могла,  вразумляла бестолкового автора.

-Кто это сказал? Откуда у тебя такие неверные сведения?

-Мне сказали об этом умные люди. И не спорь.

-Эти умные люди тебя обманули и сейчас сами трескают сладкое с острым. Это же очевидно даже для ребенка.

-В этом я согласна: что известно даже ребенку, ставится под сомнением почему-то писателем.

Парадокс. Хотя тот и другой обладает одним багажом знаний

-На твой очередной вызов в сторону писателей, к которым я, увы, не отношусь, скажу, что они вдвоем сохранили удивительное чувство удивляться всему и неуемной жаждой учиться у природы, у людей, у животных, у насекомых.

-Чему я могу научиться у насекомых, например? - возмутилась я.

-Ну, хотя  бы у пчел. Не одна не пчела не позволит себе испортить такое количества меда, как ты  сегодня перевела еды.

-Мне и так, стыдно, Менделеев. А, ты еще подливаешь масло в огонь.

-Ладно, не буду больше подливать масло в огонь. Только спирт, как  экологический продукт, который не дает  такого ужасного запаха и  копоти, как при сгорании  масла.

- Мне так хотелось произвести на тебя   хорошее впечатление.

-И тебе это  кулинарная Елена, удалось.  Ну, подумай, где еще я  бы мог попробовать такой суп со вкусом  перегоревшей каши, или мясо, которое рассыпается прямо в руках и мне  никак не удается донести до рта хоть маленький кусочек.

-Какие книги – такой и обед – решила и я подвергнуть остракизму писателя, но он ничуть не смутился, а даже стал сам подтрунивать над собой.

-А, я про что тебе говорю. Огонь – это символ уничтожения: труда женщины  и мужчины  как автора.

-Если все так не вкусно и плохо, то ты не должен, это есть через силу – с обидой сказала я.

-Жаль, конечно, что об этом праве я узнаю с опозданием, но все же питание было съедобным, несмотря на внешний, пугающий вид.

-Это правда?

-Ну, разумеется. Разве  я стал бы врать красивой женщине, без видимой причины.

-Тогда я могу уже подавать торт? – спросила я у строгого председателя кулинарного  конкурса под названием: « Как из съедобных продуктов приготовить что-то несъедобное для мужчины»

-А, я на что тебе битый час намекаю! Только это причина цементировала мое желание отказаться от добровольного самопожертвования. Но, новые пути в приготовлении пищи еще тобой не изучены, но ты ищешь свою дорогу и только поэтому достойна похвалы.

Я положила большой кусок торта на тарелку и преподнесла его писателя. Его глаза блеснули от скорого удовольствия, потому что настало время насладиться  настоящим лакомством.

Он не стал  церемониться с этим куском и уже откусил от него внушительную часть. Менделеев сначала быстро жевал, как,  всегда стуча  своими зубами, но вскоре этот рефлекс был им  остановлен как механизм в часах.

Чтобы убедиться в окончательном своем фиаско как домохозяйки  я лишь попросила уточнить, что на этот не соответствовало его представлениям о вкусной и здоровой пище.

-Зачем ты положила кокос в торт?- со слезами спросил меня Менделеев.

-Это вообще очень странный вопрос: Чтобы было вкусно!

-Кокос не соль и не перец, которые служат нагнетанию аппетита. Кокос – эта та единственная ложка дегтя, которая может испортить не только бочку меда, но и все торты на земле.

-Извини, я этого не знала.

-Елена, ты  выпустила в мое сердце аллергическую стрелу. Я не могу, есть этот торт при всем моем желании.

Тогда я сняла верхний корж со всего торта  и тем самым спасла его для Менделеева. Он тут же оценил мой маневр и энергично приступил к его уничтожению.

-Ну, хватит. Я уже не могу видеть такого обжорства – сказала я и забрала остатки торта. От такого количества сладкого у тебя будет диатез, и ты весь покроешься прыщами или коркой.

-А, что автора  с прыщами не бывает?

-У меня нет большого опыта общения со знаменитыми писателями, поэтому ничего не могу ответить тебе на твой вопрос. Но с кавалером с прыщиками на лице в театр я не пойду.

-Тебе будет стыдно за меня? Но ведь друг должен принимать друга, таким как он, есть, даже с диатезной коркой на голове.

-Диатез – эта не та болезнь, которую стоит афишировать на всех углах. Но знающие люди все поймут и за твоей спиной тихо произнесут: «Что вам – мужчина меньше сладкого  надо есть"

-Так если бы у меня был шрам на лице или я лишился  одного глаза, то ты пошла бы  со мной в театр?

-Пришлось бы. Ведь и собака-поводырь не бросит слепого человека.

-Я  всегда знал, что ты самая, добрая Елена на земле.

-Не очень то ты резвись. Ты лучше руки свои покажи – сказала я и поймала их  в силки. Ну, сегодня, другое дело. Еще день, другой и ты сможешь снова раздавать автографы без кровавых вензелей.

А, пока надпиши свои книги уже для меня. И на этот раз можешь не в чем себя не  ограничивать.

-Так я свободен от твоих  предрассудков и могу писать все, что придет мне в голову.

-Все не надо. Не то я сгорю от стыда.

Писатель приступил к обычной и приятной для себя процедуре расписывать  свои книги. Он  это делал как татуировщик, который дорвался до  девственного тела, и выводил на нем  свои несмываемые, авторские рисунки. Лишь  настроение менялось у Менделеева: то он писал, что-то с грустью, то ухмылялся своей наглой улыбкой.

Чтобы не мешать писателю в его мыслительном процессе, я решила в это же время прибраться на кухне. Когда я уже все закончила, то неожиданно обнаружила  писателя, уснувшего в кресле. Его голова лежала на левом плече, а руки были согнуты на груди. Его черты лица были расслаблены и свободны. Он был как птица в высоком полете, которая не бьет крыльями, а парит в воздухе, уносимая ветром в голубую даль. Рядом с Менделеевым на столе лежали две книги. Я взяла одну из них и присела на диван. Я раскрыла ее и прочитала: «Посвящается Елене» Это было стихотворение – «Никогда мы не были вместе».

 

Никогда мы не были вместе,

Видно нас разлучила судьба.

И моя лебединая песня

Останется лишь на словах.

 

Мы прошлись, прикоснувшись едва ли,

По заснеженным тропам любви.

Мои губы твоих не касались.

И ладонь не держала руки.

 

Я не слышал лёгкого шага,

Когда по ступеням души,

Ты могла подниматься без страха,

Чтобы в  бездну шагнуть пустоты.

 

Моей там покорная власти,

Ты б лежала на сердце моем.

Как любовь, утонувшая в страсти.

Где-то там: между явью и сном.

 

 

Мы бы жили с тобой очень долго,

Ни на миг не наскучив себе.

И с каким упоением восторга,

Отразились в своей детворе.

 

Конечно, за такой корявый почерк можно было бы автора и пристрелить на месте, но мне еще никто не посвящал стихов, поэтому я решила этого автора приберечь для себя,  на всякий пожарный случай. Мало ли что. Я даже погладила его по голове, когда взяла со стола уже другую книгу. Я все еще находилась под впечатлением первой эпитафии в свой адрес, поэтому не сразу вникла в суть следующей. Лишь, после того как открылся мне смысл второго посвящения, я поняла, почему так менялось настроение писателя при написании автографа в мою честь. Во второй книги тоже было стихотворение, правда более фривольного характера и написанное  под впечатлением, всего увиденного. Его  название говорило само за себя. –“ Обнаженная Елена»

 

Да. Да. Она – моя  экс.

Только прошу без прелюдий.

Связывал нас один только секс.

Без примесей всяких иллюзий.

 

Это была, как большая игра.

Угождали друг другу всю ночь.

И мысли отбрось о муках греха.

Мы не знали о них ничего.

 

Кем был для нее? Кем она для меня?

Если б знала, как низко я пал.

Когда мир затухал, начиналась война.

Я силой в борьбе ее брал.

 

В жизни простой  - совсем не умна.

Но в сексе была словно бог.

Прилежна всегда и так хороша.

Не стыдилась она низких поз.

 

Каждый играл падшую роль,

И знал ее на зубок.

Слова сочным нектаром сочились из пор,

Из всех эрогенных зон.

 

Ах, какой  был у нас секс.

С ней просто все снова начать.

Эротическим танцем взлетела на шест

Ее безграничная страсть.

 

Да. Да. Она моя "экс".

Только давай без прелюдий.

Будешь Елена ты, следующей – "нeкст".

Но женских иллюзий.

 

Я держала две книги в своих руках и  не могла понять, как два таких разных стихотворения мог написать один человек. А, может у него раздвоение личности? Так у прославленных   писателей и особенно не у очень известных, такие симптомы встречаются очень часто. Не зря  же говорят, что у людей такой редкой профессии, часто не все дома. А, у Менделеева и своего то, дома нет.

Бедненький – подумала я, когда снова перечитала первое посвящение. Как мне жалко тебя.

Ну, ты Менделеев и гад – поразмыслив более трезво, а главное, находясь под впечатление последнего куплета второго посвящения. Значит, для тебя я буду следующей - "некст". Да, еще этот секс, с шестом в зубах, так что ли.

Ну, это мы еще посмотрим, писатель. Ты поверил в свою неуязвимость и  думаешь, что сумел меня подцепить, и не понял самое главное, что это ты у меня на крючке и давно.

Так что спи, спокойно белоручка.  Пока. Скоро ты все узнаешь и  как миленький, признаешь себя побежденным.

Вскоре Менделеев проснулся  и, потягиваясь, смотря прямо мне в глаза,  спросил:

-И давно я так загораю?

-Пол часа не больше –соврала я, хотя прошло более полутора часов.

-Надо же. У тебя в квартире,  очень добрая и любящая поспать аура.

-Ну, кто же не желал бы  переспать со  знаменитым автором! – сказала я.

-Ты.

-Да, ты прав. Я этого не хочу. Я не желаю стать твоей следующей – "некст".

-Ну, это же шутливое посвящение.

-Я  не понимаю таких шуток, и понимать не хочу – сказал это кто-то вместо меня, моим же голосом, но с чужой интонацией.

« Мне показалось, что уже и меня началось раздвоение личности. Ох, уж этот мне писатель. И откуда  ты только взялся на мою голову?! Глаза б мои тебя не видели. Руки б не трогали, а  сразу бы били. Куда? – спросила я себя и тут же ответила, - а, куда придется. Лес рубят – щепки летят. А, такие пеньки,  как ты Менделеев, остаются».

-Я предлагаю тебе стать последней женщиной в моем списке  - решил осчастливить меня писатель.

-Я последней в этой очереди никогда не была и не буду. Я стою всегда  первой. И за мной очередь уже не занимать, потому что это бесполезно и опасно для жизни.

-Так  ты тоже ревнивая, как и я? – спросил  Сергей.

-Что значит тоже.  Женская ревность не идет  в никакое сравнение с мужской. Это как солнце и луна. Моя всегда горит и  не гаснет, а твоя на этом фоне только ущербно отражается. Понятно?!

-Мне понятно только то, что ничего не понятно.

-Вот теперь ты настоящий – сказала я. Глупый,  как все мужчины!

-Слушай, я понял. Ты оскорбляешь меня  и сама заводишься от этого.

-Я не трактор, чтобы заводиться с пол-оборота.

-Это я давно понял, что ты не машина. Я хотел бы узнать, как женщина заводится к сексу?

-Это все зависит от внешних и внутренних  качеств партнера.

-Ну, внешние мне более или менее понятны:  накаченный торс, стальные мышцы, сильные ноги, широкая спина. А, вот как женщина чувствует внутреннюю  сторону мужчины? – спросил Менделеев.

-Тут работает интуиция.

-А, знаменитая женская интуиция. Много наслышан о ней, правда, до сих не приходилось с ней встречаться. Неужели она никогда не ошибается?

- Ну, почему же, и на старуху бывает проруха. Просто неудачный выбор становится для нее бесценным опытом. А, неудавшийся  эксперимент всегда подстегивает, чтобы найти хоть что-то более ли менее подходящее.

-И много раз так можно искать? – спросил Менделеев.

-Хоть до бесконечности. Пока женщина сама не устанет от этого и не скажет, что такого мужчины  на свете просто не существует.

-А, что за внутренние качества: интеллигентность, интеллект, верность?

-Доброта – ответила я

-И все?

-По мне так все. Желательно, конечно, чтобы мужчина обладал и другими качествами, но без доброго сердца, все будет напрасно, потому что мертво.

-Интересная трактовка женского счастья. Мне бы как мужскому автору было бы интересно получить хоть какое-то разумное объяснение этому.

-Только доброта делает человека человеком. Ведь без нее даже самый образованный интеллигент становится чернокнижником, и интеллект, не  нацеленный на добро, уже есть смертоносное оружие, который погубит всех на своем пути и, в конце концов, сойдет с ума; а верность без доброго основания  всегда сползет как дерево со слабыми корнями в бездну измены.

-Мне понравились твои литературные сравнения. Ты  не пробовала никогда писать?- спросил  меня Менделеев.

-Еще, нет. А, что ты думаешь, у меня есть шанс?

-Мне кажется, что  да. Но это  мое  субъективное мнение и  к тому же к тебе,  совсем не равнодушное.

-Спасибо тебе на добром слове, но писательские лавры меня не пленяют. Я  и так знакома уже с двумя и не в восторге.

-А, кто второй? – спросил Менделеев, показывая всем видом, что он первый.

-Как кто? Геннадий Зверев. Он, наверное, уже что-то великое написал.

-Да, одним несчастным стало больше на земле. Но не второй, и тем более не первый не завели женщину.

-Увы – сказала я. Так все и есть

После моих слов Менделеев вздохнул, и долго не смотрел в мою сторону. Я видела, как писатель расстроился, хотя он и пытался скрыть от меня  их тяжелое воздействие на него. Он, по-прежнему молчал и смотрел в окно, пока вдруг не справился: „ А, почему у тебя окно грязное?»

-Чтобы ты спросил – молниеносно ответила я  на бестактный вопрос.

-Так я и спросил, но ты не ответила.

-Потому что боюсь высоты – это разве не понятно – сказала я и сама поверила в эту небылицу.

-Тогда неси ведро с горячей  водой и тряпки.

-Ты в своем уме. Я не нуждаюсь в твоей помощи. То же еще выдумал.

-Просто ты назвала единственную причину, которая может тебя извинить. Я уже два часа сижу в этом кресле и ничего не вижу. Полумрак – это конечно хорошо. Но не со мной. Я мужчина строгих моральных принципов и сексуальных догматов. Прошу учесть это на будущее.

-Ну, если ты такой догматик, да и еще и сексуальный. Тогда жди меня и я вернусь.

Я решила не мешать мужскому порыву и принесла все, что писатель просил. Я захватила даже лишнюю деталь, которая никак не подходила к этому священнодействию.

-А, фотоаппарат зачем? – спросил Менделеев.

-Прошу не задать глупых вопросов – рявкнула я. Пока ты будешь мыть окно, мне же тоже надо будет чем – то  стоящим заняться.

-Значит, когда я буду работать, ты будешь меня фотографировать.

-Только позировать мне не надо – предупредила  я писателя.  Я сама найду момент и щелкну тебя.

Менделеев снял пиджак, засучил рукава и утопил тряпку в ведре.

-Постой – сказала я. Как приличной хозяйки на тебе не хватает одной важной детали.

-Это еще какой?

-Подожди минутку, и ты все поймешь.

Я быстро побежала на кухню и тут же вернулась. Затем я подошла к Менделееву и завязала на нем кухонный фартук.

-Вот теперь ты настоящая домохозяйка.

Я отошла от него на несколько метров и сделала первую фотографию. После этого писатель начал скоблить окно и ругаться со мной. Он говорил мне, что я грязнуля, потому что  не один мужчина не допустит, чтобы окно не мылось хотя бы один раз в сто лет. Для него было вообще не понятно как можно жить и не видеть солнца. Ведь в его понимании женщина – это цветок, который всегда тянется к свету и теплу, а  я  просто зачахла в этом склепе. Он даже два раза облил меня мыльным раствором, со словами, что все до свадьбы высохнет и про гладится само собой.

Я тоже не осталась в долгу, так что вскоре уже во всей комнате стояли большие лужи и раскиданные тряпки. Во время словесного единоборства с писателем я не переставала   его фотографировать. Он отмахивался от меня как от назойливой мухи, которая мешала ему каторжно работать.

-Ты, для какого издания снимаешь меня? – спросил Менделеев.

-Для журнала, который рассчитан только для женщин.

-Это что вроде мужского «Плэй Бой»

-Да. Только называется: „Плей-Герл» В такой позе как ты стоишь сейчас твои писательницы тебя еще не видели.

-И, слава богу, что не видели – сказал Менделеев и выпрямил свою спину с 45  на 90 градусов.

-А, теперь улыбнись мне – сказала я и взяла крупным планом  лицо писателя.

Но кадр, к сожалению, не получился таким,    как я хотела. Вместо доброжелательного выражения, автор сделал отвратительную и хмурую рожу с оттопыренной нижней губой

-Какой ты все-таки страшный  - сказал я. Просто отвратительный. Квазиморда

-Я всегда такой страшный, когда мне приходится трудиться за того, кто крутится у меня под ногами и мешает мне и еще клевещет на мою непревзойденную, скрытую красу.

-Ты действительно себя считаешь красивым? – решила сделать я психологический портрет популярного сочинителя.

-А, как же. Я один такой. Хоть всю землю днем с огнем обыщите, ничего, похоже, не найдете.

Да, таких отпечатков как у меня  нет не  в одной космической канцелярии.

-А, в картотеке Интерпола?

-Там пока мой автограф  еще не просили.

-Не переживай – сказала я. У тебя там еще все впереди. Продолжай  дальше.

-А, хрусталик глаза. Да, не одно световое представление не сравнится с этим великолепием цветов и оттенков. Своим радужным взглядом я один могу освятить самое отдаленное из глубинных пространств - место тьмы.

-У тебя  в запасе еще  что-то осталось или это все?

-Это только начало. Хотя эти характеристики можно применить ко всем людям, населяющим нашу землю. Я один из них, но есть качество, которое отличает меня от всех.

-Умение плохо писать книги – сделала я скоропалительный вывод.

-Нет. В этом я как раз преуспел, как никто другой.

-Тогда что же?

-Я  же самый трудолюбивый на земле. Когда я работаю – это песнь песней. Никто так не поет, то есть не вкалывает как я.

-Твоя песня больше похожа на плач Иеремии.

-Вот это мой единственный недостаток. Просто репертуар моей песни – это предостережение пророка Иеремии. Мол, не давайте ни тряпку, ни молоток, ни дрель в мои руки. А, лучше вообще ничего не давайте, потому что он я все  протру до дыр, все сломаю, что работало до меня и просверлю все стены в мелкий порошок.

-Ну, и работник.

-Да – согласился со мной писатель. Я не знаю в труде ни начало, ни конца. Работа, когда видит меня, то почему прячется или убегает. А, когда я ее настигаю и предлагаю свои скромные услуги, то умоляет не дотрагиваться до нее и выплачивает мне тут же скромный гонорар – сказал писатель и посмотрел на мою сумку. Я сделала вид, что ничего не поняла и снова стала фотографировать Менделеева.

-Моя работа  не станет умолять тебя о снисхождении, потому что  еще два окна ждут твоей все очищающей руки.

-Мы так не договаривались – начал возмущаться трудолюбивый автор. Работа без вознаграждения – это рабство. Мы не рабы – рыбы не мы – твердил он первую фразу, которые учили по азбуке мы и наши родители.

-Ну, так и быть я тебе заплачу.

-Тогда назови цену. И помни, что быть щедрой женщиной лучше, чем быть скупым мужчиной.

-Это я уже давно поняла. Ну, сто рублей за чистое окно тебя устроит?

-Кто это в наше время предлагает  в счет оплаты за тяжелый труд девальвируемую бумагу.

Ты что хочешь меня обмануть? Меня – тут Менделеев начал стучать  себя в грудь – кто сам надувает миллионы читателей своими сказками. У тебя ничего не выйдет. Я отказываюсь мыть окна за бумажные деньги.

-Но у меня других нет. Даже валюты.

-Валюту я вообще в руки не возьму, потому что привык поддерживать свой отечественный монетный двор. Если я перестану пользоваться его услугами, то никто не займет мое место: ни француз, ни американец, ни надменный британец. У них свои цветные  бумажки есть.

-А, что же делать?

-Ты должна найти клад или бабушкину шкатулку.

-А, у меня как раз есть такая.

-Тогда неси и мы взвесим  эти золотые унции на напольных весах, я уже видел их в спальне, и мне кажется, что даже  сломал. А, через солнечные очки посмотрим  на чистоту драгоценного алмаза. Хоть лучшим другом  красивых женщин  по-прежнему является брильянт, так что тащи их все и не прячь, потому что хуже будет.

Я принесла шкатулку с фамильными драгоценностями, в которой от бабушки была серебреная цепочка и платиновый набор от  бывшего мужа. Писатель взвесил их  при помощи одной руки и остался недоволен такой мизерной стоимостью. Я хотела, уже было снять еще два золотых кольца   и приложить их  к общему богатству, но автор отклонил и это,  по его словам,  нищенское вознаграждение.

-Ну, если за мойку первого окна еще можно списать на  гуманистические и гуманитарные  взгляды  доброго сердца писателя, то два других подлежат оплате только в натуральной  форме.

-У меня еще торт есть – предложила я.

-Больше никогда не предлагай торт как разменную монету за труд чернорабочего, так ты понизишь его стоимость в моих глазах. Тем более что к торту я больше сегодня не притронусь.

-А, к чему ты готов притронуться?

-Вот если бы ты предложила мне двести поцелуев за два окна, то…

-Двести? – ужаснулась я.

-Ну, хорошо, специально для тебя  я готов пойти на огромные уступки и снизить умопомрачительную цену до ста, но за каждое окно.

-Это много. Я  за свою жизнь столько раз не целовалась.

-Вот видишь, сколько тебе надо наверстывать. Это же уму не постижимо. Предлагаю начать прямо сейчас. Не надо откладывать на завтра то, что надо было сделать еще двадцать лет назад.

-Теперь я понимаю, почему тебя читают исключительно женщины. Ты в книгах им делаешь

бесстыжие предложения и они теряют голову.

-Но, если  меня все- таки читают и дальше, то значит, я не только делаю бесстыжие предложения, но их и исполняю.

-Ты что им тоже можешь окна? – решила переменить я тему.

- Все зависит от возможности читателя, Раз на раз не приходится. Где окошко помою, где стекло заменю, где раму поменяю.

-А, мужья твоих читательниц не  будут против?

-Пока конфликтов не было – сказал писатель и три раза постучал по дереву.

-Ну, и писатель – ругнулась я. Ходит по домам  и исполняет свои бесстыжие предложения.

А, как они расплачиваются с тобой?

-Никак. Я тружусь на добровольных началах. Исполнение этой работы уже есть огромная и незаслуженная честь для меня.

-Тогда почему я должна расплачиваться! Двести поцелуев на дороге просто так не валяются.

-Я тебя хозяйка, отлично понимаю – как настоящий  бригадир-строитель  начал  

прессинговать меня  автор.

 Тут же он начал водить меня по жилым помещениям, где стояли чистые окна, вымытые вчерашним дождем и ужасаться.

-Ты, хозяйка только посмотри, какой объем работ придется выполнить. Ведь это неподъемные слои грязи и кубометры нездоровой  пыли. Про уровень травматизма, на такой высоте я вообще не говорю. Одна траурная процессия может обойтись в круглую копеечку. А, как бывает тяжело открыть окно, правда закрыть вообще часто не  представляется  возможным. Затем протереть его до зеркального блеска. К тому же я могу дать тебе 50 летнюю гарантию на все виды работ, а этот срок уже ко многому обязывает.

-А, если я не доживу?

-Все так говорят. А, через полвека приходят и просят заключить еще договор, но уже с повышенной гарантией. Мои клиенты не умирает только из принципа, чтобы насолить мне.

Мол, думают, нет нас на свете и гарантия самоликвидировалась. Им даже кислородная подушка не к чему. Пустое место на кладбище, с плачущими могильщиками не растрогает  их сердце. Они только взглянут на гарантию и выходят из комы, при которой лежали 30 лет. Так что соглашайся и не раздумывай.

-Я согласна только за полцены – предложила  я свое вознаграждение.

-Хорошо. Тогда одно окно на кухне выпадает из  общего  объема строительных работ.

-Нет. Пусть количество окон останется прежним, а вот цена упадет в два раза.

-Да, это же ценовой нокаут, хозяйка. Я сейчас сам выпрыгну из окна. Мне же тоже надо семью кормить.

У меня  же семеро детишек  на лавках  уже сидят и есть просят, и еще семеро лежат на печи и только о хлебе насущном мечтают, да еще семеро пришлых сирот. Не могу я, не приучен гнать голодных детей со двора.

-У тебя, их, что целый инкубатор.

-Да, у меня всего три наседки, так приносят каждый день по оплодотворенному яйцу.

Только откуда несутся они,  мне до сих пор самому неизвестно. Я же день и ночь на работе, а они несутся и меня не спрашивают. Не меня так их пожалей.

-Куриц твоих, что ли?

- Не наседок, их давно пора разогнать или  на гриль. Пожалей цыплят, деток моих желторотых. Ведь мне их на крыло поставить надо и дать специальность в клювы,…  в руки.

-Сто и баста – сказала я.

-Какая такая баста? Может алебастра. Так  мы и не думали ее применять. Зато после нашей работы ты  из своего окна даже Лондонский Тау эр увидишь. Люди  путешествуют  по всему миру, тратят деньги, жизнью  рискуют в полетах, а тебе из окна все будет видно. Такие красоты откроются, исторические места и достопримечательности. А, если и биноклем запастись, то можно и Америку увидеть – бабу с факелом в руках. Это если только прямо смотреть. Но, когда повернешь свой драгоценный взгляд чуть налево, то и пирамиды ацтеков краем глаза зацепишь. А, там и до  королевских пингвинов рукой достать. Красота. Правда соседнее административное здание несколько мешать будет, так  я его для тебя за одну ночь снесу.

-Сто двадцать пять – сказала я. И то пока я не передумала.

-Может, еще хоть 25 накинешь. Не ради меня, но ради детей голодных и сирых.

-Ну, так как детей я люблю…

-Я  молиться на тебя, день и ночь буду – поднял  и сложил руки ко мне писатель.

-Я добавлю еще пять поцелуев.

-Буду все равно на тебя молиться, правда, не так  усердно как думал раньше – сердито возроптал писатель.

-Ты еще чем-то недоволен, Менделеев.

-Всем доволен. Это я решил еще малость от жадной хозяйки урвать. Ну, что я готов получить аванс – произнес бригадир  и приготовился пересчитывать всю сумму.

-Оплата будет производиться только факту выполненных работ – заявила я. Знаю я тебе, заплатишь сразу и не денег, не чистых окон в век не увижу.

-Неужели ты не веришь человеку, который всю жизнь вот эти мозолистыми руками зарабатывал себе на хлеб – тут  он снова протянул  ко мне свои пухленькие  ручки, который отродясь не знали  трудовых мозолей.

-Не верю.

-Ну, хорошо. Тогда хоть на материалы выдели малую сумму.

-Материалы все перед тобой.

-Ну, хоть на спецодежду. Ведь стыдно мне в фартуке работать. Все конкуренты засмеют. Пальцем на меня будут указывать. На мне же позора будет несмываемого.

-Ничего. После работы ты сможешь сразу душ принять и будешь чистым как стекло.

-И шампуня не пожалеешь, хозяюшка.

-Не пожалею.

-И даже мочалкой дашь воспользоваться, которая касалась тебе,  и терла  твои самые сокровенные места. Тогда я на все готов. Я с этой мочалкой ни за что  не расстанусь

-Вот этого извращения не жди. Я простыни после каждого сеанса  массажа меняю, а тут мочалка.

Даже,  и не проси.

-Просить не буду, а возьму без спроса и намачалюсь как тополь в период весеннего цветения.

Я может, стану белым облаком.

-Скорее черной  и грязной тучей – осадила я Менделеева. Советую не терять тебе время, потому что может потемнеть, и я не смогу принять у тебя работу.

-Ой, твоя, правда  - воскликнул Менделеев и побежал в ванную, что бы поменять воду.

Быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается,   звучит народная мудрость и я с  ней совершенно согласна. Писатель думал, что проведет несколько раз мокрой тряпкой  по стеклу и готово дело. Ему то что, наплел бедной женщине три с короба, так и будет она из окна Эйфелеву башню выглядывать, да и сиганет с горя  из  комнаты на подоконник, а с подоконника на балкон. Но, даже оттуда не увидит свою подругу по несчастью, женщину с факелом в руках.

 Когда второе окно было вымыто в третий раз,   и  все недоделки были устранены,  я попросила указать, сколько времени пробили тауэрские куранты.

Менделеев  пристально посмотрел в сторону горизонта, ссылаясь, что в Лондоне вечные дожди и белый как снег туман - все же твердо заявил: „ Четыре  часа по полудню».

-Неужели у них ровно четыре? – переспросила я.

-Теперь уже даже начало пятого.16.01.

-Какая точность – удивилась я. А, почему же я ничего не вижу?

-Так туман же. Даже современный аэропорт «Хитро у» перестал принимать самолеты. Теперь все воздушные суда садятся  на ближайшем аэродроме.

-Может, скажешь и на какой? – спросила я.

-Конечно, скажу. Отчего не сказать –  с умным видом Менделеев снова  устремил свой взор в пространство и даже приставил  правую руку ко лбу.

-Ну, что капитан, по-прежнему не видать, куда садятся самолеты.

-На материке стоит сейчас жаркая и ясная погода. Солнце как нарочно выпускает солнечные зайчики, которые прыгают перед  моими глазами и  все время двоятся

-А, я то думала, что ты все видишь  - с горечью произнесла я.

-Один момент. Вот, кажется, все зайцы разбежались, и для меня открылась яркая картина.

Ну, я так и думал, просто доказательств не было. Теперь буквы читаются легко, даже без ошибок. Да, и сколько их  можно сделать в слове «Ля-Бур же» Все самолеты садятся под Парижем.

-А, твоей информации можно доверять? – уточнила я.

-Как и таблице Менделеева. Я даже слышу, как служащие аэропорта говорят иностранцам мерси и безмерно благодарят за испорченный уик-энд.

-А, что французы еще говорят? – допытывала я отпетого лгунишку.

-Французы больше ничего не говорят, а вот англичане возмущены тем фактом, почему в Париже никто не говорит по-английски и  без  лондонского  акцента.

-Так это же международный скандал – сказала я.

-Ничего не бойся – произнес писатель. Англо-французской войны не будет. Уже  в «Ля-Бур же» садится русский рейс и все  быстренько перейдут на могучий,  на чаевые, родной для  одной шестой части суши язык.

-Так вот откуда берутся  твои сюжеты. Ты  тихо все подсматриваешь, подслушиваешь, а потом все слухи выдаешь за свои книги.

-Только Звереву не рассказывай об этом. Гена  же теперь будет лазить на все столбы и крыши  и кричать всем, чтобы говорили погромче, потому что с первого раза он не все  разобрал.

Такая путаница может возникнуть  только из-за того, что кто-то туг на ухо или плохо видит.

-А, что Гена плохо еще и видит?

-Я про Гену наговаривать ничего не хочу, а вот то, что у тебя дальнозоркость, это очевидно. Окно уже  10 минут стоит как новенькое, а ты не обращаешь никакого внимания.

-Ах, вот ты про что!

-Да, мне как интеллигентному человеку неудобно намекать, что долг платежом красен, но у меня нет другого выхода.

-Зато еще одно окно у тебя  осталось. Давай, чтобы я не мучилась и заплатила бы тебе сразу, всю сумму. Представляешь сколько поцелуев и сразу. Ты же всю жизнь мечтал.

-А, диатеза не будет.

-Не будет. Потому что мои поцелуи самые здоровые на земле.

-Здоровые, ладно, бог с ними, вот вкусные ли,  вот в чем вопрос?

-Ты  в этом еще сомневаешься!

-В этом почти нет. А, вот в кредитоспособности своего нанимателя, я  немного колеблюсь.

-Вот колебаться на такой высоте не надо. А, чтобы рассеять твои внезапно возникшие подозрения я хотела бы послать тебе воздушный поцелуй.

-На счет воздушного мы не договаривались. Это форменное надувательство – начал возмущаться писатель и грозить мне, что утопится в ведре с этой грязной водой.

Я попыталась успокоить и предложила для начала хотя бы поменять воду в ведре перед суицидальным действием. Как только его голова очутилась в ведре, я сжалилась над ним и произнесла: „А, вот паниковать диспетчеру никогда не надо. Просто мои поцелуи сделали незапланированную посадку в ближайшем аэродроме и ждут  с нетерпением вылет  в аэропорт приписки. Мне просто странно, что человек, который видит все на расстоянии тысяч километров, рядом сидящего не видит и не слышит».

-Просто пошла накладка. Наслоение одной информации на другую. Так называемый спам – пытался спасти свою репутацию рентгена человеческих душ, немолодой писатель.

Только к семи часам вечера писатель справился  со своей работой и смотрел  сквозь чистое окно на заходящее солнце. Он был доволен своей работой и с наслаждением уже ожидал обещанной награды.

-Ну, как? – спросил меня Менделеев, напрашиваясь на комплимент.

-В принципе, для первого раза, не плохо – сказала я.

-Мне кажется что твое –«не плохо» совершенно не соответствует настоящему моменту; больше бы подошло –«очень хорошо», или даже –«супер»

-Ну, пусть будет «супер»

-И без ну, пожалуйста, а просто «супер» – настаивал автор

-Ты, Менделеев отлично справился с поставленной задачей. Молодец. Спасибо, тебе.

-Спасибо ты лучше прибереги для кого-нибудь другого. А, я хочу получить вознаграждение за свой каторжный труд. И прямо сейчас.

-А, руки ты не хотел бы помыть для начала! – предложила я.

-Я не понимаю, какое отношения имеют руки к поцелуям – поначалу возмутился Менделеев, но тут же улыбнулся и произнес – хотя уже догадываюсь. Я понял твой намек.

-Я тебе ни о чем не намекала.

-Ну, как же. Ты хотела сказать: «Что меня ждут не только поцелуи, но и жаркие объятья.»

-Ты с ума сошел. Такого смысла не было в моих словах.

-Не отрицай – сказал писатель. Просто твоя  девичья скромность не дает тебе возможность полностью раскрыться передо мной.

-Ты – писатель на свидание  с моей девичьей скромностью опоздал … – тут я начала  вспоминать, когда же это было, и добавила -  на 16 лет. Но может я, и ошибаюсь, и прошло значительно больше лет, чем ты можешь это себе  представить.

-Иди ты – удивленно сказал   писатель. Так значит, я опоздал. Жаль. Неужели нельзя ничего сделать, чтобы повернуть годы вспять.

-Годы может и можно, но мою девичью скромность уже никогда.

-Я хочу  знать, как  звали  этого мужчину?! – театрально заломил руки и с хрипом в голосе проговорил Менделеев.

-Зачем это тебе? – переспросила я.

-Как зачем? Чтобы убить этого человека. Он же перешел мне дорогу.

-Он перешел дорогу тебе  как ты говоришь,  между прочим, на зеленый свет, а ты хочешь пройти на красный.

-Я вообще не люблю стоять на светофоре. Мне нравится перебегать дорогу, когда  заблагорассудится. Но про светофор я тоже все понял. И это тоже, кстати, не помеха.

-Ты опять что-то  придумал себе! Что ты понял, собственно говоря,  о светофоре? – начала я дразнить писателя.

-Женщина для мужчины – это горящий светофор. Он предупреждает, что сегодня к ней подходить не надо. У нее по закону природы просто недельное недомогание, поэтому и горит красный, опасный, ядовитый свет. Но через семь дней  зажжется  желтый огонек, и значит  приготовься милый, на долгий, не моргающий зеленый свет. И боже тебя упаси пропустить этот трехнедельный, пешеходный марафон.

-Да – сказала я и внимательно посмотрела на голову писателя. Тебе действительно необходимо прочистить мозги. Но так ничего стоящего у меня нет под рукой, то промой для начала хотя бы лицо. Только под лицом я имела  в виду только лицо и ничего больше.

-Жаль – произнес Менделеев. Мне жаль, что для тебя лицо – это только лицо. А, я то думал?!

-Что ты подумал на этот раз, писатель – фантазер?

-Лицо для меня – это не черты очаровательной мордашки, а зеркало души. Вот, например мое зеркало – и тут писатель  указал на свое квадратное лицо. Его размеры впечатляют  с первого раза, но и только. Но главное оно не отражает света, потому что непроницаемо. А вот другое, как у тебя, маленькое, круглое…

-Что? –возмутилась я. Это у меня лицо маленькое и круглое…

-Спокойно, Елена и не обижайся на плохого автора. Это было просто сравнительная форма твоей благородной  души  с моей.

-Так значит у  тебя большая душа – как планета – гигант, а у меня маленькая, маленькая – как крохотный камушек с твоей планеты.

-Какая ты все-таки неугомонная. Я хотел только  сказать, что твое зеркало чистое, красивое и большое.

-Ты опять за свое. У меня зеркало прелестное, и никакое не большое.

-Да, в этом я с тобой совершенно согласен.  Ведь оно не большое, а огромное – тут писатель посмотрел на недовольное  мое выражение и добавил – но в меру. Ведь согласись, что когда умственные возможности не соответствуют своим физическим размерам, то наступает дисбаланс. Но у тебя с этим полная гармония. Даже, поразительно    

-Чего никак не скажешь о тебе, так как  твое зеркало все запотело, и его давно пора протереть:  и лучше не чистой водой, а химическим реактивом.

-Тогда я ухожу в ванную.

-Иди и не возвращайся  - холодно  сказала я.

-Это значит, что ты придешь ко мне в ванную? – предположил Менделеев.

-Ну, какие же глупые и бестолковые бывают писатели. Просто диву даешься. Ты должен прийти из ванны и сразу попросить у меня прощение.

-А, за что? Что я такое сказал?

-Даже, если бы и не было за что, мужчина всегда должен просить прощение у женщины – кокетливо сказала я. Хотя тебя это не касается. За одно только сравнение женщины  со светофором тебя надо покалечить, и чтобы красный свет  горел у тебя под не моргающим глазом  не неделю, а постоянно. А, про маленькое, оно же большое зеркало моей души,  я вообще молчу. Лучше убирайся с моих глаз, не то я за себя не отвечаю.

-Я понял  - сказал писатель и  добавил, - потому что не дурак, дурак бы в отличие от меня ничего бы не понял; но автор сразу  уразумел женскую  мудрость. Эх, жаль я не женщина, тогда бы  уже с рождения был бы таким умным, прямо жуть.  

-Менделеев исчезни – сказала я.

-Вот когда я буду женщиной, то я в отличие от тебя свою девичью скромность не буду предлагать на право и налево. Я может, вообще бы осталась  невинной девушкой.

-Ты не успеешь стать старой девой, потому  что просто не доживешь до этого преклонного возраста.

-Это я уже давно понял. Только еще один вопрос: как девушка  – писатель, читателю – женщине. А, зачем вам вообще мужчины? Я вот лично никогда не касалась их и отлично себя ощущаю. Я как подумаю, что с моим телом может сделать мужчина так у меня волосы на ногах встают. Ужас. Не приведи господь.

-Во-первых, даже старой деве надо брить ноги, хоть для того, чтобы они  не вставали дыбом;

 и, во-вторых, скромность в познании мира  украшает любую девушку,  даже такую   не молодую как ты.

-Так зачем женщинам мужчины? – допытывала меня старая дева, у которой  горели от страсти глаза и запотели руки.

-Мужчина нужен для женщины – как страшный образ того, чтобы было б с ней, если бы  бог не создал ее. Ведь женщина была создана  руками  творца  последней, а значит совершенной. Без изъяна.

-А, если люди все -таки произошли от обезьян? – переспросил писатель.

-Каждый пол выбирает себе родственников по образу и подобию. Но то, что мужчины произошли от обезьян для меня это давно не новость. Только мужчина и обезьяна могут три дня ходить не бритыми, хотя у бедного, лазающего по деревьям  животного, никогда не было бритвы, а вот у человека со щетиной на лице есть, и он даже умеет ей пользоваться. Но беда заключается в том, что он этого делать не хочет, потому что мужчина  стремиться быть похожим на своего примата - прародителя. И это ему с легкостью удается, даже больше чем самой обезьяне. Я надеюсь, что старая дева удовлетворила свое любопытство.

-Вполне. Теперь моя вера еще больше укрепилась и не один мужчина не получит из моих рук  сладкий и запретный плод.

-Ой, не зарекайся – сказала я старой деве. Ведь так не просто сохранить свою невинность среди назойливых обезьян-мутантов.

-Да минет меня чаша сия – перекрестилась дева и пошла, протирать зеркало своей души.

Через пять минут вернулся чистый Менделеев и начал  слезно  извиняться за то,  что я его не верно поняла. Ведь женщина никакой не светофор, а маяк, который освещает путь мужчины,

а огромное зеркало стало миниатюрным зеркальцем, которое всегда лжет о красоте своей хозяйки.

У меня не было больше сил  слушать эти издевательства,  и я приступила к окончательной расправе с писателем.

-Я тебе кажется, еще что-то должна? – спросила я у Менделеева.

-Ровно 130 поцелуев – ответил строительный прораб. Работа произведена качественно и   раньше срока, так что можно рассчитывать и на  премиальные.

-Мне придется расстроить тебя, но премиальных не будет – заявила я.

-Что совсем?

-Да. И даже сумму в 130 поцелуев придется пересмотреть и снизить ее до 25.

-Грабеж –  воскликнул писатель, как будто речь шла об авторском вознаграждении.

-А, если ты будешь еще возмущаться, то не получишь и этого.

-Я не согласен. Я лучше пойду и перепачкаю снова все окна.

-Пожалуйста. Я даже не буду тебя удерживать. Ты можешь их даже разбить.

-Я не вандал, чтобы разбивать свой труд. Я вот как чувствовал, что надо было брать оплату с тебя  вперед.

 Это Елена, форменное безобразие. Мы же договаривались на 130 поцелуев.

-Твой язык, Менделеев, тебя же и погубил. Кстати, почему он у тебя такой красный?

-Я   высунул его,  когда горел красный сигнал светофора, поэтому и не уберегся от его сияния.

Это как  электрофорез. Поставил под его лучи бледный язык, а вытащил уже красный.

-Так ты еще и пошлишь и огрызаешься! Тогда для тебя осталось  всего лишь 10 поцелуев.

После этих слов я ожидала бурную реакцию со стороны писателя, но он неожиданно меня спросил:

« У тебя нет дома масленой краски?».

-Какого цвета?

-Цвет здесь роли не играет.

-А, зачем она тебе?

-Я просто хочу  покрасить твои окна и  за это даже, не попрошу вознаграждения. Так есть?

-Нет.    

-А, жаль. Я покрыл бы  это чистое стекло толстым слоем краски, как предупреждение всем, что хозяйка не выполняет взятые на себя обязательства и верить  ей на честное слово  нельзя.

-Твоя сумма будет снижена еще…

-Да, куда уж ниже – перебил меня писатель. Дальше падать некуда.

-А, я попробую. И двухзначное число станет однозначным.

-Нет, не надо. Я понял, что с тобой шутки плохи. Я  согласен  и на 10 поцелуев, потому что твердо верю, что за уменьшением количества, меня ждет непревзойденное качество. Но завтра я все равно приду с краской и покрашу твои деревянные рамы.

-Вот это другой разговор. Только цвет их должен быть непременно белым, а не черным – просчитала я ход противника наперед.

-Неужели только белым?

-Непременно, потому что  с другой краской я тебя даже на порог не пущу.

-Ты страшная женщина – сказал Менделеев и снизил количество поцелуев  еще  на два пункта.

Елена – взмолился  писатель. - Страшная, в смысле сильная, я хотел сказать.

-Я устала  уже с тобой, Сергей. Ты говоришь одно, подразумеваешь другое, а у меня все просто; было десять  поцелуев, а  стало восемь.

Тут писатель замолчал и приступил к объяснению со мной  на языке  жестов. Он явно мне показывал, что больше не скажет не слова, пока я с ним не расплачусь. Одной ладонью писатель  закрыл лицо

 как намордником, а другой начал указывать мне  как дорого  он уже  поплатился  за свое чувство справедливости в отстаивании прав, угнетаемых мужчин.

Я сделала вид, что его не понимаю, тогда он схватил меня левой рукой, которая раньше была намордником, а  правой рукой как факир начал выставлять передо мной, то один, потом два и, наконец, три пальца, что, по-видимому, означала первоначальную сумму поцелуев. Затем он ударил себя по  пустой голове, которая зазвенела. Я поцеловала Менделеева в лоб, чтобы не слышать этот звук, но писатель не засчитал этот поцелуй, потому что он  был применен не к тому месту не так жарко, и не так  как надо. Автор показал мне, что замерз он моего холода и просил глазами добавить хоть немного экспрессии. Тогда я поцеловала его в губы, но звон в моих ушах не прекратился.

-Менделеев – сказала я. Кто-то, кажется, позвонил в дверь?

-Не отвлекайся  - услышала я  в ответ.

Я решила последовать его совету, как снова раздался звонок. Мне удалось выскользнуть из сильных рук мойщика стекол и привести себя в порядок перед зеркалом. Не посмотрев даже в глазок, я сразу открыла дверь.

-Здравствуйте Елена Константиновна – сказал Саша.

-Ты? – спросила я удивленно своего  юного обожателя.

-Я что пришел не во время? – чуть не плача произнес молодой журналист.

-Просто несколько неожиданно. Но ты проходи – обратилась я к Александру, который все не решался переступить порог моей квартиры.

Саша вошел в коридор и протянул мне букет цветов.

-Это для вас – сказал он.

-Спасибо. Так ты давай раздевайся и проходи в комнату.

Я сама была несколько обескуражена появлением своего коллеги у меня в столь не ранний час.

Я прошла в комнату, где в кресле сидел недовольный писатель и зло смотрел на меня.

-Вот видишь, Менделеев, не только тебе дарят цветы. У меня есть тоже свои поклонники.

Я взяла вазу, положила в нее цветы и совсем забыла про воду  для них. Когда нас в комнате оказалось уже трое, то мне пришлось как гостеприимной  хозяйке, познакомить друг с другом  мужчин.

-Это Саша – сказала я писателю. А, это Сергей Николаевич – обратилась я уже к журналисту.

Менделеев встал с кресла и поздоровался с  моим юным обожателем.

-Очень приятно – выговорил он сквозь зубы.

-И мне – отозвался  также на радушный жест писателя  Александр.

-Вот сидели, скучали без вас, а теперь дело, наверное, пойдет веселей.

-Вы знаете,  Сергей Николаевич, я всегда легко вхожу в любую компанию.

-Надо же, как интересно. А, выходите вы из нее так же легко?

-Вот тут я вас разочарую, потому что выхожу из нее очень трудно. Прямо таки мясом  прирастаю к ней. Особенно, если понравится мне мужчина или женщина. Ну, что поделаешь, такой у меня характер.

Мне совершенно не понравилось их рыцарское отношение друг к другу, поэтому я решила не оставлять их наедине.

-Чем вы занимаетесь, уважаемый Сергей Николаевич? – спросил у писателя уже  второй журналист, находящийся в квартире.

-Да, собственно говоря,  и ни чем: живу, хлеб  жую

-Это я хорошо вижу. А, кто вы по профессии?

-Я химик

-Значит химичите. И, наверное, и днем и ночью ищите  свой философский камень? – с гадкой улыбкой на губах спросил Саша и получил за это от меня  тяжелый взгляд.

-Ну, это задача скорей для алхимиков, но не для людей моей профессии.

-Неужели для вас эта задача оказалась не по плечу.

-Представьте себе. Я тоже оказался бессилен.

-А, я думаю, что вы говорите неправду.

-Я вас не понимаю. И откуда вам знать о моих возможностях в химии и тем более алхимии.

-Алхимики всегда пытались найти вещество, которое превращало бы свинец в золото. Не так ли?

-Да, вы совершенно правы

-Ну, кто как не вы, даже  из простого слова научились добывать презренный металл.

-Мы что с вами раньше  где-то встречались? – спросил писатель, не понимая причины, агрессии со стороны  молодого человека

-Ну, кто не знает писателя Менделеева, который бьет все рекорды популярности и зарабатывает бешеные деньги.

-А, что мешает вам составить мне конкуренцию?

-Я просто не умею вешать лапшу на уши красивым женщинам. Просто не приучен  делать такой подлости.

-Я вообще-то давал  советы женщинам как обходиться с такими людьми как вы. Но от слов я могу  быстро перейти и к действиям.

-Саша -  вдруг опомнилась я. Ты не поможешь приготовить  мне кофе?

-С удовольствием – откликнулся  зеленый ловелас

Я прошла на кухню, и, закрыв дверь за своим помощником,   начала распекать своего коллегу.

-Ты что сдурел? Кто дал тебе право так разговаривать с Менделеевым?

-Моя любовь к вам.

-Хамство не может быть любовью. Ты что-то перепутал.

-Я хочу, чтобы писатель сейчас ушел – заявил мне мой младший брат.

-Сейчас кто-то другой вылетит отсюда в три шеи. Мало того, что явился без звонка, так еще и устраиваешь тут скандалы.

-Вы любите его?

-Мне кажется, что я не обязана перед тобой отчитываться – ответила я и  начала разливать кофе из турки в чашки.

-У вас уже что-то было? – неожиданно спросил  Александр, и моя рука дрогнула.

-Я вот сейчас тебя за такие слова отшлепаю по мягкому месту и уже не как старшая сестра, а как самая  настоящая мама.

-Вы не ответили мне на вопрос?

-Я не буду отвечать тебе на него.

-Елена Константиновна… – что-то еще хотел сказать Саша, но вдруг  разрыдался как пятилетний мальчик.

-Саша, да ты что?! Мальчик, мой милый. Не надо плакать. Успокойся – попыталась я успокоить юношу, который так явственно для себя, нарисовал картину моего нравственного падения.

-Вы его все-таки любите – убеждал он себя, и слезы просто градом катились из  глаз.

-Ты ошибаешься, никого я люблю, тем более писателя – на ушко шептала ему я.  Он не в моем вкусе. Ты же знаешь, что я получила журналистское  задание и мне надо его выполнить. Как только интервью будет готово, мы с ним  расстанемся  навсегда

-Вы обещаете мне это! – всхлипывая, говорил мой  молодой обожатель.

-Обещаю.

-Это, правда, что у вас ничего не было.

-Я разве когда-то тебя обманывала. Но  сейчас ты должен взять себя в руки, чтобы этот знаменитый писатель ничего не понял. Я не хочу, чтоб он видел тебя  в таком виде. Соберись.

-Да, я сейчас – сказал Александр, но слезы  незаслуженной обиды стекали как ручьи в большое русло несчастной любви.

-Я тебя даже поцелую, когда ты  полностью успокоишься.

-Не может быть! – вскрикнул мой юный поклонник и попытался справиться со своей слабостью. Эта внутренняя борьба продолжалась несколько минут, пока ему  удалось  ее одолеть.  

-Вот и молодец – сказала я и подняла поднос с кофе. Теперь открой дверь и пойдем.

Саша сделал все,  как я просила, но неожиданно перегородил дорогу, и  поцеловал меня.    Мои слова, сказанные в утешение за добрые чувства ко мне, были перефразированы его устами в долгий и пронзительный поцелуй. Я настолько была ошеломлена, что не смогла даже пошевелиться. Только мои глаза искали спасение, и нашли его. Тяжелый  взгляд Менделеева бросил мне свой спасательный круг и тут же  скрылся в комнате. Я выставила поднос перед собой как непреодолимое препятствие между мной и Сашей и сумела его оттеснить от себя.    

-Из-за тебя я чуть не опрокинула  поднос – сказала я и добавила – Больше никогда не делай этого.

-Я буду это делать –  находясь в какой-то  эйфории, произнес Александр и уступил мне право первой войти в комнату.

Я положила поднос на журнальный столик и предложила Менделееву плод нашего совместного труда.

-Очень вкусный кофе – сказал он и после долгой паузы продолжил. - Может ты, Елена расскажешь мне этот рецепт. Я весь во внимании.

-Мой рецепт прост. Сначала надо перемолоть кофе, а затем варить его на медленном огне.

-И это все – удивился писатель. Надо же, как просто. Но ты не открыла других особенностей в приготовлении  этого напитка бодрости.

-Какие, например?

-Ну, хотя бы то, что варить его надо непременно вдвоем и никак не меньше двадцати минут.

Только почему кофе такой теплый, я никак не пойму?

-Как настоящее вино – хороший кофе должен выстоять определенное время, чтобы приобрести настоящий вкус горячи, и черный цвет –  весело  произнес Саша.

-А, вы молодой человек по профессии, как я погляжу винодел. Или я ошибаюсь?

-Да. Вы ошиблись. Я журналист – почувствовал в себе гены Александра Великого, глупенький Саша.

-Надо же, как интересно. Значит, вы пришли на сеанс массажа?

-Какого еще массажа? – переспросил молодой журналист, который принимал все в штыки, чтобы не говорил Менделеев.  

-Если вы еще не в курсе, то Елена Константиновна проводит для своих клиентов интенсивный

курс по релаксации человеческой плоти.

Саша удивленно  посмотрел на меня, не понимая,  правду, говорит ли писатель или это очередной плод его неуемной фантазии. Я попыталась выручить его, но автор снова взял в свои руки нити милой и познавательной беседы.

-Так как мы уже выяснили, что вы не пациент Елены Константиновны, то хотелось бы узнать с какой целью вы пришли к ней? Если это не секрет государственной важности.

-Я пришел, чтобы сделать Елене Константиновне предложение руки и сердца.

-Тогда  многое  для  меня  теперь становится  понятным – спокойно сказал писатель  и  добавил. – Но что же вы остановились, продолжайте.

-Что продолжать? – не понял Саша.

-Продолжайте делать предложение или  я мешаю вам?

-Нет. Вы уже мне не мешаете. Я даже рад,  вашему присутствию.

-Спасибо. А, то я уже  посчитал себя лишним.

-Дорогая, Елена. Я  полюбил вас с первого взгляда и обещаю пронести это чувство через все свои годы.

 Я, к сожалению не так знаменит и не так богат, как писатель  Менделеев, но за вас я готов отдать даже  жизнь, потому что без вас она мне просто не нужна.

Я не прошу, чтобы вы дали мне ответ прямо сейчас. Но если понадобится, то я готов ждать, сколько надо.

Я хочу быть счастливым, но еще больше я хочу, видеть вас счастливой, потому что дороже у меня нет никого.

Саша, не отрываясь, смотрел на меня, а я почему-то плакала, но без слез,  потому что давно себе дала зарок, что никто их больше  не увидит. Его слова согревали мне сердце и просили любви, которой я не могла ему дать. Писатель не хотел больше мешать,  и, забрав поднос с чашками, отправился на кухню и закрыл за собой дверь.

-Саша, я благодарна тебе за все, что ты сказал и обещаю подумать. Но каковым бы не было мое решение, ты его должен  будешь принять.

-Да, конечно. Больше никаких истерик от меня вы не увидите. Клянусь.

-Я знаю.  Ты настоящий мужчина, который умеет не только ждать, но и терпеть. И в этом я сейчас убедилась.

-Тогда я пойду – сказал Саша. Только не забудьте, что я вам сказал, потому что это правда.

-Я бы рада их забыть, да, уже не смогу, не получится. До последнего смертного часа я буду их помнить. Спасибо, тебе за все, мой милый, мальчик.

-А, разве за любовь благодарят?

-Не знаю. Я  оказывается Саша,  еще ровным счетом ничего не знаю.

-Вы? Елена Константиновна.

-Да, я. И прекрати меня называть по отчеству, а то поколочу.

Вскоре Саша ушел, и я прошла на кухню, где от сигаретного дыма можно было не только вешать топор под потолок,  а даже молот и  наковальню.

-Ой, как ты здесь накурил – сказала я и пошла, открывать окно.

-Саша уже ушел? –  с грустью спросил Менделеев.

-Да, только что.

-Хороший юноша, а главное честный и открытый. Он мне понравился. Ты можешь смело за него выходить замуж.

-Откуда ты знаешь, может, я уже приняла его  предложение. Но я учту твои рекомендации.

-Почему только он, не выбросил меня из комнаты, а лучше даже из квартиры? Мне было бы так легче.

-Потому что он интеллигентный человек.

-У меня до сих пор стоит в ушах его  голос, а слова крутятся в голове. Та знаешь, я ему поверил. А, ты?

-Я тоже.

-Только в одном я не могу с ним согласиться.

-В чем?

-Он сказал, что, к сожалению не так знаменит и не так богат, как писатель Менделеев, а я утверждаю, что к счастью, потому что ты ему веришь, а мне, нет.

-Может, я заварю еще кофе?

-Пожалуй. И дай, пожалуйста, пепельницу.

Я поставила пепельницу на стол, и писатель снова закурил. Он даже не успел сделать первый глоток кофе как,  раздался звонок в дверь.

-Это не квартира, а какой-то проходной двор. Кто на этот раз пришел к тебе?

-А, я откуда знаю. Я никого не жду – отчитывалась я как верная жена, к которой во время продолжительной командировки  мужа, начали что-то часто захаживать ночные гости.

-Тогда я пойду и  сам поинтересуюсь причиной столь позднего визита.

Менделеев резко сорвался с табурета и  длинным шагом пошел к входным дверям. Мне самой уже было любопытно, кто бы это мог быть, и никогда бы не догадалась, если бы не увидела Вячеслава Андреевича собственными глазами. Увидеть своего второго коллегу по работе у себя дома в один и тот же день – это было уже слишком. Я понимаю, когда друзья посещают друзей, когда они больны или когда не виделись долгое время, но я была здорова и с коллегами по работе рассталась только вчера.

А, может они решили меня довести до не трудоспособного состояния – подумала я и все еще со стороны наблюдала за радушным приемом писателя, незнакомого гостя.

-Добрый вечер – сказал  мой пожилой коллега.

-Скорей уж доброй ночи –ответил Менделеев.

-Я хотел бы видеть Елену Константиновну.

-А, вы по какому вопросу? – допытывался писатель.

-Я решил зайти…

Тут я уже, не секунды не раздумывая, предложила свой план спасения.

-А, Валерий Андреевич! Проходите и раздевайтесь

После моих слов у  моего пожилого коллеге открылся рот и не закрывался всю дорогу до комнаты.

-Что у вас в руках? – спросила я.

-Альбом с семейными фотографиями как вы и просили.

-Мне очень приятно, конечно, что при той острой боли, которую вы испытываете в области спины, а может еще и ниже, вы не забыли  о моей  просьбе. Ну, что же вы стоите, раздевайтесь.

-Я не ослышался, Елена Константиновна? – уточнил сугубо семейный человек.

-Я еще не научилась делать массаж через пиджак. И рубашку тоже снимайте.

Менделеев  все еще смотрел на меня с подозрением и стоял за спиной. Когда Валерий Андреевич лег на диван и начал кричать от моих профессиональных действий, писатель несколько расслабился и оставил нас наедине с коллегой.

-Какой леший вас привел ко мне в такой час? – спросила я.  Вы что меня погубить хотите?

-Я зашел к вам  как сосед к соседу. Что может быть в этом предосудительного?

-Мы такие же с вами соседи: как китайская стена и стена плача – сказала я и начала щипать рыхлое тело пожилого журналиста. Наши квартиры находятся на разных меридианах

-Вы убьете меня Елена – запричитал Валерий.

-Я бы с радостью, но у меня есть к вам  еще одна просьба, только поэтому вы встанете с моего дивана.

-Я все сделаю, но не бейте так по позвоночнику. Я боюсь, что он сейчас рассыпется.

-А, разве я бью? Это пока только предупреждение для вас и для всех остальных, которых вы должны предупредить, чтобы перестали ко мне ходить как в дом свиданий – рявкнула я в самое ухо журналиста.

-Я понял и всем это передам.

-Я очень надеюсь, что вы поняли это с первого раза, потому что второй такой сеанс вам не пережить.

-Может,  я могу уже уходить?

-Не так быстро. Вы еще полежите 5 минут, а затем, когда я вернусь, мы продолжим сеанс дальше. И не надо так кричать, потому что я до вас уже две минуты как  не притрагиваюсь.

-Неужели. А, почему я чувствую такие страдания?

-Наверное, это угрызения совести, которые съедают  вас изнутри. Но спину сегодня никому  больше не показывайте, а лучше несколько   дней. Скоро синяки и кровоподтеки  пройдут сами собой.

-Вы так думаете?

-Я как заслуженная массажистка в этом просто уверена. Вы проживете еще долгую  и счастливую семейную жизнь, полную добродетели и нравственных заповедей. Ведь так?

-Угу -  прокричал как  филин в темноте Валерий Андреевич.

-Ну, вот и хорошо. Через пять минут я вернусь.

Я вышла из комнаты и присоединилась к Менделееву, который  по-прежнему сидел на кухне.

-Надо же, а кофе опять остыл – сказала я.

-Это я заметил. Может, стоит, уже мне,  его приготовить?

-Попробуй – предложила я.  

Кофе писатель сварил на удивление быстро и вкусно. Мы поболтали с ним какое-то время, пока я не решила проведать своего пациента. Но  в комнате его не оказалось. Он бесследно исчез. Только альбом лежал на столе как воспоминание, как доказательство  недавнего присутствия этого человека в моей квартире.

-Твой клиент, что сбежал от тебя? – смеялся в полный голос писатель.

-По-видимому, да.

-Не переживай – начал успокаивать меня знаменитый автор. Я знаю только одну в мире профессию, от которой пациент не бежит как от огня.

-И кто это? Неужели писатель.

-Нет. Патологоанатом. Только у него клиент не кричит и не сбегает со стола.

-У тебя сегодня черный юмор – сказала я.

-Ну, почему же сегодня у меня  большой и  важный день как для любого автора, у которого вымышленные герои обретают плоть и кровь.

-Какие еще герои? – спросила с профессиональным интересом я.

-Ну, ты еще помнишь мой роман –« Шуры –Муры».  Там у главной героини появляются три новых воздыхателя: один молодой – он же Саша, другой молодящийся – я, и третий пожилой мужчина – Валерий Андреевич. Ты знаешь, что при появлении Саши я поймал себя на  мысли, что к молодым уже никак не могу  себя отнести. Так что я даже рад приходу нового претендента, который оказался старше меня по возрасту.   У меня даже от сердца отлегло.

-С каких это пор знаменитый писатель стал  так комплексовать по поводу своего возраста?

-Сразу же, как увидел тебя. Все-таки женщины предпочитают: или  более молодых или более мудрых мужчин.

-Откуда тебе знать, кого любят женщины?

-Меня сейчас интересует не все женщины, а конкретно ты.

-Даже Саша дал мне время на раздумье, а ты писатель меня торопишь.

-У одного автора осталось слишком мало времени. Он предпочитает не быть обузой для женщины и просит выбрать из двух слов на земле только  одно: да или нет.

-Сегодня я  тебе ничего не скажу. Даже,  не жди. С твоим появлением так много изменилось в моей жизни, а главное все так стремительно меняется, что я порой просто не успеваю вовремя реагировать на них. У меня все время кружится голова,  как будто я катаюсь на детских каруселях. Я хочу встать с них, но у меня нет сил. И  я боюсь, что когда мне удастся  все же  вырваться из этого круга, то я упаду и разобьюсь.

-Тебе я никогда не дам упасть, но разве что в мои объятья. Но выбор за тобой.

После этих слов Менделеев резко  встал и ушел. Я хотела остановить его,  и уже протянула к нему свои руки, но тихо промолчала. У меня не было сил бежать за ним, но и находиться в своем старом мире я уже не хотела. В моей судьбе наступал перелом,  и это я чувствовала и боялась.

Ах, Менделеев, где ты был раньше? Может быть, все было бы по-другому.  

 

 

                                                               5

Наступило субботнее утро. Самое лучшее утро  после трудовой недели. Никуда не надо торопиться и вволю выспаться. Но привычка сильней всех разумных предписаний и я сидела уже два часа за письменным столом и строчила статью о знаменитом писателе. Каждый день я делала для себя заметки о нем, и  теперь оставалось все собрать в едино и дать название статьи. Вот с этим и возникли  проблемы. Я никак не могла подобрать хлесткий заголовок, который бы сам по себе привлек внимание читателей. Но я ничего не могла придумать и страшно  злилась на себя. Я уже распечатала восемь машинописных листов и положила их в сумку. Там же лежал  и фотоаппарат.

Я решила, что пусть главный редактор сам выберет название на свой вкус и подходящую  фотографию автора. Тут раздался звонок в дверь, и я вздрогнула.

-Ну, кого еще черт принес? – подумала я.

Я открыла дверь и увидела Менделеева.

-Что это ты   зачастил ко мне! – сказала я.

-Я на минутку. Понимаешь, я вчера так и не спросил тебя, с кем ты пойдешь в театр?

-Ты бы мог просто позвонить, а  не лететь через весь город, чтобы узнать  для себя не очень приятную новость?

-А, я рассчитывал, что отказать тебе мне, смотря прямо в глаза, будет практически невозможно.

-Ты снова ошибся писатель. Лично для меня в этом нет никаких проблем.

-У тебя в этом большой опыт. В этом  я  убедился на своей шкуре уже несколько раз, а вчера увидел

воочию, когда он один мужчина прослезился, а  другой кричал как сумасшедший.

-А, кто прослезился? – спросила я, не желая сознаться себе в том, что Менделеев видел плачущего Сашу.

 Я даже насторожилась.

-Я себя имею в виду – произнес писатель, потому что понял, что совершил бестактность. Ну, тогда желаю хорошего просмотра. До свидания – сказал писатель и уже пошел от дверей в сторону лифта.

-Эх, писатель, так как ты уже здесь, то свари мне, пожалуйста, свой вкусный кофе, а  я пока переоденусь.

-Не знаю ли,  получится у меня во второй раз?

-Такой вопрос ты себе наверняка задавал после  каждой  написанной книги. В твоем авторском списке уже больше двадцати  книг, так что с кофе ты справишься.

-Я не буду спорить с женщиной, которая к тому же решила привести себя в порядок. Такая цель оправдывает любые средства к ее достижению.

-Хватит паясничать и марш на кухню – сказала я.

Менделеев влетел по моим стопам в квартиру, но в коридоре наши дороги разошлись. Я свернула в спальню, а он пошел на кухню.

Вскоре я присоединилась к писателю и заслужила несколько комплиментов в свой прекрасный и очаровательный адрес. Менделеев разлил кофе по чашкам и получил похвалу за свои кулинарные способности.

-Так ты с Сашей или с Валерией Андреевичем   идешь сегодня в театр? – спросил писатель, который начал подозревать пожилого журналиста,   не  в разделенных чувствах  ко  мне.

-Вот еще: ни тот,  и ни другой для этой роли не годятся. Я приду с другим мужчиной.  

-У тебя, их, что целый гарем как я погляжу: на любой вкус, цвет и возраст.

-Я же говорила, что у меня их тысячи, а ты не верил.

-А, я его  знаю? -  спросил писатель.

-Вряд ли. С писательской богемой он не знаком. Так что вы едва ли могли бы с ним встретиться.

Но сегодня ты его увидишь. Обещаю.

-Это конечно большая честь для меня, но в театр я решил не идти. Я лучше  поработаю один в номере. Ты кстати не вернешь мне мой роман?

-Тот, который принадлежит мне. С какой стати – возмутилась я.

-Там есть один момент, который я никак не вспомню.

-Я верну тебе его, но хочу получить за это  часть гонорара.

-Ты получишь его, хоть весь. Просто из старого романа я решил написать другой и посвятить его…

-Мне – торжественно сказала я.

-Увы, нет. Я хочу написать о Саше.

-А, как же я? – обиженно спросила я у писателя. Ты что Менделеев забыл, что твоя Муза – это я.

Все-таки, какой ты не благодарный. У тебя нет ни капли совести.

-Это уж точно.

-Но ты знаешь,  мой мужчина занят сегодня, поэтому временно его обязанности будешь выполнять ты.

Ну, ты рад.

-Не сказано. Но,  к сожалению, я тоже должен буду тебе отказать.

-Это просто свинство – отчитывала я Менделеева.  Я предлагаю тебе выполнять обязанности  другого, счастливого соперника, а ты ведешь себя так  расточительно и не по-джентльменски. Ведь я не могу пойти в театр одна. Это не прилично. Ты пойми, что любой писатель отдал бы полжизни, чтобы оказаться в чужой шкуре.

-Да, обязанности счастливого соперника я еще не выполнял. До такого я еще не докатывался.

-Так вот и не раздумывай.

-Но учти, что все счастливые обязанности в этот вечер я тоже буду исполнять сам, лично.

-Ну, хорошо. Только не забывай, что твои обязанности рождаются из моих прав.

-И не дай бог, твоему мужчине появиться сегодня.

-Он и не появится, потому что уехал на несколько дней, так что писатель лови момент.

-Уж я то не упущу такой благоприятный момент. Я буду ждать с нетерпением, когда я смогу заступить к его обязанностям. Во сколько начинается сеанс?

-Ровно в семь.

-Так вот, прошу тебя не опаздывать и не транжирить попусту мои драгоценные минуты.

-Скажите, пожалуйста – удивленно посмотрела я на Менделеева, в глазах которого пылал огонь.

Но учти он высококультурный человек.

-Я постараюсь соответствовать этому живому идеалу. Но ничего гарантировать не могу, потому что никогда таким мужчиной не был.

-Ты меня просто пугаешь Менделеев своей откровенностью. Может ты – маньяк?

-Он самый  - спокойно  подтвердил мои подозрения писатель.  Теперь ты все знаешь обо мне. А, вот я   о  тебе пока никаких  сведений не имею.

-А, что ты хочешь узнать? – спросила я.

-Все.

-Кто хочет постичь все, тот  не поймет даже малого. И вообще я не буду отвечать на твои вопросы. Ты ведь, например не общаешься с журналистами,  хотя их вина заключается лишь в том, что они честно хотят исполнить   свою работу.

-Ну, про честность журналиста можно и поспорить – снисходительно говорил писатель.

-Ты не веришь, что среди журналистов есть  честные и порядочные люди!

-Вот вера – это и есть то единственное слово, которое применимо в данном случае. Я верю в бога, но ни разу его не видел. Так и в честную журналистику я хочу верить, но  до сих пор, увы,  не лицезрел.

-Ты очень сильно ошибаешься! И порочишь людей, которых совсем не знаешь.

-Мне нравится, как ты встала грудью на защиту  журналистской чести и достоинства. Но ты же не станешь отрицать, что люди этой профессии  сильнее других  подвержены моральному разложению.

-Не больше и не меньше чем, какой либо другой – с ненавистью сказала я.

-А, что ты так кипятишься, как будто сама принадлежишь этому шелкоперому  братству?

-Как ты сказал – шелкоперому  братству! Все, Менделеев лучше иди по своим делам, а то мы действительно сейчас поругаемся. Я не выношу, когда обливают грязью людей и мне все равно кто они по профессии.

-Молодец – воскликнул  писатель. Ты опять выдержала экзамен на отлично. Я снова тебя спровоцировал. Никогда не суди о  человеке по его профессии.

-Слушай, экзаменатор, тебе не кажется, что мое терпение может лопнуть и взрывной волной кое-кого тяжело  придавить. У меня нервы не железные и в следующий раз я просто не успею понять, что эта очередной дьявольский план писателя, чтобы постичь тайные мысли журналиста.

-Ты хотела сказать массажиста?!  - решил поправить меня знаменитый Менделеев.

-Я сказала то, что я сказала. Мне сейчас все равно. Журналист, массажист,  стриптизер или писатель, – какая разница.

-И в этом ты права. Ведь журналист и писатель – это родные братья, сироты, которые были усыновлены семейными парами. Они носят разные фамилии и давно забыли друг друга, потому что были разлучены еще в младенчестве, но ближе для них все равно нет никого, чем они сами. И тот и другой пишут с одной лишь разницей, что журналист описывает день сегодняшний, а писатель сочиняет день грядущий.

-Тогда мне не понятно твое отношение к ним? Почему ты не даешь интервью?

-Ну, глупо давать интервью тому, кто приходится тебе твоим  кровным братом.  Это все равно, что если ты возьмешь интервью у своей матери.

-Ну, если моя мама знаменитый человек, то почему этого и не сделать.

-Ну, вот мы и  добрались, что действительно интересует журналиста. Причиной журналистского расследования является не человек, а его славная тень, которая и привлекает внимание пишущей гильдии. Вот это и есть  тот камень преткновения, который разделил меня с ней.

-Ты хочешь сказать, что если бы журналист попросил бы у тебя интервью не как писателя Менделеева, а просто Волкова, то ты бы пошел на контакт?

-Да – спокойно сказал он.

-Но это было бы никому не интересно.

-Ты так думаешь?

-Я  в этом просто уверена. Кто такой Волков, что о нем стоит писать?

-Волков – ЧЕЛОВЕК. Разве одного этого не достаточно, чтобы написать о нем честную статью. Кстати и статью читают больше простые люди, которые тоже желают, чтобы о них когда-то бы и  написали.

-Но статья – это не безразмерная форма, в которой можно охватить всех и вся. Это в лучшем случае несколько страниц, которые отведены  редактором для главного репортажа в последнем выпуске.

-И, конечно же, для  какой ни будь сенсации.

-Ну, таков жанр. Люди от природы любопытны. Им хочется знать, чем занимается в свободное время   знаменитый актер, а не слесарь шестого разряда. Газета, журнал – это та же временная летопись, которая содержит сведения о великих людях, о событиях, о фактах.

-Что ж тогда пусть журналисты и пишут о «великих людях», потому что к этому разряду гигантов  я не отношусь.

-Ну, хорошо предположим, что журналист взял интервью у Волкова. Но, и неужели оно может быть прямой противоположностью мнению  Менделеева.

-По многим вопросам оно совпадет на сто процентов. Но взгляд Менделеев более статичен, потому что он обличен в письменную, книжную форму. Все что написано пером, как говорится, не вырубишь и топором. А, вот воззрение  Волкова все  время развивается, потому что находится в постоянном поиске, в вечном  пути к истине. Ну, какой смысл брать очередное интервью у лидера  партии и спрашивать его в тысячный раз: Какая партия  олицетворяет на ваш взгляд наиболее полно   интересы страны? и получать запрограммированный, заученный  ответ: Моя партия и только моя. На страницах  газет и журналов мелькают одни и те же лица, с одним вызубренным текстом и с отрепетированным перед зеркалом зубным оскалом. Меня просто тошнит от той безвкусицы, которую журналисты  тиражирует от выпуска к выпуску. У   простых людей создается рефлекс, и они попадают под это звериное очарование «великих людей». Ведь стыдно ничего, не знача, быть притчей на устах людей.

-Это Пастернак? – спросила я.

-Да. Лучше него и не скажешь.

-А,  какой из  человеческих  пороков  самый страшный для Волкова и  для Менделеева?

После этого вопроса писатель надолго  задумался и произнес: «Самый страшный  - это предательство».

-Но ты же сам только недавно заявлял, что взгляды Менделеева могут быть диаметрально противоположными от взглядов Волкова. Так кто кого предает: Волков Менделеева или простой человек знаменитого писателя.

-Признавать свои ошибки, конечно же, не легко, но необходимо. Но заблуждение  - это  всего лишь просчеты человеческого разума, а вот предательство – это заговор против него. Это нож в спину от того, кто еще недавно клялся в верности и любви к тебе. Это лицемерие, которое решило с тобой расквитаться  в удобном месте, в полночный час. Это месть, доведенная до совершенства, которая не смотрит тебе в глаза, потому что ты можешь разгадать  ее тайное желание, она  стоит за тобой, чтобы в спину  нанести смертельный удар.  Коварство предательства в том  и состоит, что она занимает место друга и поражает оттуда, откуда не ждешь.

-Значит, этот грех ты не простишь? – спросила я, чтобы  окончательно уточнить для себя позицию знаменитого писателя по этому вопросу.

-Никогда. Я скорей обниму врага за его смелость открыто навязать мне сражение, чем предателя, чья трусость унизительна  для меня.

-То есть получить кинжал в грудь или в спину – это не одно и тоже?

-Это две большие разницы, как говорят в Одессе.

Теперь настала и моя очередь задуматься, так что писателю пришлось даже вывести меня из  этого состояния.

-Ты, почему загрустила? – попытался поднять мое настроение  Менделеев. Ничто  в этом мире не стоит твоей печали. Улыбнись, Елена как прежде. Мне нравятся твои счастливые и беззаботные глаза.

-Вот такие – сказала я и выпучила их как  рыба.

-Нет, вот такие не надо. Они же  выглядят неестественно глупо.

-Что?

-Ты попробуй еще раз  - попросил писатель. Может у тебя и получится.

-А, вот так – тут я  уменьшила  свои глазища  до размеров маленьких, черных, перископических  глаз лобстера.

-Ты знаешь тоже не тот эффект. Твоих глаз совсем не видно, а вот сумасшедшие прямо слепит меня.

-Писатель я тебе не кукла, которая открывает глаза и закрывает, когда ее перевернут вверх ногами.

-Жаль. Очень жаль, что ты не кукла. Потому что твои ноги меня интересуют не меньше чем глаза.

-Так еще одного слово и ты окажешься у зубного… техника, потому что простой дантист тебе уже не поможет.

-Прежде чем уйти я хотел бы увидеть твои  настоящие глаза. Порадуй меня этим  необъятным звездным океаном. Я хочу почувствовать себя лишь малой крупицей в этой метагалактике.

На этот раз я придала своим глазам  природную красоту и бесстыже  уставилась на писателя.

-Ну, как? Доволен. Увидел свой космос.

-Космос я увидел, но не одной звездочке. Там темно как ночью.

-Наверное, метеоритный дождь заслонил для тебя всю видимость. Тебе лучше покинуть побыстрей мою квартиру, потому что скоро метеориты величиной в кулак могут обрушиться на твою знаменитую, писательскую голову.

-Да, против метеоритного дождя даже зонтик меня не спасет.

-Ты, оказывается,  умеешь разумно мыслить Менделеев.

-Это правда.

-Мыслить ты разумно умеешь, да вот беда не так быстро как надо.

-А, когда надо то?

-Вообще-то еще пять минут назад, но у тебя осталось еще 15 секунд.

-А, может все еще обойдется? А.

-Не обойдется –  сказала я. Тут писатель посмотрел на свой, искусанный мной палец, и заторопился к выходу.

-Так значит, я жду тебя  возле театра в половине седьмого.

-Я приду без четверти семь.

-А, понятно – заявил  Менделеев, и я похолодела от его мыслей. Мужчина должен ждать женщину и  волноваться: придет ли она во время, или вообще не придет.

-Ты не волнуйся я приду. Такого счастья, чтобы оставить тебя наедине с актрисами тебе сегодня просто не светит.

-Тогда возникает еще один вопрос. А, не забудет ли женщина билеты в театр?

-Не забуду.

-И последнее уточнение. Как мне найти в море красивых женщин свою единственную?

-Как увидишь толпу мужчин,  то смело можешь там меня и искать.

-Все вопросов больше не имею. Коленопреклоненные и плачущие  мужчины – вот знак, который  оставляет после себя – прекрасная Елена.

Менделеев нес уже полную околесицу, что Троя пала из-за одной женщины, а Москва будет разрушена благодаря мне. Я хотела приблизиться  к этому оракулу, но он позорно сбежал от меня и закрыл за собой дверь.

Когда я немного успокоилась от  этого авторского нашествия, мне пришла в голову мысль дописать статью новыми откровениями писателя  Менделеева. Это  работа заняла еще около получаса, пока статья не была закончена. Только к двум часам я переступила порог родной редакции и вскоре предстала перед глазами Михаила Гершевича. Он как всегда излучал оптимизм и хорошее настроение. Нельзя было спокойно реагировать на его добрые слова, которыми он начал осыпать меня, с первых шагов  в его в кабинете.

-Здравствуй, красавица – сказал Михаил Гершевич. А, я все жду тебя с самого утра. Все время выглядываю то в окно, то в коридор, не идет ли славная надежда современной журналистики. Как  твои дела?

-Спасибо ничего. Вашими молитвами.

-Я просто сгораю от не терпения, чтобы первым прочитать твое интервью. Ну, не томи.  Показывай свой труд.

Как журналист я всегда верила в силу печатного слова, пожалуй, как никто другой. Но то, что я услышала  сейчас, заставило меня обернуться и посмотреть на открытую дверь, потому что  мне показалось, я услышала голос писателя, который сказал: «Предательство – это самый страшный порок человека»

Но в кабинете никого кроме меня и главного редактора не было.

-Что с тобой Елена? – спросил Михаил Гершевич.

-Так кое-что показалось – с тревогой ответила я.

Шеф прошел к открытой двери, выглянул в  приемную  и закрыл ее.

-Там  кто-то  есть? – уже я задала вопрос главному редактору.

-Никого. Это сквозняк, по-видимому. Ты, почему такая напряженная?    

Тут я снова услышала голос писателя и у меня задрожали руки.

-Уж не заболела ли ты часом?

-Да, мне нездоровится – соврала я.

-А, что с тобой?

-В последнее время я слышу один голос, который преследует меня.  Наверное, это  сдают нервы.

-Как только я получу статью на руки,  то тут же  ты можешь смело брать отпуск и отправляться поближе к морю.  Ты должна  надышаться воздухом, который пропит  солью и йодом, полежать  на золотом  песке, насмотреться в голубое небо. Тебе просто необходимо отдохнуть и сменить обстановку.

-Значит, отпуска мне придется ждать еще очень  долго!

-Как прости  тебя понимать? Неужели  и у тебя ничего не получилось? Не верю.

-Я тоже оказалась бессильной перед этим крепким орешком. Он разгадал меня. Так что интервью мне тоже  не удалось взять у писателя.

-Ты шутишь?

-Нет.

-Но еще в  четверг,  ты уверяла меня, что статья  на 80 процентов   готова. Что случилось?

-Весь материал, который мне удалось собрать о писателе, был умело спланированной дезинформацией. Писатель только проверял меня.

-Он тебя,  что полностью разоблачил.

-Не совсем. Мы с ним сегодня  идем в театр.

-Ты что-то скрываешь от  меня. Я могу посмотреть твои черновики.

-Нет. Я их уничтожила.

-Зачем была нужна такая осторожность?!

-Вы сами учили меня Михаил Гершевич работать только с  материалами, которые заслуживают полного доверия. Мне  не удалось найти на него ничего интересного. И мне очень жаль, что я не сумела оправдать столь высокого доверия с вашей стороны.

-Ты думаешь, что  я только главный редактор и ничего  кроме статей уже не вижу?! Но ты ошибаешься. Этот  знаменитый писатель влез и тебе в душу.

-А, кому еще? – ощетинившись, спросила я.

-Моей жене. Эти автографы свели ее с ума. Теперь она ждет не дождется встречи с писателем. Совсем из ума выжила, старуха.

Я рассмеялась и почувствовала облегчение оттого, что эта дама далеко не бальзаковского возраста была мне не опасна.

-Никто мне в душу не влезал. Любое слово, сказанное Менделеевым, после опубликования может быть им оспорено. А, вам не надо говорить, что без доказательной базы это дело в суде, будет нами проиграно, что повлечет оплату не только оплату судебных издержек, но и морального ущерба, который может исчисляться миллионами.

-Суд – это не наша забота. У нас для этого целый штат юристов. Журнал номер один может себе позволить даже проиграть дело в суде, но упустить автора  мы просто не имеем право.

Престиж нашего издания не позволяет делать нам уступки,  даже собственному сердцу.

-Я с трудом вас понимаю Михаил Гершевич.

-Я уверен, что с заданием ты справилась. Но, ты  передумала передать его мне. Чувства, которые ты испытываешь к этому человеку, не могут и не должны помешать  тебе исполнению профессионального долга.

-Да, что вы все как будто сговорились – воскликнула я. Вчера Саша предупреждал меня, теперь вы, уговариваете меня как маленькую девочку не иметь никаких отношений с писателем. А, по поводу профессиональной деятельности скажу одно, что статьи  у меня нет.

-Каждый делает свой выбор в жизни сам Елена. Смотри только не ошибись в своих надеждах, мне больно будет видеть тебя, если  все они пойдут прахом.

-Ну, мне  пора –  с комом в горле сказала я и засобиралась  прочь из душного кабинета.

-Я жду твою статью.  Мой электронный адрес ты знаешь.

-Да, знаю – уже стоя в дверях, произнесла я.

-Как название спектакля, на который вы идете сегодня?

-«Волшебное искусство поцелуя»  - сказала я.  Начало ровно в семь.

-Ну, иди Елена и подумай, потому что время еще есть.

Я попрощалась с Михаилом Гершевичем  и поспешила поскорее оставить стены  редакции.

За каких-то 20 минут в кабинете главного редактора,  я возненавидела свою профессию и впервые почувствовала неприятный осадок от нее. Только одно согревало мне сердце, что я не предала Менделеева, и никто теперь не узнает, о чем  говорил со мной писатель в минуты откровения. За откровенность нельзя платить лицемерием,  а за веру предательством.

Это интервью должна остаться внутри меня, и никто не посмеет коснуться его своими руками. Я не отдам его никому за все богатства мира.

 Я бродила по магазинам, примеряя вечерние платья, но не одно  мне не понравилось. Уже к пяти часам я вернулась домой в самом плохом настроении, какое только можно себе представить и рухнула в кресло. Мое оцепенение длилось несколько минут, пока я не решила принять холодный душ, который мог бы меня взбодрить. Но даже после этого я почувствовала себя легче. Мне как будто чего-то не хватало. Я пыталась разобраться в себе, но не находила ответа. Мне казалось, что решение этой загадки лежит где-то на поверхности, и я даже ухватилось за него несколько раз, но все это было не то. Не разговор в редакции, не пустой поход по магазинам не мог так сильно повлиять на меня, чтобы я не могла найти себе места и бродить по квартире как лунатик. Вот здесь, на моей кровати лежал Менделеев, когда искал клад,   в этом кресле я сделала искусственное дыхание  писателю, тут возле журнального столика он съел свою электрическую лампочку, а на кухне автор вчера даже закурил. Стоп – сказала я себе. Неужели я скучаю по нему?! Но этого не может быть. Я безразлична к писателю.

Он для меня пустой звук. И он совершенно не в моем вкусе. Последний аргумент должен был прозвучать как приговор для героя моего романа, но ничего    этого не произошло. Я по-прежнему думала о нем и уже ждала нашей новой встречи. Вот Менделеев и поднимет мне настроение.

Ведь писатели на то и существуют на свете, чтобы развлекать хорошеньких женщин. Это их главная обязанность, на все другое они просто не способны. Я посмотрела на часы и начала одеваться. Я надела строгое вечернее платье, с оголенной спиной  нему еще один атрибут, прозрачный белый  шарф – платок. Вскоре я вызвала такси и без десяти семь  подъехала к театру.  По-видимому, все места, которые посещал Менделеев, были буквально нашпигованы людьми. Возле театра стояла вновь толпа, которое колыхалось как море. Я нашла свободное место и приобрела  форму памятника, чтобы писателю можно было бы меня легче увидеть.

Но пять минут ожидания не привели к моему пьедесталу автора, который все еще не появлялся. Неподалеку от меня несколько десятков женщин образовали, что-то вроде круга, куда из бабьего интереса решила заглянуть и я. Мне удалось пробиться в самый центр и обнаружить там мужчину, который должен был исполнять в этот вечер все приятные обязанности своего счастливого соперника. Менделеев раздавал автографы из последних сил, потому что со всех сторон нависали женщины, которые готовы были его разорвать на части.

-Так вот ты где от меня прячешься! – прокричала я на ухо автора, потому что от женских воплей не слышала даже собственного голоса.

-Спаси меня Елена. Еще немного и меня растащат на сувениры.

-Это тебе будет хорошим уроком, потому что нельзя давать бесстыжие  обещания всем женщинам.

-Я понял, что был не прав. Только не бросай меня.

-Я еще не решила, как с тобой поступить: или получить живой, не послушный сувенир или часть мертвого, но  покорного.

-Я буду послушным сувениром. И хотелось бы еще немного пожить.

-Ну, ладно – сказала я и приступила расшвыривать от гениального писателя особо прыткие женские особи. Затем я взяла автора за руку и протащила через непроходимое болото слез и приставаний. Как только мы оказались в фойе я начала прорабатывать Сергея.

-Слушай, ответь мне, пожалуйста, я никак в толк не пойму. Если ты интервью не даешь, на телевизионном экране не показываешься, откуда знают тебя в лицо.

-Это все книгоиздатель. На трех последних книгах он напечатал мою рожу и сделал еще и Интернет-сайт.

-А, я то думала, что у тебя сексуальная  аура, которая воздействует на женщин и они тебя чувствуют за километры. Что ты все время крутишься, Менделеев? Ты кого – то потерял?

-Я ищу «троянского коня».

-А кто это? – спросила я.

-Это друг, который подставил меня. Мне бы только добраться до его бычьей  шеи.

-Это кто  всуе упомянул мое имя – как  из под земли вырос Геннадий.

-Ты, почему бросил меня на поругание!

-Ты пойми Сергей, я же  не один в театр пришел, а с женой. Мне она пока доверяет, а если бы она увидела меня   в  женской толпе, то это бы добром не кончилось.

-Значит, ты  готов пожертвовать другом, ради семейной идиллии.

-Да, я уже вторую ночь по твоей вине не сплю дома. Я и так почти лишился доверия

-А, почему ты, Гена  собственно не ночуешь дома? – спросила я. И где вы  вместе  до утра проводите время?

Менделеев тяжело взглянул на Зверева, да так что у последнего язык прирос к небу.

-Я не люблю секретов  - строго сказала я. Так что давай  Геннадий выкладывай все начистоту. Книгоиздатель трезво оценил обстановку вокруг себя и выбрал из двух зол меньшее.

-Ты знаешь Елена, писателю пришла в голову безумная мысль, что он за две ночи должен стать гонщиком формулы один. Он же гонит как сумасшедший.

-Кто, Сергей? Он же со стоянки выехать не может – говорила я как инструктор, который видел в деле своего ученика - аса.

-Данные у тебя уже устарели. Теперь может и еще как. Даже полицейские машины теперь не могут нас догнать. И зачем ему все это?

-А, что я хуже других.

-Ты извини меня конечно Менделеев, но вождение не для тебя. Пиши лучше книги.

-А, ты будешь их издавать, так что ли? – отбрил писатель книгоиздателя.

-А, я про что. Пусть каждый занимается своим делом. Ведь я над своим романом день и ночь думаю, и пока сочинил  лишь одно название.

-Какое же? – спросила я.

-Все не дает мне покоя тот образ, с чашкой, который нарисовал перед нами писатель в номере гостиницы. Я так и назвал свой роман  – «Разбитая чашка».

-Так тебя и  с почином уже можно поздравить. В писательском ремесле часто название произведения – это уже пол дела. Так что самое  трудное ты уже одолел – издевался  Менделеев над Зверевым. Глядишь, еще через пару дней ты допишешь свой роман до конца.

-И допишу – как раненный медведь заревел книгоиздатель.  Если ты обладаешь терпением, то я упрямством, а вместо фантазии у меня развито  больное воображение.

-Я очень рад за тебя – друг – выговорил членораздельно каждое слово писатель.

-Мне кажется, что представление уже началось. Пора и нам пробраться в зал, а то нас могут и не впустить – начала беспокоиться  я больше за друзей, которые хмуро стояли друг против друга  и су пили брови.

-Кого? Меня!!! – набычился книгоиздатель. У меня же все связи и в правительстве и в мэрии.

-Иди, уж – связист – весело сказал Менделеев Звереву и тот расплылся в улыбке как майская роза.

Свет в зале уже погас, но представление еще не началось. Мы блуждали по рядам и искали свои места. Геннадий зажег свою зажигалку и как Прометей озарял наш путь. Но когда она потухла, он стал громко по имени  звать свою жену.

-Катюха – разносило эхо по залу это слово. Многие одинокие женщины откликались на свое имя, но их недвусмысленные предложения были отклонены, по причине нахождения жены в стенах театра. Но в следующий раз он непременно придет один, поэтому просил не менять своих мест, потому что проще запоминать зрителя, сидящую в кресле в 16 ряду на пятом месте, чем просто женщину. Мы долго блуждали в этом черном квадрате Малевича, пока случайно не обнаружили то, что так давно искали. Мне показалось, что дважды мы уже проходили здесь, но  облик сидящей женщины на фоне трех пустующих кресел не устроил книгоиздателя. Когда же мы все-таки расселись по своим местам, я услышала диалог мужа с женой.

-Ты, почему не откликнулась, когда я тебя звал по имени? – лихорадочно выговаривал, свое недовольство Зверев.  Что ж ты меня перед людьми позоришь.

-Это я позорю. Ты кого звал?

-Тебя.

-Это я давно поняла, что меня. Как  меня зовут? – спросила жена своего мужа.

-Катюха.

-Остолоп - покачав головой, произнесла  женщина.

-Я что-то не понял. Ты что уже имя сменила.

-Как меня зовут – настаивала жена.

-Ну, Катюха – честно признавался муж жене.

-Я же не зову тебя в присутствии трехсот человек – Геннуха.

-Ой, прости. Я как увидел, что потемнело, так думал, что ты уже лежишь. Так я по-домашнему.

-Погоди, вот только мы придем домой я тебе задам. И пощады  не жди.

-Катюха – начал вымаливать прощение книгоиздатель.

-Если ты еще хоть раз назовешь меня так, то я разведусь с тобой.

-Екатерина Юрьевна, сжальтесь. Отныне я буду звать тебя только по имени и по отчеству.

Даже  по девичьей фамилии.

-Вот это меня устраивает, потому что твоя звериная мне уже порядком надоела.

-Так Екатерина Юрьевна не мешайте мне смотреть театр.

-Смотрят не театр, а представление. Пора бы уже и запомнить. Все учу я тебя, да видно без толку. Хоть Сергей взялся бы за твое образование.

-Мы университетов не кончали – огрызался Зверев.

-Ты и книг то не читал – добивала жена своего мужа.

-Зато я их издаю. Ты думаешь легко это.

-Вот за это я тебя и люблю.

-А, конкретно можно узнать за что? – ласково спросил Геннадий, подумав, что все тучи уже пронеслись над головой.

-За твою тягу к знаниям при отсутствии  интеллекта.

После последних слов Зверев, попросил Менделеева пересесть на свое место, так он боялся за высокой прической дамы напротив, не увидеть самого представления. Екатерина Юрьевна  позволила провести рокировку на шахматном поле, но уже через две минуты предложила мне поменяться с ней местами.

 Я охотно уступила ей свое место, потому что считала, что мужа и жену даже в театре нельзя разлучать, так как это плохая примета. Представление все не начиналось, а семейные разборки ожесточенно продолжались.

-Зачем ты пересела ко  мне? –  весь на взводе спросил Зверев.

-Я соскучилась дорогой, - томно ответила  жена мужу.

-Я думал, что хоть здесь отдохну от тебя. Но видно я рано расслабился.

-Отдохнуть от  меня можно только в одном месте – ласково заявила Екатерина Юрьевна.

-Я годов арендовать его на несколько лет вперед.

-Хоть на всю жизнь.

-Тогда назови мне полный адрес этого спокойного места.

-Это место не только спокойное, но святое и  отмоленное.

-Не томи. Назови страну, город, улицу.

-Страна – Россия, город – Москва, а вот улицу я забыла.

-А, как называется это место, ты помнишь?

-Это я хорошо помню.  Оно называется городское кладбище. Так что выбирай: или ты сидишь в тихо и не рыпаешься кресле или лежишь спокойно в гробу, заживо похороненным  на кладбище?

-Я уже выбрал, Екатерина Юрьевна. Лучше все-таки помучиться в кресле чем…  - тут Зверев, оплевал всех зрителей через плечо, которые имели неосторожность сидеть с левой стороны,  и три раза постучал по дереву. Но так деревянных изделий не нашлось под рукой, то  он стучал по своей голове и все время твердил: «Чур, меня».

-Прекрати плеваться – шептала жена. Ты же не верблюд.

-А, ты не щипай меня. И так я весь в синяках хожу. Даже мужиков в сауну пригласить не могу, рубашку с коротким рукавом и ту одеть не могу.

-Зато в рубашке с длинным рукавом теплее – настаивала Екатерина Юрьевна.

-Это в сорокаградусную жару – возмутился книгоиздатель

-А, зачем тогда тебе париться  в такую жару? – допытывала жена.

-В сауну ходят, чтобы мыться. Неужели тебе это не понятно.

-Мне многое становится понятным, для чего ты ходишь в сауну…

Геннадий понял, что еще немного и белая простыня с него слетит и все раскроется простоя истина, что книгоиздатель  голый.  

Но тут открыли занавес, и Геннадий зааплодировал так, что актеры несколько растерялись такому горячему приему. Зверев  начал приветствовать служителей сцены, как будто они  уже отыграли спектакль, и даже несколько раз крикнул: «Браво. Бис. Это же надо так гениально играть. Молодцы».

Такие действия произвели  на актерскую труппу  к замешательству, пока главный зачинщик не был схвачен нежными руками своей жены и обездвижен до антракта.

Представление началось с монолога главного героя, который в шутливой форме рассказывал о своей никудышной жизни. Безработный юрист пожелал изменить свою профессию и присвоил себе научную степень доктора  по психологии и социологии. Вскоре на прием к нему пришла женщина, которая и стала его настоящей любовью.  Постепенно чудаковатые пациенты заполнили сцену в первом акте. Зал несколько раз просто взрывался от хохота и замирал когда говорил о своем одиночестве главный герой – Георгий Сергеевич Кино.

Этот Жора кого-то мне напоминал из моих знакомых, но я не могла вспомнить кого именно.

В этой пьесе все было напутано как в жизни: мужчины как всегда  искали  смысл  в своем существовании, женщины  любви и понимания, а все вместе просто хотели быть счастливыми. Когда закрылся  занавес в первом отделении, зрители еще долго аплодировали актерам. На этой премьере все было не так, рукоплескания, которые больше соответствовали концу представления, раздались еще в самом начале и сейчас в антракте. Никто не спешил в буфет, и даже курильщики забыли о своей пагубной привычке и сидели в оцепенении на своих местах.

Мне показалось, что каждый из мужчин представлял себя в роли главного героя, а женщины – героини. Какой-то сладкий запах стоял в зрительном зале и белый дымок висел над головами людей. Лишь, после того как в третий раз ведущий актер театра сказал: «Антракт», зал начал постепенно оживать. Поток  из человеческих тел  устремился из зоны черного квадрата Малевича на другое, более светлое поле. Фойе поначалу даже ослепило своим белым сиянием, пока глаза не привыкли к этому  яркому излучению, открывая раз за разом их все шире.

 По приглашению Геннадия мы прошли в буфет, где и притулились возле одного столика.

Это было просто чудо, что нам удалось его занять, при таком  столпотворении людей. Я еще долго смотрела на этот улей, который не только жужжал, но и жалил сам себя.

Огромная очередь, которая стояла перед буфетным прилавком , не оставляла никаких надежд на утоление жажды и усмирение чувства голода. Зверев, две минуты постоял в этой человеческой веренице и окрыленный  безумной, по-видимому, идеей, улетел в неизвестном направлении.

-Простите меня – сказал Менделеев, который охватил свою голову, не в силах ее оторвать от туловища. Это все старческий склероз. Я давно должен был вас познакомить -  и тут же  писатель представил меня Екатерине.

-Неужели эти люди пришли в театр, чтобы только поесть!  - вслух рассуждала жена  Зверева, разглядывая людей со стороны. Но ведь  это можно сделать и дома, и в кафе, и даже на улице.

-А, почему это нельзя  сделать и  в театре? – спросил Менделеев.

-Но ведь театр – этот тот же храм. Храм  искусства. Ведь в церкви  никому и в голову  не придет устроить, что-то вроде пикника.

-Когда человек приходит к богу, то для того, чтобы  попросить тот же кусок хлеба, которого у него нет или поблагодарить Создателя за достаток  на своем столе. Господь предоставляет нам  духовную  пищу, потому мы его молил его. А, театр это одно из публичных мест, где человек может, и я бы даже сказал должен поесть, потому что голодный  зритель будет думать только об окончании спектакля.

-Но ведь вы, Сергей, писатель. Неужели вам было бы приятно, чтобы кто-то в вашем присутствии ел.

-Без меня?! – возмутился Менделеев. Это просто невозможно. Этому незнакомому человеку придется со мной по братски поделиться, а лучше по справедливости, а это значит, что мой кусочек должен быть больше и вкусней.

Екатерина рассмеялась, а я осталась равнодушной  к этой шутке писателя, потому что в ней было больше правды, чем придуманного. Ведь  что такое аппетит автора я знала, не понаслышке. За несколько дней он опустошил мой холодильник и выпил несколько чайников  с кофе.

-Но когда идет представление по вашей пьесе и кто-то ест бутерброд, разве это не задевает вас  как автора?

-Нет -  с улыбкой ответил симпатичный мужчина.

-Я никогда не поверю, что это не  оскорбляет вас.

-Это может помешать только двум людям, но никак не мне.

-Кому же? – спросила Екатерина.

-Его величеству – актеру и самому зрителю. Но боюсь, что последний  рискует  даже больше. Ведь он может подавиться, а это уже катастрофа. Тогда надо немедленно остановить спектакль и оказать помощь пострадавшему.  

-Вы все шутите Сергей, а я вас спрашиваю серьезно.

-Я нисколько не шучу. Ведь если пьеса не интересная, то зритель  съест свой бутерброд под завистливые взгляды своих соседей, а  вот увлекательный сюжет сделает его бутерброд невидимым для всех. Он съест его, но не утолит свой голод, потому что проглотил его незаметно даже для себя. Хорошей пьесе никакой  бутерброд не может помешать, а плохой даже «швецкий стол» не поможет.

-А, я почему-то была другого мнения! – сказала Екатерина Юрьевна.

-Это потому что вы забыли слова Шекспира: « Весь мир театр, а люди в нем актеры»

-Так что этот буфет и есть театр?

-Пожалуй, да. Или лучше сказать, что эта часть театрального действия, в котором участвуют непрофессиональные актеры. Но их игра стоит того, чтобы внимательно к ним присмотреться. И мне кажется, что эти  комедианты более даровиты, чем на сцене.

-Мне интересно с вами общаться – заявила жена Зверева, и  я  понемногу стала заводиться.

Почему вы так редко приходите к нам?

-Я вообще редко где бываю – начал оправдываться писатель и заслужил от меня несколько крепких слов, сказанных мной, слава богу, про себя. По специфике своей работы я обречен на  уединенный образ  жизни. Это мой крест до конца моих дней.

-Но  я хотела бы пригласить вас и вашу спутницу  завтра к нам на ужин, если вы не возражаете.

-С большим  удовольствием – ответила я  даже раньше времени, чем  это требовал этикет, потому что обожала ходить в гости.

-Ну, тогда мы с удовольствием принимаем ваше предложение – ответил повеселевший писатель, понимая, что ему не надо больше ничего изобретать, и искать новый повод, чтобы не разлучаться со мной.  

-Тогда завтра ровно в семь мы ждем вас.

Менделеев и Екатерина снова начали обсуждать высокую тему о роли и цели искусства в формировании личности и тем самым исключили меня из своего умного круга. Я несколько на них не обиделась, потому что чувствовала себя  легко и свободно. Я  ощущала себя настоящей массажисткой, которая была так   далека от интеллигентного трепа: „ Что такое душа?».

Женщина моей профессии  не искала это  эфемерное образование, и научное определение этого сгустка энергии, потому что ее интересовало грешное тело  мужчины, и особенно те ощущения, которые могли родиться в ней от этого соития. Я смотрела по сторонам, пока мое внимание не привлекла чудная, пожилая пара. Женщина за руку тянула мужчину в нашу сторону, а он упирался со всех сил. Их лиц я не видела из-за широкой супружеской  спины, которая то и дело  вздрагивала   от чрезмерного напряжения. Но вскоре мужчина сдался и покорился судьбе.

Я улыбалась этой картине и вспомнила пословицу, в которой женщина  на веревочке ведет мужчину, куда ей только заблагорассудится. Но через секунду моя улыбка растаяла, потому что к нашему столику приближалась жена Михаила Гершевича, с супругом.

-Ну, почему мужчины такие безвольные существа? – подумала я. Их ведут на заклание, а они лишь по детски упираются,  не ревут и не закатывают истерик. Может, они  слишком горды, чтобы унизиться  и звать на помощь. Но когда муж лишь послушная игрушка в руках жены, то делать нечего, как  только подчиниться. Зачем оказывать сопротивление неограниченной женской власти, ведь это может быть  так  травмоопасно.

 Супруга  подвела Михаила Гершевича к нашему столику, но затем вспомним, о женской гордости спряталась, за его спиной.  Взгляд главного редактора молил меня  познакомить эту чертову бабу с писателем, потому что отвязаться от  нее невозможно. Она вбила себе в голову идею фикс, и теперь ждет встречи с Менделеевым как невеста преклонных лет  с молодым  женихом. Но делать мне и вправду было нечего, как представить их друг другу.

-Познакомьтесь – сказала я. Это Михаил Гершевич – мой шеф, а это его жена  Нина Федоровна.

-Очень приятно – произнес писатель.

 Екатерина тоже кивнула головой в сторону моих знакомых и  произнесла: « Я тоже рада  с вами познакомиться».  

Нина Федоровна, добившись желаемого, приступила уже к непосредственной осаде самого писателя. Она  рассказала Менделееву о том, что давно  является  поклонницей его самобытного таланта. Что она  прочитала все его книги и  с нетерпением ждет выпуска новых романов. Сергей с благодарностью  принял этот восторженный монолог  в свой адрес и  действительно был  рад нечаянному знакомству. Михаил Гершевич попросил меня отойти с ним немного подальше от своей жены, чтобы не мешать, ей наслаждаться  близкому, физическому контакту с писателем. Мы встали несколько в стороне, но одним глазом я все время следила, чтобы  Нина Федоровна не сболтнула лишнее.

-А, у твоего писателя такой вид,  как будто он  всю  жизнь мечтал встретиться с моей женой – скептически произнес главный редактор.

-Наверное, он, как  и я не может поверить в случайность этой встречи. Почему вы здесь? – недовольно спросила я.

-Ну, во-первых, из-за жены, а во вторых, из-за тебя.

-То есть вы решили одним выходом в свет решить все семейные и профессиональные проблемы. Как это говорится бить одним патроном двух вальдшнепов.

-Елена не злись на старика – тяжело с выдохом  произнес Михаил Гершевич.

 Просто я по глупости взболтнул своей жене о том, что писатель будет сегодня в театре и вот итог. Нина Федоровна  как обезумела,  и мне поневоле  пришлось сопровождать ее. Я в театре не был лет десять и еще бы столько не ходил. Чего я здесь не видел?

-Мне кажется, что вы лукавите, уважаемый главный редактор. А про театр вы нарочно рассказали своей жене, чтобы иметь алиби.

-Ну, тогда откровенность за откровенность. Ты права, я искал повод, чтобы встретиться с тобой сегодня и  еще раз и переговорить.

-О чем? – спросила я для проформы.

-Об интервью.

-Нельзя обсуждать  то, чего  в природе нет.

-Неправда оно есть. Ты сделала интервью с писателем или я  не главный редактор. Что он внушил тебе за эти несколько дней, что ты отказываешься исполнять свой долг журналиста?

Я сделала паузу, не знаю, рассказать ли  Михаилу Гершевичу о голосе, который мне почудился  его в кабинете или промолчать. Я выбрала нейтральный третий вариант и не словом не обмолвилась о звуковой   галлюцинации,  которая и  повлияла на мое окончательное  решение.

-Он сказал, что предательство – это худший из человеческих пороков и ему нет прощения.

-Ну,  писатель может и не такое придумать. А, можно тебя спросить: «Кого ты предашь, если твое интервью будет опубликовано завтра?»

-Менделеева - сказала я и добавила. – Разве это не понятно!

-Я не знаю содержания статьи, поэтому не могу судить о ее убойной силе. Но я вижу писателя и заявляю, что он не Джек – Потрошитель и  не террорист, у которого руки по локоть в крови. Достаточно прочитать одну из его книг и все становится ясным. За твою статью он еще будет тебя благодарить.  Гнев его со временем  пройдет, а глаза откроются. Этим интервью ты не можешь навредить ему, потому что… - тут старый человек  неожиданно прервался, увидев кого-то из знакомых и уже уходя от меня, шепнул: « Скажи жене, что  я жду ее в зале».

Я посмотрела вокруг и  не заметила никаких изменений за нашим столиком, разве что Геннадий вернулся с двумя бутылками шампанского и целой горой бутербродов.

Как только я подошла к столику, прозвучал первый звонок. Тут же   Нина Федоровна  поспешила удалиться, но бросила напоследок: «Я не прощаюсь».

Гена открыл шампанское и разлил его в  стеклянные фужеры.  Во время первого звонка он уже распечатал вторую бутылку, и все время говорил о гениальности писателя.

-Мы что пьем на время? – озадаченно спросила я, так как  мне еще никогда в жизни не приходилось выпивать два бокала шампанского с разницей в полминуты.

-Мы пьем  не на время, а на результат, безалкогольная Елена – ответил Геннадий, который взял привычку с автора присуждать к моему имени еще и смысловые прилагательные.

-Я боюсь, что после третьего бокала просто не найду дорогу в зрительный зал.

-А, зачем нам ее искать. Сейчас Менделеев нам сам расскажет, что дальше происходит в его пьесе.

Вскоре прозвучал второй звонок, и люди практически исчезли в буфете. Лишь одинокие зрители в спешке  допивали горячительные напитки  и доедали холодные закуски.    

Я стояла несколько захмелевшая от шампанского и все не могла понять, какое отношение к этой пьесе имеет Сергей. Легкое  удивление легко читалось на моем   лице,   поэтому Геннадий решил уточнить мои представления о писателе.  

-Так что он тебе не сказал, что  является автором этой пьесы? –  все допытывался  книгоиздатель

-Я впервые слышу это от тебя – сказала я и устремила свой взгляд на сочинителя.

-Слушай, Сергей. От тебя поистине нельзя скрыться: на презентации книги – ты, в кинотеатре – снова ты, а теперь и в театре – опять ты.

-Вот какой у меня друг – с гордостью заявил, Зверев, и опять наполнил бокалы до самых краев.

Медная трель третьего звонка, не повлияла на изменение нашего месторасположения  и мы по-прежнему стояли за высоким буфетным  столиком в полном одиночестве.

Менделеев протянул мне бутерброд как необходимый атрибут после третьего бокала шампанского, но я отклонила его  предложение, потому что этот газированный французский напиток следует чередовать только с  шоколадом и не с чем другим.

 Через минуту мой заказ был исполнен, и большая плитка черного шоколада  лежала на столе.

Хотя  мы все пили наравне, но один  Менделеев смотрелся трезвый как стеклышко и просил нас закусывать и не привлекать к себе внимания.

-Ты знаешь, справедливая Елена – жаловался Геннадий, – этот писатель мне вчера крыло помял и не признается в этом.

-Это был не я – отрицал свою вину  Сергей. Крыло до меня уже было помято.

-А, кто зацепил соседнюю машину при парковке, тоже скажешь не ты?

-Я решил научить как надо правильно парковаться этого горе-любителя. Поставил свой автомобиль так, что никому не проехать и не пройти.

-Этот как ты говоришь,  горе-водитель уже тридцать лет за рулем, без единой аварии.

Кстати, золотой человек. Сразу деньги взял, и сотрудников ДПС не пришлось вызывать.

-Я за все заплачу сам. Сколько ты уплатил? – спросил Менделеева.

-Не важно – ответил погрустневший друг.  Здесь деньги роли не играют. Давай Серега, я накатаю за тебя две тысячи километров, а ты напиши за меня, этот чертов роман. Вот сейчас с тобой разговариваю, а думаю о нем. Он не выходит у меня из головы. Я лишился сна, покоя,  аппетита и  мужских удовольствий. Мне мир стал  не мил. Я впервые задал себе вопрос, а может все, что я делал до сих пор, просто не мое, чужое. Так вот Менделеев, если ты хочешь, чтобы  я не наложил на себя руки, прошу, заклинаю, допиши мой роман.

-Я попытаюсь помочь тебе – растроганно сказал Менделеев. Мы посидим с тобой вдвоем, и все получится.

-Такая помощь мне от тебя не нужна –  впервые заорал на писателя, Зверев. Ты хоть лежи со мной, но я даже строчки не напишу. Я название романа дал, а это уже пол дела , как ты говорил, так что настала твоя очередь выручать друга из беды. И еще одно пожелание, когда книжка выйдет в свет,  я хочу  чтобы большими буквами, была написана моя фамилия не как книгоиздателя, а как одного из соавторов романа.

-Ну, ты хоть что нибудь придумал, кроме названия, автор? – спросил Менделеев.

О чем будет то роман?

-Не о чем, а о ком – съязвил Гена. В общих чертах я тебя сейчас проинструктирую. Эта книга должна быть обо мне.

-Да, от скромности ты не умрешь. Мне еще не приходилось описывать жизнь замечательных людей.

-Твой издевательский тон сейчас просто не уместен, тем более что он мешает мне думать.

Тут наступила короткая пауза и, Зверев, продолжил: „ Но одного меня в романе, пожалуй, будет многовато. Поэтому я хотел, чтобы появился в нем и ты.

-Ну, и сюжет. А, зачем тебе  я в романе? – спросил сочинитель.

-Это роман будет про мою бескорыстную дружбу к тебе. Ты всегда нуждаешься в помощи, я тебе ее своевременно оказываю. Ну, как?

-Только при чем тут название – « Разбитая чашка» - мне не понятно. В этом нет даже элементарной логики.

-Нет, говоришь, а я утверждаю что есть. Ведь если ты разобьешь чашку в ресторане, например, то  я  как друг оплачу ее стоимость. Да, за весь сервиз заплачу и скажу: „ Бей дорогой мой друг уже всю посуду, потому что за все уже заплачено,  в три дорого».

-Тут  подошло бы другое название –« Друг всегда спешит на помощь пьяному  другу».

-Ты хочешь сказать, что я перебрал шампанского.

-Нет, я просто предлагаю более коммерческое название. Ведь с твоим  заголовком, ты не продашь ни одной книги.

-А, я и не собираюсь продавать ее, потому что она мне  самому дорога. Я дружбу не продаю.

-Ну, а что ты сделаешь со всем тиражом, сгноишь на складе?

-Все оставшиеся книги я отдам тебе, на память.

-А, где я буду все это богатство  хранить? – спросил озадаченно Менделеев.

-Дома, где же еще.

-С таким условием я книгу писать не буду, даже не проси. У меня нет столько квадратных метров для хранения целого тиража.

-Менделеев тираж будет состоять всего лишь из двух книг: одну я оставлю себе, а другую, как и обещал, подарю, тебе, моему настоящему другу.

-Браво – воскликнула я. Ты Гена  все-таки умыл писателя. Даже он не разгадал твой сюжет. Тираж в две книги  - это гениально.

-Да, не плохо – согласился  автор и признал свое поражение. Только нам уже пора расходиться по домам, потому что буфет закрывается.

-Как  это по домам! – подала  свой голос Катя. А, представление!

-Вторая часть идет уже – тут Менделеев  посмотрел на часы и сказал –  пятнадцать минут.

Все цивилизованные сроки и все уважительные причины  для опоздания в зрительный зал уже прошли. Так что предлагаю по тихому, по одному выйти на улицу.

Но, Зверев как всегда, предложил свой план спасения и мы – женщины его полностью поддержали. Менделеев попытался вставить свои пять копеек, но был освистан за панические  и пораженческие настроения.  

-Но как вы не понимаете, что нельзя прерывать представления, которое уже идет – стоял на своем знаменитый драматург.

-И мы тоже  идем навстречу  к настоящему  искусству – сказала  Катя, которая еще полчаса тому назад уверяла, что бутерброд в руках зрителя это плохо, а теперь рвалась  в зрительный зал, где шло представление,  как солдат со штыком в руках. Правда  штык заменяла бутылка с шампанским, где на дне еще что-то булькало.

Звереву  удалось бесшумно открыть дверь в зал, и мы под аплодисменты зрителей прошли на свои места. К сожалению рукоплескания,  предназначались не нам, а актерам, которые сорвали этот триумфальный гром. Так что наше появление прошло практически незаметно и   почти без конфликтно. Нам пришлось потревожить только зрителей нашего ряда, потому что наши места находились в самом центре. Я всего то  наступила кому-то на ногу и один раз, не удержала равновесие, но Менделеев подхватил меня и усадил рядом с собой.

Через несколько секунд мне удалось сфокусировать все свое внимание  к сцене, и вскоре я  забыла про все на свете. Только теперь я поняла, почему так странно называлась пьеса –«Волшебное искусство поцелуя». Оказывается, главный герой лечил своих пациентов не только словом, но и поцелуем. Он владел этим искусством в совершенстве  и давал частные уроки. К каждой гласной букве алфавита – соответствовал свой вид поцелуя, который он преподавал своей партнерше. Я зачарованно смотрела на это соитие губ и сильно покусывала свои. Я даже несколько раз проделала над собой эксперимент и, следуя инструкции актера, чертила губами сначала букву – „А» Для этого я открыла широко рот, даже больше чем следовало на приеме у дантиста, и представила, как меня целуют. Затем последовали еще несколько букв, и почувствовала сладкую истому во всем своем теле. Мастерство актера очаровала не только меня и всех дам присутствующих в зале, но и другую женщину – актрису, которая встала на пути у главной героини. Но ее появление в жизни доктора  по психологии и социологии было скорее случайным, наспех выдуманное автором, чтобы разлучить главных героев и заставить сопереживать зрителей. Этот сочинитель сидел со мной рядом и  держал меня за руку, как ни в чем не бывало, как будто она всю жизнь находилась в этих жарких ладонях. Мне надо было давно выдернуть ее из этих нежных тисков, но  я все время забывала это сделать и   восхищенно смотрела на сцену.  В самом конце, когда  главный герой говорит: «Что любовь никогда не проходит», зал после последней реплики  впал  в кому.

Наступила тишина и я почувствовала биение сердца писателя, которое забилось в предынфарктной аритмии, чтобы умереть, лишь не видеть своего провала, крушения своей пьесы. Актер тоже в недоумение бродил по сцене и проклинал себя за  бездарность и посредственность. Он уже хотел бежать со сцены как одинокий хлопок разбудил зал от сна и привел просто в неистовство. Люди начали вставать со своих мест и аплодировать. Я тоже начала бить в ладоши, но они у меня почему-то  тут же склеились, оказывается,  в правой руке я все время держала шоколад, который и растаял, превратился из твердой формы в мягкую и клейкую. Менделеев захохотал, но тут же предложил свой чистый платок для моего спасения. Я показала ему язык и сказала, что несколько разочарована концовкой пьесы.

-Ты не романы пишешь, а современные сказки. Может ты сказочник?  - спросила я.

-Это высший  титул для любого  автора стать сочинителем сказок – ответил Сергей.

 Ведь сказки читают дети, а привлечь их читательское  внимание тяжелее всего. Ребятенки  не умеют притворяться, потому что чисты и откровенны, в отличие от своих родителей. Хотя  взрослые, те же дети, только многое утратившие из своего детства.

-Так ты сказочник или писатель? – попыталась я до конца разобраться в Менделееве.

-Я тебе,  Елена, уже тысячу раз говорил: что я не тот и не другой – злился на  меня  сочинитель. Я  автор без титулов и регалий.

Вскоре на сцену вышла вся театральная труппа вместе с главным режиссером.  Через минуту человек в сером  костюме поднял руку вверх, как жест для вступительного слова.

Он поблагодарил за горячий прием сегодняшней премьеры  и попросил выйти на сцену истинного виновника этого торжества.  Теперь актеры начали аплодировать и требовать  выхода к себе автора. Зал тоже приступил скандировать – «Автора, автора» и Менделеев смирился со своей участью. Он вышел на сцену как бедный родственник и  просил извинения, что зрителям пришлось скучать целых  два с половиной  часа, но обнадежил их, что написание этой пьесы заняло  у него куда больше времени. Так что в любом случае он в проигрыше. Затем  писатель  начал  распекать актеров, потому что их талант, совершил невозможное  и сделал из рядовой пьесы театральный шедевр. Но больше всего досталось главному режиссеру, потому что последний своим прозорливым  видением превзошел самого автора и гениально выстроил сюжет. Сергей еще раз поблагодарил своих соавторов, актерскую труппу и главного режиссера, но попросил  больше так не рисковать и ставить в свой репертуар только пьесы действительно талантливых писателей. Менделеев хотел, было сойти уже со сцены, как снова раздались аплодисменты, и он с почтением их принимал. Вскоре закрылся занавес и публика начала расходиться. Через пять минут в зрительном зале остались только мы втроем и не знали, ждать ли нам популярного писателя, который, по-видимому, забыл о нас или же гордо удалиться. Больше этому чувству неизвестности противостоял. Зверев, который не верил в предательство друга.

-Ну, и чего мы ждем? – спросила я.

-Как учил писатель Менделеев, человеку чтобы писать необходимо два  качества. Но сейчас от нас требуется только одно – терпение. Он вернется к нам – сказал книгоиздатель. И не надо так переживать Елена.

-Я несколько не переживаю. Но и сидеть здесь, как пугало я  тоже не хочу.

-Может, его кто-то задержал?-  произнесла Екатерина.

-Ну, конечно же, задержали – настаивала я.  Актрисы, которые берут у него автограф и просят расписать его на своем теле, и   в этом он не смог им,  как настоящий мужчина отказать.

-Он не такой как ты его сейчас описала  – встал на сторону друга, такой же развращенный приятель, который любил париться и  днем и ночью.      

Я начала уже терять контроль над собой, и поэтому  взяла свою сумку и направилась к выходу.  

Но мужской голос со сцены окликнул меня, и я обернулась. Актер, который играл главную роль в пьесе, попросил подняться друзей автора на сцену и пройти за кулисы. Зверев, первым взобрался по ступеням на сцену и исчез. Его жена растерянно улыбалась и только качала по сторонам головой. Мы прошли за кулисы и  сразу  же оказались  в праздничной атмосфере. Актерская, шумная компания отмечала премьеру и  безудержно веселилась.

Яркий свет горел в этом большом помещении, но отдельные парочки уже уединились и с  бокалом шампанского, для  обсуждения  главного вопроса: «Кто сегодня будет выступать в роли растлителя – палача, а кто – невинной жертвы?» Но своей жертвы я еще не видела, поэтому  так волновалась. Но, зная, какой живой интерес вызывает появление писателя на публике, я  нисколько не сомневалась, что найду его там, где количество женщин на один квадратный метр было самым высоким на земле.  

 И я не ошиблась. Правда наличие  в этом столпотворении  Геннадия несколько ухудшила мою статистику, но не намного, с позволительной погрешностью в один процент при общей, бесчисленной женской массе.

Как только мы оказались в поле зрения  Зверева, он тут же попытался отмежеваться от толпы поклонниц и  театрально встал на нашу сторону.

-Я бы не смог жить в таком море обожания и ликования – сказал Гена. Я  бы как ночная  звезда вспыхнул на час и сгорел бы без следа.

-И без стыда тоже – добавила его жена.

-Как ты можешь так говорить! – возмутился  муж. Я ведь только предположил какое нечеловеческое напряжение  испытывает Менделеев и у меня слезы начинают струиться из глаз от жалости к нему.

-Скорей от зависти – рассмеялась Екатерина, зная как никто слабые стороны своего супруга.

-Ты сегодня – Екатерина Юрьевна Зайчикова просто невыносима. Что с тобой?

-Какая красивая фамилия  - сказала я.

-Тебе  действительно нравится? – спросила Катя.

-Очень – честно призналась я.

- И мне тоже. Надо же было мне выйти замуж за  этого человека,  да, еще с такой изуверской фамилией. Теперь я мадам Зверева. Все теперь избегают  меня, и боятся  даже общаться со мной, потому что мой муж, господин Зверев – с грустью поведала о своей судьбе одинокая женщина.

-Ну, хочешь, я возьму твою фамилию – нежно сказал мужчина, который вдруг осознал свою вину в этой человеческой драме. Я стану Зайчиком. Я для тебя Екатерина Юрьевна на все готов.

-Таких жертв мне от тебя уже не надо. Лучше  найди нам по бокалу шампанского, зайчик.

-Сей момент – как на все готовый официант отозвался Геннадий и принес три бокала.

Мы чокнулись и выпили. В колыхании женских тел, которое окружало Менделеева я,  увидела и Нину Федоровну, что меня  сильно  удивило. Как она могла попасть сюда – подумала я. Но разве может  быть   на земле для женщины какое либо препятствие, которое она бы не могла преодолеть, чтобы еще раз встретиться со знаменитым мужчиной. Менделеев как магнит притягивал к себе женщин, и они в свою очередь платили ему своей привязанностью. Но на мгновенье магнитное поле ослабло, и писатель присоединился  к нам. Он тут же набросился на Зверева, потому считал его главным виновником своего тайного разоблачения. Но Геннадий не давал себя в обиду на глазах жены и даже несколько раз перешел в контратаку.

-Ты  действительно самый неблагодарный друг. Мало того, что сам написал эту пьесу, пригласил нас в театр и совсем не подумал о праздничном  ужине. Мне пришлось переговорить с главным  режиссером, чтобы купить две бутылки шампанского без очереди. Только и всего. Я и в самом страшном сне не мог подумать, что тебя выволокут на сцену, и будут унижать, пытать  этими ужасными аплодисментами, которых ты на дух не переносишь.

Нам пришлось подтвердить слова Зверева, и я рассказала, как он стойко защищал господина писателя от всех клеветнических нападок с моей стороны. Тут же Менделеев попросил прощения у Геннадия и даже обнял его.

-Не подлизывайся  ко мне – произнес книгоиздатель.

-Ну, ладно, чего ты -  канючил писатель. Я подумал, что ты опять все подстроил.

-Мне просто не хватит денег, чтобы организовать такой праздник. Хотя деньги можно и одолжить у друзей – тут Зверев, внимательно посмотрел в глаза Менделеева – и я уверен, что они мне не откажут, но где я возьму столько красивых женщин сразу. Одна Елена стоит уже целого состояния, и я моя жена, которая этот капитал пустила уже по ветру.

И вообще, кто внушил тебе этот комплекс, что ты не веришь  в искренность людей, которые жаждут с тобой пообщаться? Ты что никому не веришь?

Менделеев прямо не ответил на этот вопрос и попытался отшутиться.

-Нет, уж погоди – настаивал книгоиздатель. Ну, хорошо со мной ты всегда на стороже, но вот  правдивой Елене, то же не веришь? Она что, по-твоему, ломает перед тобой комедию?

-Я ей верю – прозвучал ответ, который меня совершенно не убедил. Я почувствовала в нем какую-то натянутость и фальшь и эту наигранность ощутила не только я.

-Да, как же можно жить и никому не верить? – воскликнул  Геннадий.

-Вот так и живу – решил открыться другу писатель.

-А, как можно писать без веры в людей?  - возмущенно спросила уже я.

-Вот так и пишу, как умею, как  чувствую, как представляю. Что вы еще хотите знать обо мне?

-А, больше ничего и не требуется. Теперь мне  понятно, почему ты так одинок. Как друг я не могу молчать и поэтому скажу тебе все начистоту.

-Не надо. Про себя я все знаю сам.

-Ты не счастлив оттого, что отгородил себя от людей и никому не веришь.

-Это люди не приняли меня в свою стаю, потому что Менделеев им дороже Волкова.

-Какого еще Волкова? – не понял Зверев.

-Волков – это я.

-Вот так номер –  воскликнул книгоиздатель, но тут же взял себя  в руки.   Все-таки здорово жить на белом свете, и удивляться каждый миг. Но скажу тебе как на духу, что в моем сердце найдется место и для Волкова и для Зайчика и для тысячи других имен, потому что не представляю своего существования без дорогих мне людей. Может, сейчас я выгляжу смешным и глупым, потому что говорю,  и не думаю о смысле  своих  слов, потому что привык высказывать то, что чувствую.

-Умница моя – сказала Катя и поцеловала  Гену прямо в губы. Ты мой ласковый и нежный зверь. Вот за эти качества я и полюбила тебя.

-И я тоже люблю тебя Зверев. Ведь друг моего друга  - тоже мой друг сказала я  и поцеловала его тоже в уста.

Менделеев тут же изменился в лице и с ненавистью посмотрел на меня.

-Вот, учись писатель,  пьесу написал ты, а все лавры достались мне –  со злорадством произнес книгоиздатель.

-Я очень рад, что к моим старым, настоящим друзьям присоединился  еще и новый.

По-видимому, писатель хотел еще что-то сказать, но актриса, которая играла роль разлучницы в его пьесе подошла к нам  и  попросила  Менделеева уделить ей несколько минут. Автор позволил себя увести в неизвестном направлении, и был таков. Наш тройственный союз поначалу весело отреагировал на такую неприкрытую женскую наглость, но уже через десять минут Зверев начал проявлять первые признаки беспокойства.

-Мне кажется, что мы чересчур надавили на писателя. Ему и так не сладко живется, а мы еще пуд соли насыпали ему на раны.

-Ничего переживет -  беззаботно сказала я. Терпеть не могу ни выскочек, ни лицемеров.

-Мне показалось, что Сергей обиделся, когда ты назвала его своим  другом – шепотом сказала Катя.

-Но мы действительно друзья.  И ничего кроме дружбы нас не связывает.

-Но он то думает по-другому – возмутился Зверев. Менделеев  - писатель и мы не вправе  расстраивать его. У него же тонкая организация души. Он раним как ребенок.

-Это как же понимать? – изумилась уже я. Мне что надо выполнять все его пожелания и самые нескромные.

-Ты ничего не должна делать против своей воли – спокойно сказал Гена. Но можно я тебя попрошу об одной просьбе?!

-Что я должна сделать?

-Ты не могла бы найти  Менделеева?

-Я не стану искать его. Зачем он мне нужен?

-А, ты найди его, Елена…  для меня. Найди и скажи, что я его жду. Что каждая минута без него для меня это целая вечность. Что у меня больное сердце, а валидола нет.

-Но это неудобно. Я еще не искала в своей жизни мужчин по гримеркам театра.

-Но ты же будешь искать для меня, и не мужчину, а моего друга, писателя Менделеева.

-Я отказываюсь выполнить твою просьбу, Гена – наотрез отказалась я.

-И зачем я так долго живу на этом свете, когда меня преследуют лишь одни разочарования?!- начал жаловаться на свою несчастную судьбу книгоиздатель.

-Только из-за твоего больного сердца  я перешагну через себя -  с ожесточением сказала я.

Менделеев – это, по-видимому,  то, единственное лекарство, которое может тебя излечить.

-Только он и никто другой. Ему одному я передам в руки свое сердце, потому они  на земле самые добрые и отзывчивые.

-Зачем ты это все мне говоришь?

-Да, я и сам не знаю. Наверное, когда я думаю о писателе, мне уже становится лучше. Но не настолько, чтобы променять самого писателя, на мысли о нем. Так что я жду вас  и непременно вдвоем, потому что и ты оказываешь на меня чудодейственное лечение.

Скрипя зубы, я  сделала первый шаг в глубину пространства, где на необозримых просторах исчез облик

 «большого писателя». Только святая цель  спасение тяжело больного друга  придавала мне мужество и отвагу.  Мне удалось даже побеседовать с Ниной Федоровной,  которая тоже искала писателя, и уже  в паре с ней мне было не так страшно увидеть Менделеева в объятиях нахальной актрисы. Я была даже рада нашему женскому тандему, потому что до конца не знала, как отреагирую на роман писателя со своим, придуманным персонажем, который попросит  любви и ласки, и еще больших и главных ролей в своих новых пьесах.  Эту всю театральную кухню я знала хорошо, так как часто писала, очерки в наш журнал о темной стороне закулисной жизни и какие жуткие тайны могут  скрываться   в ее  пыльных и непроницаемых углах.

 Мило беседуя с женой своего шефа, мы уже отправились в обратный путь, как смех из полузакрытой гримерки привлек наше общее внимание. Чтобы не вспугнуть своими подозрениями и боже упаси не помешать разговору двух людей,  мы позволили  себе прислушаться, чтобы выяснить до конца, кому принадлежат столь счастливые голоса. Женские мелодии голоса были нам не знакомы, а мужской хранил, как назло гордое молчание.

Но вскоре и он раздался в стенах гримерной комнаты, который нельзя было спутать ни с каким другим. Менделеев начал спрашивать о новых постановках театральной труппы и получал точные и профессиональные  и  всегда хохочущие ответы на все интересующие его вопросы. Затем настала  уже  очередь писателя  попытаться утолить  вечную жажду женского любопытства. Он и здесь остался верен себе и отвечал неохотно и односложно. Но один женский вопрос  заинтересовал меня или даже не он, а ответ на него, потому что пытливая актриса  спросила: « Кем является для него дама в открытом, вечернем платье?».

-Другом –  не задумываясь ответил  писатель и у меня мурашки пошли по телу. Мне так хотелось ворваться в эту гримерку, и отчитать и актрису и скромного автора, но я сдержалась и быстро побежала в сторону выхода. Но в незнакомом   месте я  металась из одного коридора в другой, натыкалась на бесчисленные закоулки театрального лабиринта и не находила той двери, которая бы выпустила меня на свободу. Я почти отчаялась без посторонней помощи глотнуть еще раз в этой жизни свежего воздуха, как случайно нашла, то, что так долго искала. Я  выбралась из клетки и теперь как птица летела  в высь.

 Мне показалось, что я даже кого-то сбила  в полете, потому незнакомый пожилой человек упал. Я  помогла ему встать и, не глядя в глаза, попросила прощение.

-Ну, и сильная ты Елена – сказал Михаил Гершевич. Кто бы мог подумать?

-Вы? – удивленно спросила я. Что вы здесь делаете?

-Только не подумай, что я жду тебя.  Я уже битый час разыскиваю Нину Федоровну. Ты ее не видела?

-Она в театре – сухо сказала я.

-А, что она там делает, не знаешь?

-Она отмечает премьеру  спектакля по пьесе  Менделеева.

-А, что мою жену взяли в  театральную  труппу? Я давно за ней замечал актерские способности, но не верил так быстро в ее профессиональный рост. Может она звездой или примой стала.

-Этого я точно не знаю. Но я думаю, что она скоро появится.

-Вместе с писателем? – шутливо спросил главный редактор.

-Может и с ним – с ненавистью сказала я.

-Ты не обижайся на меня, Лена. Я хотел пошутить с  тобой, а  вижу, что  опять обидел.

Ух, задам я перца своей жене – показал кулаком в сторону театра Михаил Гершевич.

Мы еще немного постояли друг возле друга, не говоря ни слова, пока старый и больной человек не предложил меня подвезти домой. Я наотрез отказалась, так как по моим вычислениям Нина Федоровна  должна была появиться с минуты на минуту.

-Ну, если не хочешь уважить старика, то ступай быстрей домой, а то уже и так темно.

Я попрощалась с Михаилом Гершевичем, и он меня как  свою дочь напоследок поцеловал.

Я уже отошла  от него на почтительное расстояние, как неожиданно вернулась назад.

-Ты что-то забыла? – озадаченно спросил главный редактор.

-Сегодня в театре, когда мы встретились с вами, вы неожиданно покинули меня и не успели, что-то важное сказать.

-Видит бог,  не помню – честно признался шеф. А, ушел я, чтобы, Зверев,  не увидел нас вместе.

-Вы его знаете?

-И очень хорошо. Он стреляный воробей. Зверев,   просто бы  не поверил в случайность нашего  знакомства,  потому мне и пришлось  улепетывать  во весь опор.

-Вы сказали, что этим интервью  я не могу навредить писателю, потому что…

-Ах, вот ты о чем! А, я думал, что ты сама догадалась. Ведь это так просто.

-Михаил Гершевич я хочу услышать  вашу точную интерпретацию последней части сложноподчиненного предложения.

- Этим интервью ты не можешь навредить Сергею Николаевичу, потому что любишь его.

Эти слова прозвучали для меня как гром среди ясного неба. Я даже  увидела молнию, которая блеснула у меня перед глазами.

-Вот в этом вы глубоко ошибаетесь и сейчас в этом убедитесь – сказала я и полезла в свою сумку.  Я хочу отдать вам статью о писателе. Правда название для нее я так  не нашла. У меня есть даже  несколько личных   снимков Менделеева.

Михаил Гершевич внимательно смотрел на меня, но к предложенным  материалам даже не прикоснулся.

-Ну, что же вы медлите? – громко, с вызовом  произнесла я.

-Я не хотел бы воспользоваться таким, твоим состоянием.

-Каким таким? – выпалила я.

-Ты вся  просто дрожишь от гнева  и мести.

-Вы хотите сказать, что я сошла с ума?

-Да – спокойно сказал главный редактор. Ты сошла с ума от любви и ревности. Но я завидую тебе, потому это единственный вид слабоумия, который я пожелал бы пережить каждому.

-Но я к счастью, не такая идиотка, чтобы верить в мифическую любовь, поэтому не прошу, а требую взять у меня готовое интервью.

-Может, ты подумаешь еще?

-Я всегда думаю, прежде чем сделать шаг. Я контролирую сейчас  свои поступки и чувства. А, вот вы уже забыли, что главный редактор не может отказываться от сенсации, которая сулит новым читательским  интересом к нашему изданию.

-Да, черт с ним, с этим интересом. Ведь жили мы раньше, без интервью писателя Менделеева, и сейчас проживем.    

-Что я слышу?! Вы ли это говорите Михаил Гершевич! А, как же сенсации, разоблачения, хвалебные статьи,  светская хроника, скандалы. Кажется, это и есть  ваша журналистика!

-Моя журналистика – это такие люди как ты. Профессионалы до мозга костей, которые пишут, то, что видят и чувствуют. Журналисты твоего склада ума и культуры  расписывают ежедневно белый лист бумаги, чтобы люди знали об истинном положении вещей в мире. Они рискуют жизнью и часто погибают, так как всегда  на интервью идут безоружными, потому что верят – их труд необходим  людям как воздух, как вода, как хлеб. Да, часто мы печатаем скандалы, сенсации и светскую хронику, но эти разделы всего лишь неизбежные  кляксы, на благородной странице, имя которой, - журналистика. И я горжусь, что  мне посчастливилось стать журналистом: и тобой, и всеми ребятами нашей редакции,  и всем нашим пишущим сословием,  братством.

-Ну,  мной гордиться не стоит, так  своей жизнью, добывая это интервью, я не рисковала, даже наоборот, получила от этого удовольствие.

-Елена, время  уже позднее, начало двенадцатого. Давай я возьму тебе такси.

-Я и сама возьму такси и через 15 минут буду дома. А, вам я оставляю свою статью,  и делайте с ней все что хотите, но завтра я хочу ее видеть ее уже напечатанной.

-Это твое окончательное решение?

-Да – твердо сказала я. Ведь это интервью, не может повредить Менделееву, потому что по содержанию  оно совершенно  безобидно, а вот по форме сбора информации  отвратительна и низка.  

Я  насильно впихнула все материалы в руки главного издателя и пошла спокойным шагом на стоянку такси. Я села на заднее сидение машины и всю дорогу слышала классическую музыку.

Впервые в моей жизни  мне повстречался профессиональный таксист, который предпочитал не громкую, оглушающую музыку, которая разносится из всех динамиков, и ты чувствуешь себя натянутым барабаном, в который бьют  палочками по псы и рока, а  нежную и живую мелодию Вивальди - «Времена года», и ты  уже скрипка  в руках настоящего виртуоза. Мне так не хотелось выходить из этой машины, а все время ехать и ехать, пусть даже по кругу, лишь бы не останавливаться  в одной точке, потому что  даже маленькая заминка в движение  означала лишь одно, что ты снова должна вернуться из мира вымышленного, в мир реальный.

Я уже закрыла входную дверь, но еще не успела включить  свет в коридоре, как услышала чей-то голос. От неожиданности, а главное от страха, что живой человек может находиться в моей квартире, без моего позволения, так меня парализовал, что я никак не могла найти   выключатель, чтобы  взглянуть в глаза своему убийце. Мне оставалось жить на этом свете  еще несколько секунд, но женское любопытство просило подождать и получить хоть визуальное представление о человеке и только потом валиться   на пол. В этом полуобморочном состоянии я кое-как  нащупала выключатель и увидела  в проеме силуэт мужчины. Значит, смерть моя будет сопряжена еще и надругательством над телом жертвы  - подумала я, и мне стало легче. Может, когда этот маньяк  поймет, что я так хороша в постели, он забудет, зачем пришел сюда! Ведь так бывает, что мужчина влюбляется в женщину и не причиняет ей физических страданий, а только моральные муки.  Моральные -  подумала я и возмутилась. Никаких моральных угрызений больше не будет. Хватит мне одного бывшего мужа. После этих слов я взяла себя в руки и решила умереть, но не отдать своей души, стоящему передо мной маньяку. Этому точно хватит моего тела с маникюром на пальцах рук и ног. Жаль, что пирсинг я не успела себе сделать или татуировку, ведь по ней проще искать изуродованное женское тело.

-Ну, почему ты не здороваешься? – спросил   меня неизвестный  маньяк как-то запросто.

-Кто вы? – спросила я еще ослепленная светом.

-Хорошенькое дело. Ты что меня не узнаешь?

-Я с маньяками не знакома.  Меня им  никто не представлял. Не было случая, чтобы свести дружбу с людьми такой незаурядной профессии.

-Так давай познакомимся – ответил, мужчина, чтобы подружиться со мной на час, другой. Но маниакальный синдром  - сказал он – это не профессия и не хобби…

-А. что? – спросила я, чтобы растянуть свое удовольствие от жизни.

-Это  такое состояние души. Она видит, как страдают ее сестры в телесной оболочке людей, и приносит освобождение для них.

-Ах, какая у вас благородная цель. Но я забыла представиться. Меня зовут Елена – честно призналась я.

-А, меня Сергей.

-Какое совпадение. У меня есть знакомый – ваш тезка, правда он писатель, а не маньяк.

-Но я тоже писатель, и даже популярный.

-А, как ваша фамилия? – спросила я, чтобы уже в агонии, своей кровью написать на стене инициалы своего убийцы, потому что верила в торжество справедливости и после  физической смерти жертвы.

-Моя фамилия очень известная, чтобы называть ее в таком узком кругу.

-Ну, не стесняйтесь господин, маньяк. Это даже не прилично с вашей стороны, неужели вы импотент. Все  серийные маньяки  хотят только одного –  популярности и чувства, обожания.

-Но я хочу, чтобы меня еще и любили!

-Ну, вот с этим сложнее. Но я попробую полюбить вас через силу. Говорят что от ненависти до любви один шаг.

-А, откуда ты узнала, что я серийный маньяк?

-По почерку. Вы уже так напугали меня, что я еле стою на ногах. Но прежде чем вы приступите к своему акту, я прошу назвать свою фамилию. Только для истории, а не для светской хроники, и боже упаси, не для следственного протокола.

-Моя фамилия Менделеев. Только я не писатель, а просто автор.

Когда я услышала  знакомую фамилию  моя голова как будто встала на место, а глаза пристально посмотрели на незнакомого мужчину. Передо мной действительно стоял  знаменитый писатель и улыбался.

-Что ты тут делаешь? – спросила я у автора.

-Тебя жду.

-А, как ты здесь оказался? Ты что уже проходишь через стены  как бестелесный дух!

-Я прошел в твою квартиру как обычно через дверь.

-Она  была не заперта или я забыла ключи в дверях? – растерянно искала я законные  пути, по которым мог попасть в мою квартиру  Менделеев.

-Нет. Я открыл ее своими ключами – ответил писатель.

-Как твои ключи могут подходить к моему замку?

-Ну, в принципе это твои ключи, но я их  взял на время.

-Ты хоть понимаешь, что напугал меня до смерти. Ты что решил писать уже триллеры и ищешь себе новые ощущения.

-Я хотел сделать тебе приятный сюрприз. Ты думала, наверное, что тебе удалось избавиться от меня, и сильно расстроилась, поэтому я и решил прийти к тебе,  и рассеять твою печаль.

Я уже села в кресло и только сейчас начала отходить от страха.

-А. чем, собственно говоря, я обязана твоему визиту? – начала возмущаться я в полный голос.

-Сегодня же день премьеры моей пьесы. Я вообще-то и так добрый, а сегодня самый добрый  человек на земле.

-А, почему  свою премьеру ты празднуешь не со знаменитой актрисой? Она я  просто уверена, не отказала бы составить тебе компанию.

-Ну, ты же знаешь этих актеров, они такие же сумасшедшие, как и я. А, два сумасшедших за одним праздничным столом это уже многовато.

-Или в одной постели – не подумав, сказала я. Представляю, сколько открытий вы бы сделали друг в друге. Ты бы писал для нее роли, а она бы играла бы тебе их в ночной рубашке. Или даже без нее, ведь у комедиантки не может быть секретов от своего обожаемого автора.

-Елена, как ты можешь такое говорить. Актеры и писатели, нравственные люди и если они встречаются, то только для того,   чтобы уточнить некоторые фразеологические обороты.

-Не рассказывай мне свои сказки, потому что я в них абсолютно не верю.

-А, вообще в сказки ты веришь? – неожиданно спросил Сергей.

-Только в одну и то с известной  долью  скептицизма.

-В какую? – не унимался писатель.

-В красавицу и чудовище.

-А, понятно – снова воскликнул Менделеев, и я осознала,  что он меня опять не правильно понял.

Красавица – это ты, а чудовище, которое ты поцелуешь, - это я.

-В моей сказке красавица с чудовищем не целуются. В ней принц навсегда останется зверем.

-Какой страшный конец у этой сказки. Ты должна переписать ее и сделать своих героев счастливыми.

-Моя сказка, что хочу в ней, то и делаю. Я же в твою  театральную сказку не лезу.

-Театральная сказка? Это что-то новенькое для меня. Где ты ее видела?

-В одной театральной гримерке, где вы мило общались со своим духовным персонажем.

-А,  почему ты не зашла к нам?

-Я просто пожалела вас и не хотела омрачать еще одним скандалом, еще одну театральную постановку. Это для плохой пьесы нужен скандал, а для твоей он был совершенно лишним.

-Значит, тебе понравилась пьеса?

-Только благодаря  своей пьесе, ты и сидишь  здесь, потому что это лучшее, из твоего творчества, что довелось мне прочитать.

-Так значит в твоих глазах я не такой и безнадежный.

-Нет, Менделеев ты не безнадежный,  ты просто  потерянный.

-Почему?

-Потому что мужчина всегда должен обладать мужеством  и не только  на сцене, но и в гримерке.

-Ты сегодня говоришь загадками, и боюсь без твоих разъяснений  мне их просто не осилить.

Мне хотелось бы узнать, когда ты потеряла в меня веру.

-Когда ты назвал меня своим другом. Я хочу знать, когда ты врал: все эти дни, объясняясь мне в любви или час назад в гримерке.

-Тогда и в гримерке,  я говорил правду.

- Как такое может быть, чтобы два противоположных,  взаимоисключающих мнения были  правдой. Так не бывает. Это лжи научно.

-Просто то, что я люблю тебя – это моя жизнь, а то, что я являюсь для тебя только другом – это твоя наука мне, которую мне никак  не хочется принимать. Эти как два параллельных мира, которые живут во мне, потому что достигли определенного баланса, не в силах победить один другого.

-Вот наплел. Ты лучше расскажи,  на какой постельной сцене вы остановились с этой актрисой.

-Я отличие от тебя    пришел на полчаса раньше.

-А, что вы так быстро закончили?!  Неужели господин писатель  за все годы отшельничества утратил некоторые  природные навыки или светофор горел для него все время красным светом.

-Я даже успел приготовить праздничный ужин, пока  ты добиралась,  по-видимому, всеми окольными путями, то и дело, попадая в пробки и тупики.

-Ты что умеешь готовить? – спросила я.

-Нет. Но это не важно, потому что любой мужчина – это  прирожденный повар.

-Как не важно. Ты  хочешь меня отравить?

-Ну, если я от твоего супа – харчо не отравился, то ты переживешь салаты, приготовленные в супермаркете.

-Тогда зачем ты меня хвалил за мою стряпню?

-Просто не хотел тебя расстраивать. Но сегодня я должен сказать тебе горькую правду: что не готовить, не делать массаж ты не умеешь.

-А, ну убирайся вон – воскликнула я. Тоже мне писатель отец Дюма.

-А, что его сын так же готовил, как и ты? Тогда мне понятно, почему он не достиг таких же высот как его прославленный родитель.

Так как автор сам напрашивался, то я решила не сдерживать больше своих восторженных эмоций по поводу премьеры новой пьесы. Но Менделеев заранее просчитал мои недобрые намерения и забаррикадировался на кухне. Но вскоре я ворвалась на кухню и обомлела. В темной комнате стоял полумрак от горящих свечей, и накрытый стол ждал своего позднего часа.

-Так ты действительно решил устроить праздничный ужин?- спросила я.

-Наверное, мне надо обратиться к логопеду, потому что меня стали плохо понимать.

-С этим я совершенно согласна, потому что твоя речь бессвязная, а главное бестолковая. Прости, но мне тоже надо открыть тебе эту горькую правду и это говорю я тебе как своему близкому другу.

-Я бы мог обидеться, конечно, на тебя за такие слова, но не буду, потому что не умею красиво говорить и даже писать, но мыслить мне удается иногда превосходно.

-Тебя что больше не задевает мое отношение к тебе как к другу?  Странно!

-Уже нет. Я выше этого.

-А, я думала, что ты устроишь сейчас истерику и побежишь к своей актрисочке, чтобы она утешила тебя. Ты бы ей не только рассказал, но и показал свой богатый, внутренний мир. Ведь так? Почему ты меня не разубеждаешь!

-А, зачем?  В свою следующую премьеру я все непременно так и сделаю, но, а пока предлагаю выпить по бокалу белого вина.

-А, почему не красного?

-Потому что ты уже пила светлое шампанское, и я решил, твоим здоровьем не рисковать.

-Ты такой заботливый. Ты что хочешь вскружить мне голову. Напрасно. Я хорошо изучила все ваши мужские приемы, и напоить меня тебе тоже не удастся.

-Я забочусь не о тебе, а о себе, так как слегка подвыпившая женщина часто без повода пристает к мужчине. Поэтому я прошу тебя держать свои руки при себе и не делать мне никаких бесстыдных предложений.

-Ты что действительно думаешь, что я полезу к тебе?

-Я только предупреждаю тебя, что могу за себя постоять.

-Ну, ты и нахал. У меня просто нет слов.

-Вообще-то по этикету,  все званные друзья на премьеру нового произведения автора должны говорить только хвалебные и душераздирающие тосты. Ну, например, что лучшее произведение  автора еще впереди или  просят больше совсем не писать, потому что это добром  для сочинителя не кончится. Так что давай и ты критикуй меня и в выражениях можешь не стесняться.

-А, я хочу поздравить тебя с новой премьерой, которая прошла сегодня на ура и пожелать тебе дальнейших творческих успехов. Ты действительно заслужил своей славы писатель и это тебе говорю я не как друг, а как женщина.

-О, остановись сладкоголосая женщина, потому что еще немного, и я поверю в  свой талант. И тогда не жди пощады.

Наши бокала слились в  единое целое, чтобы дать рождение хрустальному перезвону, который разнесся, во все стороны необъятного света, чтобы вернуться через мгновение обратно. Я радовалась этой романтической обстановке, но скверный писатель настаивал, чтобы я закусывала салатами и хвалила кулинарные ручки служителей общепита. Он даже разрешил мне лопать  прямо с общих тарелок, чтобы никто не увидел, как много я ем. Я предложила еще тост, но Менделеев просил умерить мой пыл, так как ночь по его словам предстояла долгая, а праздник хоть на этот раз должен был обойтись без женского алкоголизма.

-Ну, налей мне еще хоть граммуличку – просила я   писателя. Неужели тебе жалко?

-Конечно, жалко.

-Ну, ты и жлоб автор, прямо таки скупой рыцарь.

-Это хорошо, что ты обращаешься ко мне по понятиям,  и за это я налью тебе даже полный бокал.

Все это время меня мучила жажда, и я никак не могла ее утолить. Даже второй бокал не принес мне желанного облегчения. Но тут, неожиданно я вспомнила, что не попрощалась  с супружеской парой Зверевых, которая,  наверное, до сих пор ищет  меня в театральных катакомбах.

-За это ты можешь не беспокоиться. Я им сказал,  что ты  вспомнила, что поставила молоко на плиту, но решила, что непременно успеешь, до того момента как оно убежит.

-Где ты видел, чтобы молоко три часа кипятили? – возмущенно отчитывала  я писателя – кулинара.

-Я вообще не пью его. Но почему борщи варят по  три часа, а молоко нельзя. Просто никто не пробовал этот рецепт приготовления настоящего кипяченого молока.  Ты можешь принять на вооружение  мои кулинарные фантазии. Да, я просто, от широты своей необъятной души дарю тебе этот рецепт. И не надо меня благодарить, а просто свари хоть раз молоко по моей технологии.

Я смотрела на Менделеева и уже начала терять терпение, потому что он так и не думал ко мне приставать. Наверное, он выбрал выжидательную позицию и ждал, когда я напьюсь. Тут же писатель налил в свой бокал вино и поднял его, чтобы выпить.

-А, мне, что не надо наливать? – возмутилась я.

-Прости слабоалкогольная Елена, но на сегодня, тебе уже хватит.

От такого обращения  я позеленела от злости, а главное  к черту летел мой план, по которому писатель должен был добиваться моего бесчувственного состояния, чтобы завладеть моим прекрасно сохранившимся телом. Я несколько минут размышляла  над своим новым ходом, пока Менделеев  рассказывал о себе  очередную  небылицу. Но я не выдержала внутреннего напряжения и пошла ва-банк.

-Ты вообще думаешь мне сегодня в любви объясняться или нет?

-Ну, я же просил тебя сегодня не делать мне не пристойных предложений. Я же весь в размышлениях. Я весь в искусстве.

Я огляделась по сторонам и посмотрела в окно. По какому – то невероятному стечению обстоятельств мне удалось увидеть парижский аэропорт «Ля –бурже».

-Смотри – сказала я. Самолет под Парижем садится. Наверное, во всей  Англии опять  нелетная погода.

-Он садится для дозаправки, чтобы полететь дальше – так виртуозно соврал писатель, что мне показалось, что я действительно видела, как Боинг 747 приземлился на французской земле.

Наверное, он не понял, что я имела в виду – подумала я. Надо было  популярнее объяснить автору, что за мной числится маленький должок в сто двадцать девять поцелуев. Их было сначала  сто тридцать, но  один был уже, к сожалению  оплачен.

-А, все-таки хорошо ты окна вымыл – похвалила я знаменитого автора, который обладал стоическим терпением и еще непонятно какой фантазией. Мне так хотелось узнать о ней, что я даже прикусила себе губу.

-Ничего особенного. Окна как окна. Да, так я продолжаю…

Я почти не слушала писателя, потому что он в моем понимании нес какую-то ерунду и говорил о высоких понятиях  и употреблял не проговариваемые термины. Он, по-видимому, забыл, что называл меня своим искусством,  и изменял   мне с такими  науками: как философия,  история и химия.

-Ты не помнишь, сколько поцелуев я осталась,  тебе должна? – спросила я.

-Не помню. Я сегодня списываю все долги, потому что премьера прошла превосходно.

-А, я не хочу, чтобы ты оказывал мне  какие либо снисхождения в оплате моего долга. Так что приготовься и закрой глаза.

-Может не надо  портить такой день – сказал писатель.

-Что значит не надо. Мне одолжений не надо от мужчин. Я всегда плачу по своим долгам.

-Ну, если ты настаиваешь, то мне ничего другого не остается, как подчиниться  твоей воли. Я готов принять свои семь поцелуев.

-Ну, так как ты сегодня самый добрый, то я  буду самой великодушной, и выплачу тебе все  сто тридцать.

-Но  вина я тебе все равно не налью, не жди – и сейчас торговался  со мной  Менделеев, не осознавая того, что мне совершенно не хотелось вина,  а чего нибудь другого.

Свет на кухне по-прежнему не горел, только свечи мерцали в этом темном царстве как ночные звезды. Запах воска пьянил меня, и  человеческие тени то,  парили высоко под потолком, то, как птицы разбивались упавшие с высоты на самое дно. Я подошла к своему писателю и села к нему на колени.  Мои руки как змеи обвили его шею, и женские уста  приступили к оплате за мужское трудолюбие. Я сначала скрупулезно отсчитывала свой долг, но затем сбилась с него и больше его не вела. Счастливый писатель   принял по началу форму безразличного сфинкса,  но затем подхватил меня на руки и понес в спальню. Но у сфинкса нет рук, скажите вы, и будите совершенно правы, значит, он нес меня в своей пасти, нежно касаясь острыми зубками, чтобы никого  не поранить. Ну, что ж, когда и  с ним должна была произойти добрая сказка,  которую он давно так ждал.

 

 

                                                          6

Ночь 02.00. Место действия сцены –  горизонтальная поверхность, под странным названием – деревянная  кровать.

-Слушай, Менделеев, ты не помнишь как мы с тобой в постели оказались? –  лукаво спросила я, потому что эти поцелуи лишили меня на несколько часов сознания.

-Не помню – ответил мужчина, который улыбался,  и смотрел в потолок, как будто он там что-то видел.

-А, точнее – допытывалась я. Может какие-то подробности?

-Я помню только одну деталь, что тебе все-таки  удалось соблазнить меня – весело  ответил писатель.

-Я? Тебя! Очень мне было надо.

-Правда я не оказывал тебе сопротивление, за что собственного говоря, и корю себя.

-Ты что о чем-то сожалеешь?

-Только об одном, что это не произошло 16 лет назад.

-А, что это? – решила я поставить все точки над и.

-Любовь. Или ты не согласна.

-А, может это нормальный, здоровый секс и ничего большего.

-И ничего личного?

-Пожалуй. Секс – это еще на повод для знакомства. Так что ты себе ничего не воображай.

-Вот воображать я и не собираюсь, потому что решил сосредоточиться на объекте  своего обожания.

-Это как?

-Сейчас узнаешь -  нервно сказал писатель и начал обращаться со мной как не с послушной куклой.

 Я все время упиралась, потому что стеснялась, а писатель подтрунивал надо мной и говорил, что помимо Библии надо хоть иногда заглядывать в Камо -Сутру. Я хотела, уже было спросить его: „ Кто его всему  научил?», но как прилежная ученица смотрела своему учителю в рот, когда он так много и старательно отрабатывал на мне свои профессиональные приемы.  Достичь такого совершенства без теоретических знаний было просто невозможно, потому что практика всего лишь следствие, только материальная часть, от причинной, духовной составляющей. Тот, кто написал это теоретический  тракта любви, определенно был либо  богом или богиней.

Ночь 03. 30 Настоящее время для настоящих маньяков.

-Как ты себя чувствуешь? - спросила я. Ты еще живой?

-Отлично. Кстати,   умирать еще не собираюсь не в прямом, не в переносном смысле.

-Это меня вполне устраивает. Но ты лучше отдохни, потому что не ровен час, после таких то перегрузок.

-Ты что думаешь, что автор лишился всех сил и ни на что больше не способен?

-Я ничего такого и не думаю.

-Правильно, потому что жертве думать, не полагается. За нее уже все продумал маньяк.

-Это который сексуальный или серийный? – спросила я.

-Сейчас узнаешь – ответил писатель и приступил к  нанесению тяжелых телесных и моральных травм. Он все время просил меня не улыбаться,  и  понять всю серьезность и безвыходность моего положения. Маньяк так долго угрожал мне, что мне самой  пришлось подвигнуть его к нравственному падению и получить за это заслуженное,  такое унизительно и, к сожалению, так редко встречающееся наказание.

Ночь 04.45.Это время, чтобы  окончательно понять: «Who is who?».

-Менделеев, а у тебя есть какая-то писательская награда или премия? – спросила я, уже всерьез озабоченная  физическим состоянием писателя.

-Нет.

-И что за волю к победе тебя никогда не награждали даже почетной грамотой?

-Никогда.

-И за старание ты тоже не получил никаких  знаков  отличия.

-Тоже.

-Ну, ты подумай, какое неблагодарное человечество – всплеснула я руками. Но я,  Елена, как ты говорил справедливая,  поэтому и награждаю тебе этими  титулами. Отныне ты  самый старательный и волевой писатель на земле.  

-Спасибо, королева. Только когда меня хвалят, я всегда понимаю, что у меня что-то не в порядке.

-Успокойся, писатель. У тебя с этим  все в порядке:   в определенное  время и в нужном месте.

Ночь 05.31. Время для тайского массажа.

Настала и моя очередь показать, на что я способна.

Ночь 05. 59. Сон.

Утро 06.01

-Лена, ты спишь?

Утро 06.23.

-Менделеев, ты что уснул?

Утро 06.58.

-Елена, ну, сколько можно спать?

Утро 07.29.

-Соня, проснись?

Утро 08.30.

-Так можно пропустить все самое главное на земле.

 Утро 09.28.

-Писатель, не храпи так страшно. Повернись на правый бок.

 Утро 09.29.

-Ну, ты подумай, какой звучный у тебя внутренний голос, Менделеев.

 Утро 09.30.

Я взяла подушку и одеяло и пошла,  спать в другую комнату.

Воскресный день 12.00.07 секунд.

-Подъем – нежно сказал мужчина женщине, забыв, что воинская повинность, распространяется только для юношей призывного возраста, а не для красивых и нежных девушек, не умеющих щеголять в кирзовых сапогах.

-Отстань – сказала и повернулась на другой бок.

-Я пришел к тебе с рассветом, рассказать, что солнце встало, что…

-Все вокруг затрепетало –  закончила за писателя я  эту фразу. Я сплю и прошу меня чужими стихами больше не будить.

-Ну, если так, то слушай – сказал писатель – поэт и я замерла,  и даже высунула голову из-под одеяла.

Сколько дней тебе нужно для счастья,

Когда спросит однажды любовь.

Лишь один:

                               В котором позволишь остаться,

                               Который всю жизнь озарит.

                    .

Сколько ночей тебе нужно для счастья.

Какую заплатишь цену.

Лишь одну:

                              Где звезды твои покорятся,

                              Где ты мне ответишь: люблю.

 

Сколько богатств тебе нужно для счастья.

Крикнет в гневе, она сгоряча.

Только:

                             Любимой   на платье,

                             На тонкий овал кольца.

                 

Сколько вина тебе нужно для счастья.

Полных кубков, бездонных  чаш.

А вот здесь не буду считаться:

                            Лишь без меры тобой насыщаться,                                                      

                            Все амфоры тонких чар.                                                                                                            

                                                                       

Сколько ума тебе нужно для счастья,

Сколько мудрых и жарких речей.

Лишь  молитву одну:                                                      

                      Чтобы от мысли не помешаться.                            

                      Что ты жизни стала дороже моей.  

 

-Это ты точно написал? – спросила я и подняла голову.

-Я, и не сомневайся.

-Лично для меня?!

-Только для тебя.

-Ну, это ты врешь, но твоя ложь мне приятна -  только теперь взглянула я  в глаза писателя. И, пожалуйста, не смотри на меня, потому что я еще не умывалась.

Я закрыла ладонями свое лицо, но почувствовала, как Менделеев начал осыпать его  своими поцелуями и снова читать свои стихи, посвященные мне.  

 

Все для тебя,

Лишь позови;

Все сокровища дна,

Все богатства ночи.

 

Хочешь, плеяду звезд

Заплету в жемчужную нить.

Хочешь, тончайший шелк,

Который вовек не сносить.

 

Рябиновый луч зари,

Алмазную пыль тумана.

Хочешь все это бери.

Твое это все без обмана.

 

Песок золотой пустынь,

Сапфиров   горящие росы.

Только ко мне не остынь,

Распусти  свои  русые косы.

 

В плену твоей красоты,

Как инок, в оставленной келье.

             Ты - икона земной чистоты,

             Страданий моих – ожерелье.

 

-Так значит я твое ожерелье, которое  состоит только из страданий? – печально спросила я.

-Теперь уже нет. Ты колье моего счастья. Ты диадема моего сердца. Ты  корона моей души.

Ты все для меня.

-Ну, тогда иди ко мне,  потому что мне так хочется испортить о  себе твое ложное представление обо мне, что ты  себе этого даже и не представляешь.

-А. это не опасно?

-Это очень рискованно,  потому что после такой позы ты больше писатель никогда выпрямишься.

-Это что будет моим творческим концом?

-Не исключено. Так что ты хорошо подумай!

-Ну, если я не поднимусь с этого дивана, то расскажи всем, что автор Менделеев всегда хотел стать писателем  Волковым. Пусть над моим телом звучит мое последнее желание как реквием.

-Ты готов.

-Да. Я уже мысленно представил эту позу, потому что это положение зародыша в материнской утробе.

 Не так ли, о,  бездонная Елена?

-Сейчас узнаешь  - сказала уже я и накинулась на мужчину.

После получасового марафона Менделеев лежал на диване пластом, как человек, исполнивший свое предназначение  на земле до конца. Он не  подавал никаких признаков  жизни  и  его зрачки не реагировали на свет. Я приложила  даже зеркало к его рту, но конденсата не было. Неужели я его  все-таки убила – подумалось мне, и  я побежала на кухню, чтобы измерить писателю температуру градусником. Но когда я вернулась, то трупа на прежнем месте не оказалось. Может он самоликвидировался – пришла в голову мне невероятная идея.

Но звуки падающей воды в ванной и поющий, мужской голос развенчал мою гипотезу, о внеземном происхождении Менделеева. Тут я расстроилась, потому что ночной марсианин мне понравился, а каким будет мужчина днем, мне еще предстояло выяснить. Я зашла в ванну как к себе домой и получила нагоняй от своего жильца.

-Прежде чем войти в комнату, тебе, о культурнейшее существо на земле, необходимо постучаться в дверь и дождаться разрешения -  выговаривал мне этот писатель основы этикета. Может, ты попробуешь еще раз это сделать?!

Я не знаю, почему я согласилась на это форменное издевательство надо мной, но все я же постучала  в дверь ванной, с внешней стороны. Но мой призывный стук слышали все соседи по лестничной площадке, кроме мужчины, который плескался  в метре от меня.  Я ворвалась в ванную и пару раз утопила писателя в мыльной воде.

-Извини меня, конечно, но я не слышал твой стук. Мне действительно надо обратиться к врачу.

-И топографию тебе тоже надо сделать.

-А, что это было сейчас как не топография?! Я чувствовал, под водой, как умирает мой мозг, когда ты так профессионально топила меня. Но давай не будем отвлекаться от главного вопроса и  сделаем еще одну попытку, как правильно входить леди в мужское отделение бани.

-Ты что издеваешься?

-Я только прошу тебя.

По-видимому, писатель владел какими-то гипнотическими воздействиями на меня, потому что я подчинилась его воле и как дура, во-второй  раз, постучалась в дверь.

-Кто там? –ответил писатель.

-Это я.

-Может, вы представитесь полным именем.

-Это я – Елена.

-Ах, Елена, голубушка, здравствуйте – говорил через дверь со мной Менделеев. Что привело тебя  ко мне?

-Мне надо с тобой переговорить по очень важному вопросу. Это вопрос жизни и смерти.

-На свете нет таких вопросов, которых я не смог бы решить. Но я назначу вам прием несколько позднее. Я, знаете ли, не одет, не брит, но уже почистил зубы. Так что через час я  буду полностью к вашим услугам.

-Так что мне ждать еще 60 минут - в бешенстве оппонировала я писателю.

-Это такая мелочь. Что такое час перед  целой вечностью.

Я тихонечко  открыла дверь, пока писатель что-то там говорил, и жестикулировал, и заняла удобную позицию пред последним ударом. Так палач заходит за спину жертвы, держа в руках большой и острый меч, но этим устаревшим аксессуаром я вообще не пользовалась, потому что надеялась только на силу рук, на руки друга и вбитый круг – вспомнила я слова Высоцкого, но и от этой  предложенной помощи отказалась.  Менделееву предстояло познать более острые ощущения, а именно тот страх, который испытала вчера я. Но бросить не работающую электробритву в ванную я не решилась, потому что опасалась, что   такой ужас, может надолго сковать в параличе все мужские члены организма. А, то, что мужчина и так слаб, это никому  не надо  объяснять. Они и так живут в среднем на десять лет меньше чем мы – подумала я. Надо было найти, что-то другое.

-Ты говорил, что хочешь побриться? – спросила я водоплавающего селезня, который от моего неожиданного появления начал проявлять первые признаки стыда за последние 12 часов близости.

-А, я уже нашел, тут  одноразовое лезвие. Так что ты зря себя побеспокоила.

-Но ведь этим лезвием  я брею ноги.

-Ноги? И часто ты их бреешь.  Надеюсь что не больше одного раза в сутки!!!

-Как получается, но  раз на раз не приходится – ответила я. Но прошу тебя не надо пользоваться им. И к тому же оно совершенно тупое. Для тебя у меня есть мужской станок.

-У тебя, что и щетина растет. Это редкий в медицине и  неординарный случай.

-Щетина у меня к счастью не растет.

-Или ты бреешь спину своих не в меру волосатых клиентов. Все-таки  быть массажистом – это  не очень  легко – сказал писатель и взял мужское лезвие.

 Он уже выбрил правую сторону своего лица, как я  решила рассказать историю появления этого предмета в моей жизни.

-Это все что осталось от моего бывшего мужа – решила я на прочность проверить  Менделеева.

-Это не станок как я понимаю, а счастливые воспоминания  о счастливой супружеской жизни, поэтому убери его подальше. Я не буду им бриться.

-Но лезвия же абсолютно новые – поняла я, что сильно переиграла на ревности Менделеева.

-Хоть старые, хоть новые, мне все равно.

-Так что ты так и будешь ходить на половину бритым?

-Буду. Но к станку я больше притронусь.

-Но ты же лежал на  кровати, на которой когда-то спал мой муж.

-Ну, во-первых, я не спал, а бодрствовал; а во-вторых, таким лезвием я могу перерезать себе горло.

-Кстати в этой ванне он тоже принимал душ – злорадно подхихикивала я.

Менделеев тут же поднялся из нее и перевязался полотенцем.

-И как раз этим полотенцем он вытирался  - издевалась я над этой неженкой. Ты что думал, что я должна была тебя всю жизнь ждать?

Я уже не видела Менделеева, который прошел в спальню и долго не выходил из нее. Как только я вошла  в нее, то увидела одетого писателя,  с мокрой головой.

-Ты что напялил одежду на мокрое тело?

-Так точно – отрапортовал он.

-Может ты больной, писатель. А? Ты, наверное, забыл, что без прошлого не может быть будущего.

-А, этого и не отрицаю. Но лезвия и полотенце никакого отношения не имеют к моему настоящему.

-Вот теперь ты стоишь на ковре, который купил мой бывший супруг.

-А, тогда вы еще  не были в разводе? – для чего-то спросил писатель.

-Нет, не были.

-Тогда  можно я постою на твоей  половинке.

-Да, хоть ложись на него целиком.

-Только в той ее части, которая принадлежит тебе.

-Мы кстати еще не делили имущество, так что ты стоишь в его комнате.

Писатель тут же сошел с ковра и пошел по коридору, чтобы попасть в мою комнату. Это дурачество со стороны Менделеева начинала выводить меня из себя, и я решила   продолжить эту экзекуцию.

-Кстати сейчас ты идешь по общему коридору и  возможно переступаешь границу частной собственности.

После моих слов автор остановился как пехотинец на минном поле, только сейчас осознав всю безнадежность своего положения. Так на одной ноге Менделеев и провел первые полчаса своей журавлиной жизни.

-Ну, хватит, я пошутила – сказала я и поняла, что связалась с трудным случаем мужского упрямства. Это же глупо провести целый воскресный день на одной ноге.

-Согласен – сказал писатель и попросил принести ему две табуретки из кухни.

-А, зачем  две? Ведь когда вешаются, нужна одна веревка и один табурет.

-А, мне надо две, без веревки.

-Зачем?

-Ты Елена не спрашивай, а неси, потому что скоро я упаду на территорию, которая возможно принадлежит твоему мужу.

Я притащила две табуретки, не понимая, что задумал этот сочинитель. Он ногами встал на один табурет, а второй продвинул перед собой. Вскоре до меня дошло, что он пользовался им как мостом, который состоял из двух частей. Через три минуты он спрыгнул на моей территории, улыбнулся, и сказал: « Здесь я чувствую себя в полной безопасности».  Тут писатель решил меня осчастливить и поцеловал в губы.

-Ну, а как теперь ты будешь делить меня? Ведь мой супруг тоже меня целовал. Или ты будешь прикасаться  только к верхней губе и жестоко кусать нижнюю. Моя правая рука будет любима тобой, а левую ты будешь презирать. Затем я  упомянула и другие детали своего тела, у которых была своя половинка, то есть, те части, которые  образовывали неразрывную пару.

 -Я как-то не подумал, что одна твоя часть хранит супружеское клеймо. Так надо срочно тебя осмотреть.

-Это как?

-Вчера ночью я не успел этого сделать, поэтому проведем освидетельствование при свете дня. Ты еще не принимала ванну?

-Нет. Ты же плескался в ней.

-Тогда за мной в ванную  - произнес Менделеев и потащил меня за собой. Теперь раздевайся.

-Я не буду этого делать.

-О, стыдливая из женщин не время сейчас думать о приличиях. Мне надо тебя спасать.

Писатель осмотрел меня с ног до головы и очень обрадовался, что не ничего страшного не нашел. Только родимое пятно на левой груди вызвало у него живой интерес.

-Конечно, во времена  инквизиции тебя бы проверили, не принадлежишь ли ты  к сословию красивых и развращенных ведьм, но я этого делать не буду, потому что и так вижу, что ты очаровательная фея и с черной силой не знаешься.

-Ну, слава богу – сказала я. А, то от твоих прикосновений у меня мурашки пошли по коже.

-А, в волосах их у тебя, случайно нет.

-Кого?

-Ну, мурашек твоих

-Это еще не хватало. Ты  вообще за кого меня держись!

-Так давай забирайся в ванну, потому что я буду тебя купать.

-Этого в моей жизни еще не случалась – удивленно сказала я. А, ты умеешь?

-Я все умею – ответил мне  Менделеев и подал мне руку, чтобы я грациозно могла лечь в ванну. Он намылил сначала  мне голову, затем взял щетку и начал тереть мое тело.

-Ты что Менделеев,  с живой  меня, хочешь   снять кожу?

-Я стираю с тебя отпечатки пальцев твоего мужа, а этот процесс очень трудоемкий и болезненный.

Через пять минут я уже ничего не видела лишь безбрежную, белую пену, в которой просто утонула.

Затем писатель поставил меня под душ и вскоре в простыне, на руках внес в зал.

Он вытер меня и положил на диван.

-Вот такой ты мне больше нравишься. Теперь ты навеки моя.

-Не может быть, с каких это пор – удивленно сказала я.

-Сейчас я поставлю на тебя свое клеймо.

-Это что-то вроде автографа? – спросила я.

-В некотором роде.

-Ты хочешь разрисовать мое  тело под хохлому.

-Да.

-А  где твоя авторучка или лучше золотой Паркер.

-Я свое клеймо  буду ставить ничем иным как губами, так что когда будет больно, то, пожалуйста, не сильно кричи.

Я никогда  не считала себя закомплексованной монашкой  в постели,  потому что не делила это священнодействие на две половины: женскую, где ничего нельзя, чтобы не выглядеть развратно  или мужскую, где все можно, чтоб  никто не заподозрил тебя, в импотенции.

В любви надо пылать  как солнце или вообще не гореть, потому что мерцание в этом деле, худшее из зол.  Но фантазия Менделеева потрясла меня. Он приступил сантиметр за сантиметром расцеловывать мое тело, не оставляя  даже маленького участка без своего освидетельствования.

Когда-то Зигфрид  убил дракона и чтобы стать неуязвимым, он выкупался в его крови и обрел бессмертие.  Не одна стрела, не копье, не меч не могли ранить Зигфрида, но лишь малая  плоть, которая была  скрыта дубовым  листком  в кровавой купели,  не обрела этого качества, и за это мифический герой поплатился смертью.

Менделеев знал эту знаменитую сагу о Небелунгах   и был просто неумолим. Я была Зигфридом, а Менделеев этой кровавой купелью. Он ставил на меня  - клеймо бессмертия.

Но кто не читал эту сагу, то тому будет тяжело представить картину всего происходящего. Тогда на примере мультипликационного фильма «Том и Джери» я постараюсь  это сделать. Так вот кот за очередную провинность решил искупить свою вину и начал расцеловывать  Джери – мышь, т. е. меня. Он делал сначала это неохотно, и даже брезгливо, но затем, почувствовав вкус, уже не стеснялся и, закрыв глаз, был на седьмом небе. Только его причмокивания  слышались в тишине и томные, визгливые стоны мыши.  

 Эта процедура мне так понравилась, что я начала жульничать и просила,  второй раз омыть меня поцелуями, так на всякий случай. Писатель согласился с моими высказываниями и даже похвалил меня за проявленную предосторожность.

-Ух, как я устал! – воскликнул он. Проще лошадь один раз подковать, чем поставить  свое именное клеймо на твоем теле.

-А, скрипку покрывают в семь слоев – не зная зачем, сказала я.

-Зато смычок еще ни разу – огрызнулся писатель. А, кстати в этом доме меня думают кормить или нет?

-Ой, и, правда. Ты, наверное, хочешь есть.

-Наверное? О, морящая меня голодом,  диетическая Елена, тебе должно быть стыдно за такие, полные сомнения слова.

-Тогда я побегу на кухню и что нибудь вкусненькое приготовлю.

-Давай я тебе помогу – вызвался писатель.

-Никогда. Я не терплю мужчин на кухне, потому что они вечно суют свой нос, куда ни надо.

-А, что же делать мне в твое отсутствие?

-Писатель  на сколько  мне известно,  должен  всегда писать,  так что занимайся своим прямым  делом.

-У меня сегодня выходной – огрызнулся Менделеев.

-Настоящее искусство не знает праздных шатаний и выходных. Ты должен быть выше этого, если хочешь добиться чего-то значительного.

-Ты бы не могла повторить еще раз эту умную фразу – попросил Сергей.

-Зачем?

-Ну, чтобы я записал ее, потому что на свою память давно не надеюсь. А, так, как почувствую первые признаки лени, прочитаю мысли умного человека и снова за стол.

-Вот тебе пачка бумаги, ручка, так что давай, дерзай.

-Ты лучше дай мне один лист и сколько угодно ручек и карандашей, потому что я рисовать больше люблю, чем писать.

-А, ты Менделеев, оказывается страшная зануда.

-То, что я зануда – это правда, но не страшная, а очень даже симпатичная.

-Ты меня сам задерживаешь,  и я не могу приступить к обязанностям хлебосольной хозяйки.

-Кто тебя задерживает женщина?  Ты лучше ступай по своим делам и скорей возвращайся со съедобной вестью. Да, только хлеб, соль и воду я есть не буду,  не при каких обстоятельствах.

-Хорошо. Я это учту.

Я закрыла дверь в зале, чтобы создать для писателя  настоящую рабочую атмосферу. Еще при мне он сел за мой стол, взял ручку в зубы и закатил глаза к небу. Он помахал мне ручкой, и   просил не беспокоить без уважительной причины. Затем на прощание он послал мне воздушный поцелуй, и я его недвусмысленно приняла и самое главное,  поняла.

Когда я открыла холодильник, то удивилась, что мои   закрома хранили еще полкилограмма сыра, белые грибы, которые были больше похоже на бледные поганки, и кусочек ветчины.

Из всего увиденного мне пришло в голову приготовить жульен, что я на практике и осуществила.

Из остатков вчерашних салатов я сделала новый вид  холодных закусок, который готовился очень просто.

Я просто смешала их в единое целое и приправила майонезом  и тем самым придала ему сочный и свежий облик. Мне показалось, что я провозилась на кухне не больше двадцати минут, и ни разу за это время Менделеев не появился здесь. Как только жульен был готов я решила  пригласить писателя к столу. Я осторожно открыла дверь и не узнала своей комнаты. Белые журавлики и самолетики летали под потолком, разрисованные гирлянды висели во всю длину комнаты, по полу нельзя было пройти, чтобы не наступить на диковинных животных: от лягушек до носорогов. Во всех углах на меня смотрели птицы, кораблики,   змеи, зайцы, и божьи коровки. Все это было сделано из бумаги, клея, ножниц и карандашей, потому что они лежали на столе как  средства производства  этого музейного разнообразия.

-Что это за безобразие тут творится! – начала я придираться к тому, что было с моей точки зрения просто идеальным.  Так вот на что ты тратишь время и бумагу. Я готовлю ему поесть, а он устроил тут кружок умелые руки.

-Тебе не понравилось? – с грустью спросил Менделеев. Жаль, потому что я хотел произвести на тебя хорошее впечатление.

-Это просто живая сказка – честно призналась я. Еще никогда моя комната не выглядела так празднично. А, это что? – указала я стопку  бумаги, которая по форме напоминала  неотправленную стопку писем.

-Это мои письма к тебе.

-Когда ты успел написать такое количество?

-Каждое письмо содержит всего несколько  слов. Это мой код любви.

-А, можно я прочитаю их?

-Нельзя – ответил скверный писатель. На конверте же ясно указано, что вскрыть только после моей смерти.

-Это значит, что я должна ждать неизвестно сколько. Ты знаешь, что ты сильно рискуешь, потому что вступил в единоборство, с самой сокрушающей силой на земле – с женским любопытством.

-Знаю, но  свое завещание пересматривать не буду.

-Но я взгляну только одним глазком и снова запечатаю твое завещание. Мне  так хочется узнать твой код любви.

-Я же говорил, что каждое письмо содержит лишь часть кода. Но это всего лишь слова.

-Тем более.

-Ты знаешь, эти слова могут быть начертаны  в сердцах людей, хотя они об этом ни разу не читали и не слышали. Кто  действительно любит, тот и так знает этот  код любви.

-Опять ты говоришь со мной  загадками.

-Кстати, а где мой завтрак,  он же и обед – отвлек мое внимание от писем  Менделеев.

-На кухне. Я как раз и шла, чтобы пригласить тебя, но ты своим бумажным творчеством отвлек меня.

На кухне опять совершилось  неизбежное. Менделеев  говорил и ел одновременно. Мне всегда нравились мужчины с хорошим аппетитом, которые умели вкусно и много поесть, но чтобы они еще и болтали без умолка, это уже было чересчур. Ведь с этой обязанностью  с незапамятных  времен,    лучше справлялись мы – женщины. После легкого завтрака,  а это были точные  слова писателя, которыми он охарактеризовал это дневное застолье, Менделеев  собственноручно  помыл посуду.  Я уже хотела его похвалить за этот не мужской труд, как он случайно уронил одну из тарелок, и она разбилась.

-К счастью – как ни в чем не бывало, воскликнул он.

На это высказывание я недовольно промолчала, и   даже тогда, когда Сергей начал расталкивать в шкаф не вытертые на сухо чашки и тарелки. Когда же упала чашка, которая выскользнула из рук писателя  и разлетелась в дребезги, то на высказывание сочинителя, что когда посуда бьется в таком большом количестве – это признак огромного счастья я не выдержала и взорвалась как авиационная, пятисоткилограммовая бомба:

-Прежде чем положить чашку на полку или нож в стол их надо вытереть полотенцем.

-А, что без твоего обтирания на них могут проявиться следы от пролежней?!

-Ты разбил уже второй предмет за последнюю минуту.

-Какой ужас. Я только теперь понял,  какое преступление я совершил. Ведь из этой тарелки ел твой муж, а из этой чашки он пил чай или даже кофе. После этого ты, наверное, меня никогда не простишь.  

-Мало того, что у тебя нет уважения к вещам, которые купил мой муж, так ты еще и гордишься своими подвигами.

-Я завтра же куплю тебе хоть дюжину тарелок и чашек.

-Меня терзают смутные подозрения, уж не специально ли ты бьешь посуду  в моем доме, чтобы навсегда уничтожить все предметы, которые, так или иначе, связанны с моим мужем.

Это же вандализм – крикнула я.

-Это обычное хулиганство, а не вандализм – начал спорить со мной писатель и объяснять разницу между похожим действием по существу, но таким  разным  по цели.

Хулиганство – это мелкая порча предмета, который не содержит не материальной, не культурной стоимости, а вот вандализм направлен на полное уничтожение истинных шедевров культуры, которые не имеют цены, потому что бесценны.

-Так это был не несчастный случай, и ты в этом еще смеешь мне признаваться! Так знай, Менделеев, что с этой минуты ты обречен, и будешь питаться только с железной миски и одноразового стаканчика.

-Я вообще всегда выступал за одноразовую посуду. Ведь сколько пустого времени тратим мы на бесчисленные условности, которые окружают нас сплошь и рядом. А, так взял, одноразовую скатерть, собрал ее вместе с посудой и в мусорное ведро. Это же гениально. Когда ты будем жить вместе, то так и будет.

-Я никогда не соглашусь, есть с одноразовой посуды, потому что это будет не застолье, а  вечный пикник на природе.  И вообще, кто тебе сказал, что мы будем жить вместе! Я тебе не давала  не малейшего повода, чтобы ты мог так думать.

-Ты что  по-прежнему не хочешь стать моей женой? – спросил Менделеев.

-По-прежнему – злорадно ответила я.

-Конечно, это трудно быть моей женой и ты поначалу  не справишься с этими обязанностями, но я готов дать тебе шанс. Тут главное надо понять, что мне не нужна жена – кухарка…

-А, какая это интересно нужна тебе жена?

-Жена – гурман.

-А, кто же тогда будет готовить?

-Я – ответил писатель и добавил – и ближайший супермаркет. Я думаю, что вдвоем  нам удастся прокормить тебя.

-Я достаточно зарабатываю, чтобы прокормить себя сама и даже мужа.

-А,  я совершенно не против сесть на твое обеспечение.

-Ну, вы только посмотрите на этого писателя – воскликнула я  перед невидимой публикой, чтобы пристыдить Менделеева. Он готов сесть на шею  своей жене, и даже ножки свесить.

-В настоящей семье не должно быть различий, а именно я зарабатываю больше, значит мой голос в распределении семейного бюджета,  самый главный. Неужели ты позволишь мне есть простой хлеб,  а сама будешь лакомиться икрой.

-Буду. Я еще и толстый слой масла положу  на свой кусочек, потому что так вкусней.

Тут Менделеев взялся за  свою голову и  стал во всем обвинять мою жадность, которая убила во мне все доброе и святое. Но он заверил меня, что в течение двухнедельной терапии он сможет вылечить меня от этой клаустрофобии, а именно есть такие деликатесы  в одиночестве и в темноте.

 Я  же  ответила ему, что никакое лечение и даже аутотренинг здесь не помогут, потому что девиз моей жизни звучит просто: « Кто как работает, пусть так и ест».

-Ну, хорошо, если ты выступаешь за такое бесчеловечное распределение продуктов питания в кругу одной семьи, то я не буду тебе возражать, потому  ради тебя  готов даже похудеть.

-Я не хочу, чтобы ты шел из-за меня на  такие жертвы.

-Видишь ради тебя я готов пожертвовать всем, а ты не хочешь выполнить одно мое пожелание.

-Какое?

-Тебе необходимо будет бросить свое рукотворное занятие. С твоими массажными сеансами должно быть покончено раз и навсегда – сухо произнес писатель.

-Так ты что уже  ставишь мне  условия?! Даже мой бывший муж никогда не осмеливался диктовать их, потому что знал, что давить на меня бесполезно.

-А, я не давлю, а только прошу.

-Так не просят, во-первых, а во-вторых, не родился еще тот мужчина, который будет указывать, чем я должна заниматься, а чем нет.

-Но, если ты не можешь обойтись без своих сеансов, то я готов стать твоим единственным клиентом на всю жизнь. Ну,  такой вариант, тебя устраивает.

-Нет  -  сказала я как отрезала..

-А можно  тебя спросить почему?

-Потому что мне нравится моя специальность, и я ей 3 горжусь. Ты что хочешь заточить меня  на всю жизнь в своем семейном склепе?

-У меня не было таких намерений, потому что ни семьи, ни склепа просто нет.  

-Но мысли такие уже есть – громко сказала я.

-Увы, грешен, потому что ты совершенно права. И что это на меня нашло? – уже начал разговаривать сам с собой Менделеев. Я никогда не выступал в семье за патриархат, даже испытывал необъяснимое  влечение к другой форме правления, а тут распустил  свой хвост как глупый павлин.

-Неужели до тебя дошло, что нельзя начинать любые отношения с языка ультиматумов.

-Я осознал свою ошибку  и готов пересмотреть свои требования к твоей работе. Хочешь трудиться  массажистом – трудись, но исключи, пожалуйста, из списка своих клиентов мужчин.

-И только? – спросила я после непродолжительной паузы.

-Ты можешь оказывать услуги всем женщинам на земле, без каких либо ограничений.

Я тебе даже помогу с клиентской базой. У тебя от женщин просто отбоя не будет - быстро написал и одобрил свой бизнес-план писатель.

-Спасибо, тебе, конечно на добром слове, но  к женщинам я отношусь, мягко говоря, очень даже сдержанно. И еще  учти, что делать массаж только для твоих читательниц я не собираюсь.

В моей работе, присутствие мужчин так же необходимо,  как для тебя общение с Музой, которая является твоей любимой женщиной.

-У тебя, что есть любимые клиенты – мужского пола? – спросил Менделеев у настоящей женщины.

-Да, почитай что все. Я когда прикасаюсь к ним, то ощущаю сильное энергетическое поле, которое сводит меня с ума. Я начинаю дрожать от своих тайных, и безнравственных мыслей.

-Каких это? – пробурчал писатель.

-Ты действительно это хочешь знать –  с ненавистью смотрела я на  Менделеева и решила не стесняться своих вожделенческих фантазий   и продолжила.  Когда клиент,   мужчина ложится на кушетку, я начинаю представлять: А, какой он в постели? Какую он  предпочитает позу? А, что было бы со мной, если бы он не был так болен? Или что я  сделаю с ним, когда мой клиент поправится? Но еще есть и самый важный вопрос, который я задаю себе и не нахожу ответа.

-Какой? Может,  я помогу тебе ответить на него – с готовностью  предложил свои услуги писатель- мужчина.

-Мне стыдно обсуждать такой вопрос в твоем присутствии, потому что он такой безнравственный, что ты себе этого даже представить  не можешь.

-Я попытаюсь напрячь весь свой интеллект, чтобы помочь тебе.

-Ну, если тебе не будет страшно, то слушай. Я задаю себе один и тот же  вопрос: Когда с этим мужчиной у нас все произойдет, возвращать ему полную сумму гонорара или только часть?

-Да – глубоко по философски начал размышлять писатель. Так сразу на него и не ответишь. Это и есть вопрос вопросов. Ведь если ты вернешь ему всю сумму гонорара, то он возомнит о себе,  бог весть что. Еще будет бегать к тебе за бесплатными консультациями и массажем. Он вскоре тебе так надоест своими болячками, что придется скрываться от него или менять адрес своего массажного салона, а это неминуемо приведет к незапланированным  расходам и потеря клиентской выручки. Так что о возврате полной суммы гонорара не может быть и речи.

-Значит, следует вернуть часть гонорара, тогда сколько? – просила я, чуть ли не на коленях писателя, чтобы он дал свой мудрый совет.

-При возврате части гонорара клиенту, у него может сложиться такое впечатление, что он не полностью выложился перед своим массажным эскулапом  и запаникует, что может вызвать нервное напряжение и как следствие рецидив  болезни.  На твоем бы месте я не вернул  бы и рубля своему клиенту и только из благородных мотивов, чтобы не навредить ему больше.

-Очень хорошо, что деньги не придется отдавать назад  - с облегчением выдохнула я. Спасибо  тебе, что помог  найти ответ на этот вопрос. Но ты знаешь, из твоих умозаключений у меня появился еще один, уже высоко нравственный  вопрос. А, не примут ли мои мужчины – клиенты сумму гонорара, выплаченную мне, как за не что большее?

-Что опять потревожило тебя, о,  беспокойная Елена, говори! - не унимался Менделеев, не понимая, к чему я клоню.

-Ведь после того, как у меня с клиентом, что-то было, и я взяла   деньги, то не подумает ли он обо мне плохо. Ведь когда женщина за это получает деньги, то она становится в глазах общества, падшей.

-Так ты должна брать деньги до этого и тогда никто не подумает о тебе худого – шепотом сказал  мне сочинитель.

-Но от перестановки  слагаемых чисел сумма не меняется – предложила я свою математическую формулу падения женщины на самое дно общественной морали.

- Ерунда. Когда ты берешь деньги до этого, то это сумма гонорара за массаж, а когда после этого, то это оплата за любовь – говорил так тихо Менделеев, так  что я его почти не слышала.

Но, вообще-то с клиентами надо сдерживать себя и не идти на поводу своих массажных наклонностей.

-Ну, и сволочь же ты – рявкнула я на ухо сочинителю. Как ты мог подумать, что я оказываю такие услуги своим клиентам?

-Я ничего такое и не думал. Я просто помогал найти тебе правильный ответ на твой глупый вопрос.

-Ты, наверное, решил, что если ты оказался в моей постели, то это такой обычай, в котором ты ни

первый и ни последний. Все что произошло у нас тобой это единичный случай.

-Я, наверное, больше  случайный, чем долгожданный  случай.

-Тебе просто повезло. Ты сорвал Джек – пот.

-Тогда я сказочно разбогател и не надо так кипятиться, когда кому так чертовски везет. И не стоит  так переживать: сегодня удача подвернулась мне, а завтра повезет уже тебе.

-Так я тебе подвернулась? -  решила уточнить я свою диспозицию в сердце писателя.

-Может,  хватит  трепать друг другу нервы –  попытался Менделеев уладить миром, назревающий конфликт.

-Ты   пришел, чтобы мою жизнь подстроить под свой лад. Ты возомнил себе, что имеешь в ней право что-то решать.

-Просто я подумал, что когда встречаются два одиночества, то можно хоть в малости  уступить друг другу.  

-Я никогда не чувствовала себя одинокой. У меня все есть.

-Тогда ты счастливый человек, поздравляю.

-Я  массажистка, у которой нет никаких комплексов. А, вот у писателя их хоть отбавляй: то ему не то сказали, то аплодисменты его не устроили, то друг не соответствует всем высоким моральным качествам. Я может тебя этой ночью,  пожалела. Просто так, по-бабьи, пришла ко мне такая блажь, и я решила осчастливить тебя хоть раз.

-Так это была жалость – воскликнул писатель. Милосердие, доведенное до совершенства.

Это и есть сострадание к ближнему своему  через массаж тела и души. Браво.  Высший класс.

-Только не надо высоких слов. Настоящему мужчине надо уметь прямо смотреть правде в глаза.

-Ты знаешь, я пережил в своей жизни немало, но еще никто меня так не унижал, как ты это сделала сейчас. Ну, что ж за урок благодарю и прощаюсь.

-Ты что уже уходишь? – вдруг  я так явственно  осознала, что Менделеев действительно может уйти навсегда.

-Я не хочу мешать твоей счастливой жизни. Прости, Елена, что я так долго докучал тебе. Мне просто на одно мгновение показалось…

-Что тебе показалось – схватилась я  за эту фразу как за соломинку.

-Теперь уже не важно. Мираж так и остался миражом.

-А, как же твое именное клеймо?  - решила я напомнить о  моем тайном посвящении в писательский орден. Ты же ставил его на всю жизнь.

-Это клеймо пройдет через несколько дней – заверил меня Сергей.

-А, если не пройдет?

-Значит,  нести его тебе до конца дней.

-Одной, без тебя?

-С  такой армией поклонников ты быстро забудешь обо мне.

-Но мне никто из них не нужен уже. Мне хорошо с тобой.

-Твое общение со мной  на тебя действительно повлияло плохо,   как я погляжу.  Вот теперь и тебе что-то стало казаться. Но это пройдет, уверяю тебя. Надо только посильней сжать зубы и собраться в единый кулак.

-Но я не хочу, чтобы это проходило. У меня есть даже уже не желание, а жизненная потребность видеть тебя. Я умру  без тебя  Менделеев.

После этих слов мои глаза набухли как  ранней весной первые почки вербы. Еще немного и они откроются, и писатель увидит мои слезы. Я так не хотела, чтобы это произошло в его присутствии, поэтому и выпустила писателя  из квартиры. Как только дверь закрылась,  я больше не сдерживала себя и разрыдалась. Я долго лежала на кровати, там, где еще этой ночью бодрствовал Менделеев, и впитывала его запах. От этого слезы потекли у меня еще быстрей, и я начала даже голосить.  Прошло только два часа  после  ухода писателя, а мне показалось, что целая вечность. Неужели я больше никогда его не увижу? – спросила я себя. Но внутренний голос издеваясь, подсказывал мне, что ровно через 15 лет или того еще хуже через 16лет мы повстречаемся с ним, если узнаем, друг друга или если  он разглядит меня в  бесчисленной толпе своих читательниц. От такой безысходности мне стало еще хуже, и я подумала, что моя жизнь закончилась. Когда прозвенел звонок в дверь,  я  на него даже не отреагировала.

 Но как только кто-то начал стучать кулаком в дверь  мне пришлось открыть ее. На пороге стоял Менделеев с тортом в зубах и с  букетом цветов.

-Ты вернулся? –  тихо спросила я.

-Я никуда и не уходил.

-Но тебя же не было два часа.

-Я подумал, что тебе надо дать время успокоиться. Да, и не помешало пройтись и все обдумать.

-Ты что-то решил для себя?

-И за тебя кстати тоже. Знаешь что нам сейчас жизненно необходимо?

-Что?

-Мы должны съесть по кусочку торта на брудершафт.

-За дружбу я есть этот кусочек,  не буду – сказала я. Ищи друга  себе в другом месте.

-Вообще-то  брудершафт – это тост за братство.

-Еще лучше. Ты что стал уже мне братом?!

-Конечно.

-После всего что было? – возмутилась  я.

-Братом во Христе, и только. Но это ничего не значит, как ты часто говоришь о наших    взаимоотношениях, поэтому и  не надейся на большой кусочек.

-Ты специально принес торт, потому что знаешь, что я не люблю его.

-Я как-то постеснялся купить торт и соленые огурцы одновременно. Но, если ты хочешь…

-Я вообще не хочу есть.

-А, почему у тебя глаза красные? – спросил писатель. Или они всегда были такого цвета? – снова пытался шутить Менделеев,  и я была благодарна ему за то, что он все понимал, и не торопился высказывать вслух свои визуальные наблюдения.

-Они всегда были у меня красного цвета – настаивала я в своем  заблуждении как любая женщина, которая была заподозрена  в несовершенстве.

-А, тебе  удивительно,  идет даже этот цвет.

-Я знаю.

Мы уже сидели в комнате, когда я вдруг  решила посмотреть на себя в зеркало. Я культурно извинилась перед писателем, за то,  что вынуждена оставить его на столь  короткое время  в одиночестве,  и  поэтому не надо так много мечтаний возлагать на мое долгое отсутствие. Менделеев поблагодарил меня  за столь трогательную церемонию заботы о себе и просил не беспокоиться. Когда я увидела себя в зеркале, то подумала,  что мне поручена главная  роль  сниматься без грима,   в фильме про нечистую силу и вампиров. Услуги визажиста   были мне не нужны, потому что никто из них не мог бы  выдумать такой образ. Мое лицо заплыло, и глаз почти не было видно. Хорошо, что я сегодня не пользовалась еще косметикой, а то бы и вурдалаки разбежались от меня.    Мне пришлось промыть лицо холодной водой, чтобы снять ощущения ожога, которое преследовала меня.

Я  боялась, что больше никогда не обрету былой привлекательности, поэтому начала быстро подводить черной тушью  глаза, накладывать жизненно утверждающие тени на веки, наносить толстый слой тонального крема, и, конечно же, разрисовать свои губы помадой.

-А, вот и я – обратилась я к мужчине, который от моей красоты чуть не упал с кресла.

-Ты что готовишь к карнавалу? – весело спросил писатель.

-Да. Мы же приглашены к Звереву. Ты что забыл?

-Представь себе. После того представления, которое развернулось на моих глазах, теперь уже мне хочется тебя спросить: «А, что это было?

-По-моему  скандал – не уверенно ответила я.

-Вот то, что скандал я понял, только какой: деловой, бытовой, праздный, проверочный или еще какой?

-Это был семейный сандал! - ответила я как большой специалист делать из мухи слона.  

-Хмм – промямлил писатель. Семейный.… Надо же.  Тогда возникает последний уточняющий вопрос: А, из-за чего ты накинулась на меня, из-за чашки?

-А, я и сама не знаю – пришлось мне честно признаться. Но только ни чашка, ни тарелка здесь совершенно не причем.

-Ой, как хорошо. Тогда я пойду и выпью минеральной воды из чашки – сказал Менделеев и ускакал в кухню. Он даже принес мне стакан воды и предложил  как средство для наведения  правильного  температурного   баланса  внутри организма. Я выпила воды и посмотрела на часы. Маленькая стрелка приближалась к четырем часам и значит, до похода в гости оставалась еще уйма времени.

-Что будем делать? – томно спросила я писателя и не получила вразумительного ответа.

 Он даже пожал своими плечами, как будто расписываясь в своей неспособности придумать что-то новое и захватывающее. Тогда я попросила Менделеева пересесть ко мне с кресла на диван.

-Я не кусаюсь? -  пришлось мне заверить его в чистоте помыслов своих намерений.

-Я это знаю – ответил он мне. Ведь ты не кусаешься, ты  только ругаешься.

-Просто я не сумела себя вовремя сдержать, а потом уже было поздно.  

После недолгих колебаний писатель сел со мной  рядом и тут же попал  в мои  в руки.   Или  все-таки  я в его? Неважно!!! Через секунду уже было ничего не понять, потому что два тела образовали одну общую неразумную массу, которая все время двигалась,  шевелилась, перемещалась, содрогалась и сокращалась. Это безумие продолжалась  так долго пока я не попросила добровольно выйти из этого союза. Но сильная и главная часть этого соития возражала  и не давала мне воспользоваться своим правом  даже на глоток свежего воздуха, потому что и так,  по ее мнению столько времени было потрачено на пустое  выяснение своего   положения в сексуальной иерархии, а именно кто сейчас выступает в качестве всадника, а кто лошади.  Но люди и кони  навсегда  смешались и уж не мыслили своей жизни друг без друга. Только к пяти часам я впервые услышала человеческий голос и поняла его значение.

-Ты, почему так долго дверь не открывала мне? – спросил меня  Менделеев все еще не в силах шелохнуться.

-Я не слышала – пришлось мне соврать.

-Я чуть с ума не сошел, пока ты не слышала – передразнил он меня.

-Ты что так переживал за меня?

-Через минуту я бы просто высадил  твою дверь.

-Ты такой сильный! - решила похвалить я своего мужчину,  нисколько не усомнившись  в его мощи над неживыми предметами.

-Елена, тебе хорошо?

-Очень – сказала я  ему на самое ухо. Ты Менделеев приручил меня.

-И заметь,  приручил такую кошечку всего за несколько дней -   начал хвалиться писатель в такой момент как все мужчины.

-Только ты себе, пожалуйста, ничего не воображай, черный кот - приступила я распекать взорвавшегося  от своей наглости  четвероного существа.  Я этого не люблю. У  меня сильная  аллергия на холенных  и наглых  котов.

-А, у меня большое влечение к тебе и я ничего с этим поделать не могу.

-Но мужское  влечение быстро проходит.

-Но женское  чувство  тоже не отличается от мужского идеальной верностью. Я вот, например, знаю одну женщину,  у которой влечение перешло сначала  в жалость, затем в ненависть и все это  за какие-то двенадцать часов.

-Ну, про жалость я специально сказала тебе, чтобы отомстить за то, что ты  так плохо обо мне подумал.

-Клянусь тебе, что я ничего такого и не думал, потому что не успел. Я от страха забыл даже как дышать.

-Ты что и сейчас боишься меня?

-Еще как. Вот с тобой говорю, а во мне все дрожит.

-Это хорошо, что ты меня боишься.

-Почему?

-Потому что мне нравится ощущать силу над тобой. Ты мой. Ты моя вещь и я могу с тобой все что угодно сделать – сказала я и начала приставать к писателю.

-Вот это вряд ли у тебя получится – отреагировал он на мои поползновения.

-У меня все всегда получалось и на этот раз тоже все получится – не унималась я.

-Морально я совсем не против, а вот физически готов признать свое поражение – сдался  на милость победителя  Менделеев.

-Я помогу тебе – приободрила я сочинителя и словом и делом. Через несколько минут  мои усилия  дали рождение старой форме,   и  новое содержание   выплеснулось  наружу.

Мужчина же,  как самое слабое  звено в  любовной цепи,  разорвал свою непрочную связь с женщиной и по  богатырски уснул, еще раньше, чем его голова коснулась мягкой подушки.

Я накрыла писателя пледом, что в такую жару было больше актом вандализма, чем заботой о ближнем, потому что Менделеев мог запросто задохнуться под этой шерстенной  плащаницей.

Но моя  женская нежность не ведала никаких  разумных границ, чтобы спасти автора от  ревматического  рецидива. Мне,  даже вспомнились,  слова Зверева, что нам поручено самой историей стоять на страже здоровья гения.

 Но на сегодня я справилась с этим заданием и даже с большим  перевыполнением  тайных  и  таких нескромных желаний сочинителя. Я уже минут двадцать крутилась перед зеркалом, как Менделеев очнулся и тут же  спросил: « На каком я свете?».

-Еще на этом – улыбаясь, ответила я.

-Отлично.

-Тебе что-то приснилось?

-У меня был сон, что я попал в геенну огненную. Меня черти поджаривали на огне и говорили, что все писатели попадают только в ад. Я пытался  им возразить, но они не слышали меня и лили на меня еще и подсолнечное масло.

-Надо же какие скряги – эти рогатые существа. Ничего святого у них нет, поливать мощи великого писателя не оливковым, а подсолнечным маслом. Это же так унизительно для литературного гения.

-Тебе все шуточки шутить. А, я  до сих пор такой мокрый, что меня можно просто выжимать.

И приснится же такая ересь – вылезая из- под пледа в тридцатиградусную жару,  возмущался  Менделеев, так  до конца  не осознав, кто в действительности приготовил ему такую паровую баню. Он несколько минут ходил под впечатлением своего сна и вздыхал, что черти на много оказывается благороднее, чем литературные критики, потому что хоть не лезут в душу и не спрашивают  о  ближайших планах на будующее.

-Представляешь, бесы даже не заглянули в мои книги, потому что не умели, ни писать, ни читать и этим они очень гордились. Они бросали  книги  в костер, на котором я медленно поджаривался  до коричневой и хрустящей корочки. Мне было больно, но совсем не обидно, потому что когда слуги дьявола сжигают твой труд, значит, их  что-то  в  моих книгах не устроило. Как ты думаешь что? -  спросил меня Менделеев и начал вслух сам с собой рассуждать. Может обложка книги, формат, полиграфия,  редакторская коллегия?

-Может цена за книгу? – бросила  невзначай я самое фантастическое предположение.

-Ты думаешь! – опешив, спросил сочинитель.

-Я в этом просто уверена. Цена прямо таки кусается.

-В твоих рассуждениях нет логики. Если бесы такие безграмотные, откуда они знают, сколько стоит книга? Мне кажется, что им должно быть все равно.

-Кто не  умеет ни  читать, ни писать хорошо овладел другой наукой.

-Какой же?

-Наукой считать деньги и людские души.

-Ты все-таки неординарная личность в своей массажной среде – заявил мне Менделеев. Сделать такое умозаключение – это не просто. Тут и философ долго ломал бы себе голову, а ты раз и готово. Я бы советовал тебе не зацикливаться только на своей профессии, а посмотреть немного шире.

-Ты опять за старое. Мне нравится быть массажисткой.

-Я совсем не это имел в виду. Помимо своей  профессии ты можешь получить и вторую, третью, четвертую.

-Ты знаешь я не против получить и пятую специальность. Но, к сожалению, мне не 20 лет.

-Нет, я  серьезно говорю  с тобой. У тебя есть талант видеть и понимать людей. Они охотно идут с тобой на контакт, а некоторые просто теряют голову.

-А, какую вторую профессию ты бы мне посоветовал? - провокационно спросила я у писателя.

-Ну, сразу, трудно ответить мне  на этот вопрос. Писательская стезя тебя не  прельщает, как я понял, химия тоже не рождает у тебя приятных эмоций, может… - тут писатель  задумался на секунду и замолчал, по-видимому, навсегда. В своей голове он перебирал подходящие  профессии, которые отвечали не только моему интеллекту, но и  моим самым нескромным представлением  о заработной  плате, которая бы сделала меня полностью независимой от мужа.

-А, если бы я была журналистом? – предположила я самое невероятное.

-Ты знаешь, пожалуй да, чем нет. У тебя есть все необходимое к этому.  Ты умеешь расположить к себе собеседника,  войти к нему в доверие, обаять его, сократить дистанцию до предела, но в то же время  ты   не на секунды не теряешь  своей холодной головы. Твой язык остр как бритва, а холодный разум жалит как змея, так же молниеносно и смертельно.

Моя улыбка на лице, которая расцвела под солнечным дождем писательского воображения вдруг начала увядать,  как цветок, который ощутил  дуновение осени, и понял необратимость своей судьбы. Мне стало так холодно, что даже озноб пошел по телу. Впервые за все это время я вспомнила о своем интервью, которое передала  вчера вечером, сама,  в руки главного редактора.

Менделеев, наблюдая за  теми изменениями, которые происходили на моем лице,  подошел ко мне на расстояние вытянутой руки и спросил: «Что с тобой?».

-Мне страшно – сказала я и  сложила  свою голову ему на плечо. Он обнял меня и сказал, что я трусиха, что никаких чертей он не видел, а все придумал, чтобы развеселить меня.

-Кто же видениями ужаса веселит? – с укором спросила я.

-Я, твой, любящей тебя автор.

-Мне надо тебе что-то важное рассказать – решилась я раскрыть свой заговор.

-Сейчас ты опять будешь сожалеть обо всем случившемся этой ночью с нами. Ничего не хочу слышать – заявил Менделеев и демонстративно закрыл свои уши руками.

-Это очень важно. Ты это должен услышать  от меня.

Но писатель все время убегал от меня и просил не портить такой день бестолковой ерундой о муках совести. Я бросала ему бессвязные слова, а он нашел в моем шкафу старую, меховую шапку, напялил ее на себя и даже завязал тесемочки бантиком. В этой шапке он провел последние полчаса перед выходом и клятвенно меня заверил, что все откровения  выслушит сегодня, и только лежа в постели. Этот аргумент представлялся мне более или менее логичным, потому что голый писатель был бы для меня не так опасен, как одетый. С   обнаженным мужчиной  у меня было бы хоть несколько минут для  объяснений, когда он будет одеваться, чтобы навсегда уйти из моей жизни. Так у меня будет один шанс из ста – подумала я и согласилась с предложением Менделеева.

Такси уже ждало нас у подъезда,  и мы двое сели на заднее сидение. Сергей все время держал меня за руку и не выпускал ее даже на мгновение. Вскоре мы уже подъехали к дому Зверева, поднялись на этаж и уже с порога ощутили праздничную атмосферу, которая царила в квартире книгоиздателя. Я думала, что мы проведем этот  вечер в тесном семейном кругу друзей, но все вышло по другому. Я насчитала уже шесть незнакомых людей, которые высыпали в коридор и ждали, чтобы лично познакомиться с Менделеевым. На этот раз писатель вел себя дружелюбно и с интересом знакомился с гостями. Чтобы не создавать проблем для себя и для писателя я пыталась улизнуть сразу в ближайшую комнату, как гость, который случайно встретился с Сергеем в дверях. Но Менделеев держал меня мертвой хваткой и всем представлял меня  как свою жену. Я так изумилась этому, что не могла ни подтвердить, ни опровергнуть  этот с неба свалившийся на меня титул. Только Геннадий смотрел на меня с укором и говорил, что я поторопилась и скоро мне предстоит разочароваться в своем выборе, потому что писатель испортит мою жизнь, также как и его.

Но  затем он весело рассмеялся, обнял меня и сказал: «Я очень рад за писателя, потому что он еще не подозревает, как ему повезло».

-А, может,  это мне повезло? – решила я  сразу произвести впечатление послушной и обожающей своего супруга жены.

-Мне кажется, что вам повезло обоим, но Менделееву все-таки больше.

Затем,  Зверев, передал меня из рук в руки своей жене с напутствием, чтобы она научила меня, как правильно тратить месячный семейный бюджет в течение трех дней, и вскользь затронул вопрос о чести женщины в браке, которая должна оставаться незапамятной, несмотря  не на что.

-А, о своей чести ты не думаешь!– сказала с грустью Катя и  в двух словах разъяснила, почему сегодня так много незнакомых гостей. По ее словам Гена вчера пригласил, чуть ли не всю актерскую трупу, но пришли немногие, только те, кто был освобожден от сегодняшнего спектакля.

Как только книгоиздатель оставил нас, Екатерина,  глядя супругу в след начала делиться со мной своими женскими секретами: «Горбатого только могила исправит».

-У тебя очень хороший муж – решила я приободрить жену Зверева. Гена – он душа любой компании. Он как бенгальский огонь, который горит и разбрасывает свои огненные брызги  во все темные стороны.

-Вот именно что бенгальский. Он горит, но, увы,  не греет.

-У вас все еще будет хорошо, вот увидишь.

-Да, пусть резвится. Я не ревнива. Вчера он расцеловал всех актрис в театре и знаешь, что этот подлец – с улыбкой говорила Катя -  какой повод он нашел?

-Нет.

-Он требовал, чтобы ему оказывали   знаки внимания как будущему драматургу, которого ждет великое будующее. Он некоторым актрисам пообещал даже роль. Гена думает, что эти комедиантки пришли охотиться за ним, дурачок. Он им так нужен как мне главный режиссер.

-А, режиссер  вчера  с тебя просто глаз не спускал. Он все время ходил за нами тенью.

Неужели ты не заметила, какое впечатление произвела на него. Он, кстати здесь?

-Да, сидит в библиотеке и читает книги.

-Ему что больше заняться нечем? – возмутилась я.  Ну, хотя бы смотрел за моральным поведением  своих актрис, которые повисли на Менделееве и просили что-то прочесть из своих ранних стихов. Писатель наотрез отказался это сделать и получил за свою стойкость от меня  полный почтения  и преклонения взгляд. Но одна из женщин, которая еще вчера заманила сочинителя в свою гримерку, сыграла на том, что это несправедливо так обращаться с людьми, которые полностью выложились вчера на премьере. Хоть расстояние до этой шумной группы гостей было значительным, но я хорошо слышала каждое слово  и даже почувствовала акцент, ударение, на этом слабо стоящем на своих кривых ногах словечке – выложились. У меня тут же возникли подозрения по поводу ее и писателя, но они рассеялись, как только я вспомнила о вчерашней ночи. Менделеев был таким нежным и страстным любовником, что нельзя  было представить, чтобы он так претворялся. Да, и силы мужские тоже не беспредельны.

Писатель и так просил меня унять свой пыл и дать время на восстановление своей мощи.

Я даже дала себе слово не притрагиваться сегодня больше  к телу мужчины, хотя сама не верила, что исполню свою клятву. Мне так хотелось оказаться сейчас уже дома,  вместе  с писателем и проверить силу своей воли против своего желания. В этой борьбе должен был кто-то погибнуть, и интуиция уже подсказывала мне, что жертвой будет как всегда мужчина.

Сергей по прежнему не сдавался,  и на все уговоры, чтобы прочесть свои стихи вежливо, но твердо их отклонял. Но актриса пустила слезу  и сказала: Что умрет, если ее пожелание не будет исполнено. Ну, и мерзавка –подумала я.  Но женские слезы сломили автора, и он решил сегодня сделать исключение из   правила,  никогда, публично, не читать своих стихов. Я услышала знакомый, монотонный баритон – вступительную часть, когда, сначала покашливая, поэт приступил к чтению наизусть своего раннего произведения. Все посторонние голоса смолкли, и даже главный режиссер выглянул из библиотеки, скорее из почтения к Кате, к хозяйке этой гостеприимной квартиры, чем из уважения к автору.

Он сложил свои руки на груди,  обреченно принимая  все  правила светской игры, лишь бы быть поближе к той, которая так неожиданно появилась в его жизни.  Катя  не смотрела в его сторону, но я чувствовала, как она была напряженна, ее лицо было бледным, и  уголки рта еле подергивались, пытаясь выдавить из себя, что-то наподобие безразличной улыбки. Мне понравились эти два человека, и я решила помочь им, ну, хотя бы посадить их  рядом за стол.

Мои внутренние  размышления об этой паре прервались внешним раздражителем, который декламировал свое стихотворенье.

Менделеев и сейчас сорвал шквал аплодисментов в свой адрес, но мне показалось, что он постепенно стал привыкать к атрибутам своей  славы и, особенно к ее медным трубам.  Эта пьянящее чувство известности и обожания   незаметно для него,  из маленького семени, проросло в нем, и через небольшое время грозило принести большой урожай  вседозволенности, безразличия и чопорности.

Надо бы его привести в чувство – подумала я. Ведь я его жена как  никак.  

Я мысленно подозвала к себе новоиспеченного супруга, и он тут же оказался рядом со мной. Мне пришлось сделать ему несколько внушений, чтобы он   не вел себя слишком  развязано и даже провокационно. Ему еще попало от  меня за то, что он представил всем  меня, как свою жену.

-Вот ты опять ругаешься со мной – громко сказал Менделеев.

-Я даже и не начинала. Просто твое поведение меня шокирует. Ты ведешь себя неприлично и глупо.

-А, может, я поглупел от счастья. Могу я позволить себе не думать не о чем,  кроме тебя.

-Значит, это я на тебя так по-идиотски влияю.

-Ага – как мальчик –Даун согласился писатель с моим высказыванием.

-Так выходит, по-твоему, что я тоже глупая  дура.

-Ни как нет. Ты самая умная дурочка на земле, если связалась со мной.

-Но я могу еще передумать – не унималась я. Я сейчас всем скажу, что я не твоя жена.

-Вот если ты это сделаешь, то тогда о том, что я дурак узнают все. А, так я дурак только в твоих глазах, так сказать в единственном числе. Сейчас только от тебя зависит судьба моей тайны: или ты сохранишь ее или всем  растрезвонишь.

-Так и быть я ее сохраню, но только из чувства  твоего самосохранения, потому что писатель – дурак, никому будет не нужен.

-И тебе?

-А,  мне и подавно. Что я буду с ним делать?

-Ты могла бы брать у него автографы, каждый день и по несколько раз – улыбаясь, как порно звезда  уверял  меня в своих потенциальных способностях, сексуальный писатель.

-Я боюсь, что тебя не хватит даже на один автограф в день. Ведь писательская фантазия не всегда соответствует писательской потенции.

-Вот в этом ты права – неожиданно легко сдался Менделеев, и мне стало жаль, потому что ни с кем другим я не могла вот так запросто поговорить о мужской силе.

-Я всегда права.

-Ты права, когда говоришь о слабой  потенции писателя в стремлении творческого роста, но ты совершенно забыла о том, что я, к счастью, не принадлежу к этой многочисленной братии.

-Ну, конечно же, ты не писатель, - ты только автор,  у которого все с этим дело, - в порядке.

-Не понял –  возмутился Менделеев   как священник, который  неоднократно проливал  свою  алую кровь на жертвенный алтарь, но он по-прежнему   был сух и горяч как раскаленная скорохода.

Ты  снова решила поскандалить? – моргнув одним глазом, спросил писатель.

-Это было всего один раз и больше не повторится – решила я повиниться перед писателем.

-Что в первый и последний раз в этом я тебе безоговорочно верю, потому что стоит лишь  начать скандалить и остановиться уже нельзя. Механизм взведен раз и навсегда. Это кстати, твое определение термина  в бесконечном процессе выяснения отношений. Скандал в семье – это вечный двигатель, который работает  перманентно.

-Ты как всегда один безгрешный на земле – подытожила я  все вышесказанное и полностью взяла на себя вину за случившийся сегодня инцидент.

-На счет грешника я не совсем уверен. А, вот то, что я самый голодный человек на земле, вот  в этом, не может быть никаких сомнений.

Менделеев начал глазами искать Зверева, а тот как назло шел из кухни и что-то жевал.  

Когда их взгляды наконец-то встретились, то Гена перестал жевать, потому что просто подавился. Он начал хватать воздух открытом ртом, но никак не  мог ощутить легкость и свободу в этом жизненно важном процессе. Сергей подбежал к другу и два раза сильно ударил по спине, чтобы помочь  своему другу обрести элементарную совесть. Как только к Звереву вернулся голос, он громко  попросил забрать от себя этого распоясавшегося от голода хулигана, потому что боялся за собственную жизнь.

Я наблюдала со стороны за этой картиной и хохотала от души.

-Ты думаешь своих гостей кормить или нет? – с ненавистью спросил Менделеев.

-Мало того, что я квартиру предоставил писателю для встречи со своими читателями, так на меня возложена  еще  и почетная обязанность, и  кормить их. Так что ли?

От такого ответа писатель опешил и не знал, что дальше сказать своему лучшему другу.

-Ладно, Серега все под контролем. Представь себе, что я  шел к гостям, с этой вестью,  пока ты не соизволил  на меня так посмотреть, что я чуть дуба не дал.

-А, что ты жевал? – чуть ли не в рот смотрел Менделеев Звереву.

-Кусочек ветчины – ответил Гена, но тут же  добавил, что он его весь съел или лучше сказать проглотил.

-Жаль, что ты  съел его в одиночестве и не пожелал, со мной поделиться.

Зверев уже отчитывался,  перед писателем,  и говорил, что кусочек был такой маленький, что никак не мог быть поделен на две, равные части. И еще он божился, что мясная молекула была такой невкусной и несвежей,  так что расстройство ему обеспечено на несколько дней. Такие слова  как будто убедили  Менделеева, и он успокоился. Как только Зверев, пригласил к столу представителей богемы,  золотой налет слетел с нее,  и они начали орудовать бронзовыми вилками как рядовые потребители  творческого продукта. Только за столом мне удалось сосчитать количество гостей и их оказалось ровно тринадцать. Это число навело меня на библейский сюжет и навеяло какую-то тоску. Интересно, кто из нас окажется Иудой? – подумала я. После долгих перестановок  за столом мне удалось посадить рядом Катю и режиссера, так что никто  ничего не понял. Они сидели как раз напротив нас, и кажется, только одни стеснялись притронуться к еде. Что-то неуловимое витало между ними, и я всячески отвлекало внимание от них. Эти двое идеально подходили друг к другу, но  пока были  не в силах обменяться между собой хоть  парой слов. За столом то вспыхивал, то угасал общий разговор, пока языки этого пламени окончательно не разгорелись, чтобы не погаснуть до глубокой ночи. Гена сидел между двумя актрисами и говорил, что он не только знаменитый книгоиздатель, но и сейчас работает вместе с Менделеевым над новым романом. На все вопросы, о чем будет новый роман или как название его, он двусмысленно улыбался и говорил о коммерческой тайне. Но после нескольких рюмок водки он окосел и намекал, что в его кабинете храниться уже готовая рукопись и он готов ее даже показать. Писатель все время возмущался недостойным поведением своего друга, а затем плюнул в его сторону, и перестал вообще  обращать на него  внимание. Сергей ухаживал за мной уже не так элегантно как раньше, потому что  как супруг, он опасался, что его жена растолстеет после одного званного вечера.

 Я уже начала сожалеть, что мы пришли в гости, но один  только взгляд вид на романтическую пару не давал мне отчаяться в этой самодовольной атмосфере человеческого чванства. Минуты шли за минутами, час за часом и уже было около десяти, когда Гена принес большую и тяжелую папку, в которой, по-видимому, и находилась рукопись.

Он раскрыл ее и бережно передал первый листок по кругу. Когда и я удостоилась этой чести, мне посчастливилось прочитать заголовок романа и фамилию единственного автора, который набрался уже,  больше чем следовало.

-Вы думаете легко нам писателям жить на этом несовершенном, белом свете  - говорил  Зверев.  Мы же первые видим все человеческие пороки и страдаем от этой жуткой картины, как никто другой.

Любое наше  произведение состоит из простых слов, скажите вы, а я вам отвечу, попытайтесь достать их из глубины своего сердца и поймете, что для простых смертных это задача будет непосильной. Я днем и ночью  как каторжник черпаю  их для вас и сам не могу испить этот живительный глоток, потому что обречен всевышним, никогда не попробовать плодов своего труда.

-Елена – обратился Менделеев ко мне. Попроси, пожалуйста,  Геннадия закрыть рот по-хорошему, пока я не сделал это по-плохому, потому что мое терпение на исходе.

-Кто это посмеет, закрыть  рот писателю? -  возмущался,  Зверев,  и смотрел на Сергея, как будто видел его первый раз  в жизни.

-Я – смело принял вызов писатель.

-А, кто ты такой и по какому праву вмешиваешься  в разговор настоящих интеллигентов?

-Я к твоему сведению лишь соавтор твоего романа, но могу и выйти из творческого союза.

-Ну, и, пожалуйста. Я сам справлюсь. А, лучше я найду несколько авторов, и они каждый месяц будут писать для меня новую книгу.

-Гена еще несколько слов и  они напишут скорбную эпитафию на твое надгробие. Тебе надо выпить кофе и взбодриться.

Писатель попросил, чтобы принесли крепкий кофе с сахаром для Зверева. Через несколько минут, после того как кофе произвело живительный эффект на книгоиздателя он собрал свою рукопись и  отнес в свой кабинет. Вскоре он вернулся, и  больше за весь вечер не проронил ни слова. К счастью этот разговор никто не слышал, потому что каждый был озабочен, как и прежде лишь  самим  собой.

Но двое, которые сидели напротив открывали каждый для себя новую вселенную, имя которой – человеческая душа. Как я завидовала им и хотела уже тоже, побыстрее приступить к изучению далекой, но уже не чужой мне галактике, потому что на мой  сигнал об одиночестве  мне ответили.  

К концу вечера вновь все внимание  гостей сосредоточилось на знаменитом писателе. Наверное, после   десерта умственные способности  снова вернулись к большинству из присутствующих, и они начали вновь осаждать Менделеева. Моя старая знакомая – актриса погорелого театра вновь  взяла  на себя  играть главную роль в этой застольной пьесе.

-Господин Менделеев то, что вы неохотно отвечаете на  вопросы журналистов  это давно известно. Но мне кажется, что после опубликованного сегодня вашего интервью, вы сняли с себя это табу,  и поэтому нет никакого смысла скрывать что-либо.

-На моей памяти было уже несколько популярных изданий, которые утверждали, что я давал им интервью. Но,  в конце концов, им пришлось делать опровержение и принести вашему покорному слуге извинения. Так что не верьте тому, что я дал какое-то интервью – ответил писатель.

-Но позвольте разве это  не вы говорили, что фантазия и терпение – являются двумя  главными  факторами настоящего писателя. Вы еще привели пример  про чашку на столе, и как следует смотреть на неодушевленный предмет, чтобы он ожил в человеческом воображении.

-Я что такое говорил, но еще раз утверждаю, что никакого интервью не давал.

Я уже давно перестала дышать, потому что поняла, что развязка близка. Я смотрела в глаза главного режиссера театра  и молила, чтобы он унял свою актрису, потому что вся моя жизнь летела под откос. Но он ничего не понял, потому что был занят своей красивой собеседницей, и пропустил начало это разговора, когда еще можно было все поправить. Даже Катя не смотрела на меня, она   находилась под обаянием укротителя, который держал  всегда этих хищниц на тумбе. Ну, же крикни им: « Алле гоп».  Зажги свой огненный обруч и заставь  через него прыгать. Щелкни плетью по помосту, чтобы они вспомнили  о своем страхе перед тобой.

-Жаль – произнесла актриса – потому что мне понравилось высказывание, что только совесть может определить   расстояние  нахождение писателя с властью.

-Мне кажется странным тот факт, – заявил с улыбкой Менделеев – что я  помню эти свои слова, но совершенно забыл, по какому поводу это все говорил.

-Может в другой жизни – попыталась я перевести в шутку.

-Определенно в другой жизни – так ничего и, не заподозрив, рассмеялся писатель.

-А,  я решила, что после вашего интервью обязательно буду ходить на выборы, потому что считаю это своим долгом, который может изменить нашу жизнь к лучшему.

-Вы не слышали,  может, уже давно изобретен предмет, который умеет читать мысли людей? – спросил  Сергей.  У меня складывается такое впечатление, что мне первым посчастливилось  ощутить на себе его проникающее воздействие. Вы не могли бы указать мне название и  номер издания, в котором вы прочитали  мое интервью?

-Охотно – ответила артистка,  которая готова была быть полезной для писателя во всем. Я не только назову, но даже покажу вам этот журнал, который купила только сегодня.

Она мигом вернулась назад с журналом в руках. Артистка даже нашла ему эту статью в этом толстом  издании, и все время стояла за его спиной.

-Я быть может,  и просмотрела эту статью, но название привлекло мое внимание,  и я прочла ее.

-А, как звучит название статьи? – спросила уже я, чтобы отвлечь от себя хоть на время все подозрения.

-«Интервью двух сердец» – ответила читательница моего журнала.

-Странное название - сказала я.

Менделеев долго и внимательно читал это интервью, и было видно,  как он менялся в лице, пока оно не окаменело. Все смотрели на писателя, и   ждали его ответа.

-Вы знаете это действительно мое интервью – через минуту произнес писатель.  По-видимому, ранние стадии склероза перешли уже в другую, неизлечимую форму.  Ну, конечно же  - воскликнул он – как я мог забыть  об этом интервью.  Я дал его еще неделю назад, но не ожидал, что оно так быстро будет опубликовано.

У меня к вам просьба Галина – обратился писатель к актрисе. Не могли бы вы мне подарить этот журнал, а я вам в свою очередь свою книгу.

-С удовольствием. Только с автографом.

-Ну, разумеется. Только книгу я преподнесу  вам завтра, ничего.

-Я буду ждать – пламенно ответила актриса на такое нескромное и выгодное предложение.

Напряжение за столом начало медленно спадать пока не упало до минимума.

Гости начали  медленно расходиться, пока мы не остались в квартире  вчетвером. Менделеев заказал уже такси, и мы ожидали его с минуты на минуту. Гостеприимные хозяева никак не могли понять причину изменения настроения писателя и все время извинялись. В этом особенно преуспел. Зверев.

-Старик, ты извини меня сегодня за момент славы, который я не смог достойно пережить.

 Как вспомню, так до сих пор тошно. Спасибо хоть ты меня остановил, а то бы понесло меня, неизвестно куда и непонятно зачем.

-Вам спасибо за такой теплый прием. Я давно так не отдыхал, тихо и по-домашнему.

-Ну, что вы Сергей такое говорите. Вам спасибо и вашей жене за то, что вы пришли к нам – сказала Катя.

-У меня родился тост – крикнул Зверев,  и вскоре вернулся  с полной  бутылкой и огромной тарелкой закуски. Он разлил в рюмки теплую водку и сказал: Я хочу выпить за вас. Чтобы каждый день вместе вы ощущали как  одно мгновение, а разлуку как вечность.

-Слушай Гена, ты действительно скоро отберешь мой хлеб –заявил нахмуренный и злой писатель.

-Ты же знаешь, что хлеб я не ем, потому что слежу за своей фигурой. Так что будь спокоен.

-Горько – сказала Катя, все еще находясь под впечатлением встречи с режиссером.

Мы наконец-то выпили, и тут же прозвучал звонок, что такси ожидает нас у подъезда.

Менделеев уже стоял в дверях и торопил меня.

-Пока вы не поцелуетесь, я не отпущу вас – настаивал Гена.

-Нас ждет такси – сухо говорил писатель, который еле сдерживался, чтобы не нахамить другу.

-Ничего. Придет еще одно такси.

-Вот это правильно – сказала я. Пока Сергей меня не поцелует, я вообще отсюда никуда не уйду.

-Вот это  по нашему – поддержал меня Гена, и я все больше прониклась  к нему.

-А, и вправду оставайтесь у нас – предложила Катя. Я вам постелю в  спальне.

-Но прежде чем лечь в мою спальню, вам придется еще посидеть со мной за столом. Ну, хотя бы для приличия, а потом можете ломать ее целую ночь – предложил Зверев.

-Ты бы хоть постеснялся женщин  – начал делать из себя Менделеев мужчину – недотрогу.

Повторный звонок привел писателя в действие, и он сухо и быстро меня поцеловал. Но Звереву такой супружеский поцелуй не понравился и он попросил повторить попытку. Но второе усилие не увенчалось успехом, и писатель заслужил за свое актерское, пустое позерство, прозвище – „коновал». Книгоиздатель хотел,  уже было сам показать, как это делается, но Менделеев на ходу бросил мне, что ждет меня в машине.  Как только писатель исчез, семья Зверевых начала давать мне бесчисленные советы как вести себя в ситуации, когда гений сегодняшней литературы не в духе. Я наигранно рассмеялась и попыталась рассеять все их страхи.

-Ты главное не обращай на него внимание, когда  он   злиться,  ему  не надо перечить  - проводил со мной инструктаж друг, которому часто перепадало от писателя.

-Ты сделай ему чай из ромашки – вносила свою лепту прошедшее через многое женщина.

Этот горячий напиток  успокаивает мужчину, и он мгновенно засыпает.

-Мгновенно не надо, а то я ничего не почувствую – шутила я из последних сил.

-И то верно. Пусть мужчины стараются, а не мы – весело сказала Зайчикова.

Я поблагодарила своих друзей и расцеловала их перед уходом.  Зверев трижды перекрестил меня,  и отпустил с богом. Я спустилась на лифте на первый этаж и вышла во двор, где ждала меня машина. Менделеев  уже сидел на переднем пассажирском сидении и в нетерпении произнес водителю: «Трогай».

Мы быстро проехали по ночному городу и уже остановились возле дома. Я вышла   из машины первой  и прошла к подъезду как услышала, как хлопнула еще одна дверь в такси. Менделеев догнал меня и зашел в лифт. Он ничего не говорил, и даже не смотрел мне в глаза.

После того как мы зашли в квартиру и  сняли обувь,  Менделеев сказал:

-Ну, что ж  настала пора действительно познакомиться  с вами поближе, госпожа журналист – сказал знаменитый писатель.

-Ты прав. Разреши представиться. Я Елена Белая – профессиональный журналист.

-Надо же какая фамилия у вас: чистая и беспорочная, а  главное так подходяшяя  вам.

-Менделеев прекратите мне выкать – сказала я и начала раздеваться.

-А, что уважительная форма общения  в журналистской среде  уже не приветствуется? Странно такое слышать из уст профессионала. Как раз с этой формы вы и начинаете любое интервью, чтобы затем  незаметно перейти к дружескому общению, а именно к панибратству. Ведь так легче и проще выставить интервируемого  дураком.

-Я никогда не предполагала таких взаимоотношений между журналистом и человеком.

Я всегда держу дистанцию, потому что так честнее и проще писать.

-Значит именно для меня,  ты отступила от своего правила, потому что поняла, что прямолинейное, поверхностное знакомство с писателем Менделеевым не приведет к желаемому результату. Ты заранее все обдумала и рассчитала  свой каждый шаг.

-Я не могла  себе и в самом страшном сне предположить, что Волков станет Менделеевым, поэтому и решила взять интервью у писателя, о котором вообще раньше ничего не слышала.

-Допустим, я верю вам, что вы ничего не слышала о писателе, но когда мы встретились, вы могли рассказать мне  о своем журналистском задании.

-Я не могла рисковать. Я не хотела зависеть от твоего настроения, потому что наверняка знала твой отрицательное отношение к интервью.

-Так значит,  ради интервью вы и встречалась со мной на протяжении этих дней.

-Поначалу да, а затем мне уже самой стало интересно общаться с тобой.

-Сколько же у вас лиц – лживая Елена. Ради одного интервью с плохим автором вы надевали на себя ехидную  маску и все время улыбались, чтобы стать еще  на один сантиметр ближе к цели. Браво. Любые средства для достижения одной благородной цели. И эта цель не журналистский гонорар, а вернее сказать не только он, здесь на карту было положено значительно больше. Просто одному человеку захотелось унизить другого, путем печатного слова через средства массовой информации. Тут надо было влезть в душу, чтобы в поисках  тайны, найти, а лучше подбросить компромат и первым его обнаружить, потому что статья уже давно написана, осталось только подставить нужное число, убойный заголовок и все сделано. Теперь этому человеку до ссудного дня не отмыться и душе не найти покоя.

Тебе даже профессиональная актерская школа не нужна, потому что  ты лучший лицедей, которого я знал до сих пор.

-Если тебе будет проще, то я готова попросить прощение у тебя, за все что было.

-С каких пор победители просят прощение  у побежденных – сказал  с улыбкой Менделеев, и мне стало страшно.

-О чем ты говоришь? – спросила я.

-О нашем споре,  который  я заключил с массажисткой. Писатель, который будоражит умы людей, и массажист, который тела читателей приводит в тонус. Пора подвести итог.

 И он, к моему сожалению, а может быть и  к счастью, совсем не утешителен для меня.

Ты победила. Даже, нет, ты полностью разгромила меня. Я повержен и уничтожен.

Я обращен в пыль. Ну, почему ты не торжествуешь победу. Сейчас самое время и не надо стесняться,  ведь к этому ты  так долго шла.

-Я не хотела это спора. Только твое мужское самолюбие  привело к тому, что  я заключила его.

-А, почему ты ничего не говоришь о женском коварстве. Это такой принцип сегодняшней амазонки: если хочешь быть ближе к своему врагу, то его надо только обнять, чтобы он оказался в твоей власти,  только и всего.

-Ты для меня никогда врагом не был.

-И тут я с тобой соглашусь. Я для тебя  всего лишь подопытный кролик, который живет

от прихоти своего исследователя, потому что от него зависит какую норму  сегодня применить: обычную или смертельную.

Если бы Менделеев кричал, топал ногами, рвал на себе волосы, или   занимался бы своим любимым занятием, а именно бил бы посуду, то все было бы для меня не так безнадежно и  тяжело. Ведь все  то,  что он говорил, было горькой  правдой, которую осознавала и я, но писатель не верил в раскаяние после совершенного факта измены, потому что предательство для него было худшим пороком в человеке.

-Ты что так и  не разденешься? – спросила я писателя, который за это время даже не присел.

-Нет, спасибо.

-Тогда можешь, ты  присядешь?

-Я лучше постою, потому что мне так удобнее давать тебе интервью…

-Так проще держать   журналиста на расстояние?! – пришла я на помощь писателю, который немного замешкался в своей обличительной речи против меня.

-Да.

-Но это совершенно лишнее, потому что мне нужно от тебя  интервью – тихо сказала я.

-Потому что оно уже написано? – спросил Менделеев.

-Потому что не хочу - ответила я.

-А, как же мое желание.  Ведь я не на все твои вопросы успел ответить, а  я привык доводить любое дело до конца.

-До трагического конца?

-Нет, пока только  до финала. И так ты спрашивала, как начинает свой рабочий день знаменитый писатель. Ты утверждала, что я пою себе дифирамбы и славлю свое имя. Все почти так. Но только ты поставила другой знак в этой цепи: надо было плюс поменять на минус. И все.

-Я не понимаю тебя.

-Настал тот час откровений, который могут позволить себе люди, которые больше не увидят друг друга, поэтому можно поведать о себе многое или почти все. Так что наберись терпения и слушай. Я проклинаю каждое утро, потому что оно мне несет еще один день одиночества.  Для меня наступают новые бесконечно долгие, безразмерные  сутки. Этот вечный круг, в который я по глупости вошел и из которого нельзя больше выйти. Только ты не подумай, что я жалуюсь, просто  я пересказываю то, что со мной происходит на самом деле.  Я понимаю, что для твоих читателей это может,  будет неинтересно, но на редакторском совете вы вместе решите судьбу моего монолога. И так, утро писателя в самом разгаре, казалось,  сядь за стол и пиши, но так просто, увы, не бывает, потому что  в  первые полчаса я не могу взять в руки даже ручку.

-Почему? – удивленно спросила я.

-Почему? А, ты уверена, что хочешь услышать правдивый ответ на свой вопрос.

-Серей, расскажи, пожалуйста – попросила я и увидела безумные, загнанные глаза писателя.

-Потому что у меня дрожат руки.  Меня бьет лихорадка так, что зуб на зуб не попадает. Но это не физическая боль, это вечный страх перед своим проклятым трудом, что вчера я написал свою последнюю строчку.  Меня охватывает такой ужас и я спрашиваю себя, что мне дальше делать и не нахожу ответа.  

-Но с твоей известностью и деньгами можно ничего не делать.

-А, тогда зачем жить, если ничего не делать? И я устал повторять, что слава и деньги преходящи на земле. Отберите у меня все это и я готов смириться, лишь бы  не  чувствовать тот звериный страх, что сегодня пришел твой конец и пора ставить заключительную точку.

-Так ты хочешь писать или нет?

-Лишь когда мои пальцы начинают привычно бить по клавишам  клавиатуры, и слышу этот стук,  мне становится легче. Значит, еще не сегодня со мной это все случится и у меня есть время успеть, что-то важное сказать людям. Только к глубокой ночи я начинаю успокаиваться, потому что эти сутки не прожиты даром и все  было в моей жизни не  напрасно. Вскоре я забываюсь во сне, чтобы снова проснуться утром и повторить этот замкнутый для меня круг.

Впервые за все это время я шелохнулась, чтобы подойти к  писателю,  но он неправильно растолковал мое действие.

-Еще одну минутку внимания. Я хочу до конца быть откровенным с тобой. Так вот, когда я тебя увидел, мне показалось на миг, что этот круг разомкнулся. И можно писать и любить одновременно, потому что эта единственная форма жизни, которой достоин каждый человек на земле, и даже я, простой и никудышный автор. Но я ошибся.

-Ты не ошибся Менделеев, потому что я тоже тебя люблю.

Я вскочила с места и обняла писателя, но остался холоден ко мне и безразличен. Я пыталась оживить его своим поцелуем, растопить лед в его сердце, но оно больше никому не верило.

-Скажи Елена, а почему в твоем интервью не было не  сказано о писателе ни слова, как он вел себя в постели? Или в самый ответственный момент твой диктофон просто сел или ты постеснялась всем показать голого Менделеева?

От негодования и злости к писателю я влепила ему хлесткую пощечину, так что он даже пошатнулся. Автор только улыбнулся и сказал: »Вот это и есть достойный финал для  нашего интервью двух  сердец».

Менделеев попрощался со мной и тут же  ушел. Навсегда.

Я  все еще стояла в комнате,  пока мое внимание  не привлекло все многообразие писательской фантазии, которое смотрело на меня  со всех сторон, где по-прежнему   стояли, висели, лежали, прыгали поделки  писателя и смотрели на меня. От их взгляда я  начала громить это бумажное  королевство, как когда-то уничтожила их короля. Я сорвала несколько гирлянд, которые висели в комнате. Затем очередь дошла до всех летающих,   и водоплавающих созданий.  Я разрывала  их  беззащитные тела на мелкие кусочки  и бросала в воздух как  праздничный салют. Я безжалостно  топтала    маленькие  кораблики, которые были рассеяны по всей комнате,  и прессовала их в горизонтальную форму. Никто не спасся от моей ярости, но никто и не искал спасения. Эти творения были также горды, как и их создатель. Они смотрели на меня,  как будто благословляли, но не прощали.

 

                                                         

                                                                       7

Слава богу, что сегодня был рабочий день, а не выходной, потому что  мне было бы невыносимо оставаться дома одной.  Эти стены  хранили на себе  тень Менделеева, а воздух  был пропитан его запахом. Я еще слышала его слова, и они по-прежнему убивали наповал.  Ранним утром я выскочила из квартиры и сев за рулем помчалась в редакцию. Но в нашем общем кабинете еще никого не было, и я  была этому даже рада.

Я села в свое кресло и включила компьютер. Я играла в  какую-то игру и все время думала, что делать и как жить дальше. В этой настольной игре я все время выигрывала, а вот в жизни кажется, проиграла. Но мне было не привыкать снова, становиться на ноги, потому что я не любила, чтобы меня видели слабой. У меня уже было одно решение, которое пришло ко мне еще вчера ночью, но я еще не до конца была уверена, что решусь на него. Я заварила себе крепкий кофе, и смотрела через большие, запыленные окна редакции на просыпающийся мир, который ничего не знал о том, что вчера произошло со мной.

-А, почему этот мир что-то должен знать обо мне? – спросила я себя. Я маленький атом в этом безбрежном космосе. Мое исчезновение останется для всех незамеченным: был человек,  и нет его. И ничего не изменится и все будет как прежде.

-Не правда – сказало мне слабое отражение в окне Елены Константиновны. Мир станет беднее еще на одного человека.

-Ты говоришь как Менделеев, который требовал уважение и любви к Волкову, потому что он - ЧЕЛОВЕК. Но так  рассуждать может только знаменитый писатель, потому что он избалован любовью своих читателей.

-Зачем ты ищешь недостатки в этом человеке? – спросила меня отражение.

-А, разве это не понятно.  Вы такая мудрая  женщина и не знаете  такой простой ответ на этот вопрос. Я ищу в нем недостатки, чтобы забыть его. Но не нахожу их.  

-Так ты действительно его любишь?

-Неужели это не видно.

-Но  за свою любовь надо бороться и  нельзя никогда отчаиваться.

-Кто бы это говорил – перевела я стрелки на свою собеседницу. Вы всю жизнь ждете и еще ни разу никого сами не искали.

-Это правда. Может поэтому,  я еще никого не предала.

От последнего слова я вздрогнула, и мираж растаял без следа.

-Все-таки надо сказать редактору, чтобы помыли окна в здании, потому что даже свет не проникает сюда - снова подумала я. Интересно сколько поцелуев запросил бы писатель за такой объем работы. Никак не меньше чем сто тысяч поцелуев, потому что любил и умел целоваться.

Наконец-то  появилась в кабинете  еще одна живая душа, и я могла общаться с ней напрямую.

-Доброе утро – сказал  сразу повеселевший  Саша, как только меня увидел.

-Доброе утро – ответила я на радостное приветствие.

-А, я сегодня как чувствовал, что вы, Елена Константиновна придете пораньше, поэтому встал ни свет, ни заря. Я прямо вбежал в редакцию, как только увидел вашу машину.

-Неужели с нее  сняли номера за неправильную парковку?

-Нет, что вы. Просто я всегда ищу вашу машину. Она для меня как маяк, который указывает ваше местонахождение.

-Что ты такой наблюдательный для журналиста это очень хорошо. Мне понравилась твоя нестандартная ассоциация по поводу моей машины. Если мой автомобиль маяк, то я тогда корабль, по-твоему, так что ли?

-Вы бригантина с белыми парусами.

-Я старая посудина, которую давно надо списать и пустить на металлолом.

-Не говорите так, потому вы себе цены не знаете.

-Свою цену я знаю. Она кстати не такая и большая.  Ты что-то слышал про тридцать серебряников.

- За эту цену Иуда Искариот предал Иисуса Христа. Но какое к вам имеет отношение этот библейский сюжет?

-Самое прямое.  Я тоже предала одного человека.

-Если вы о вашей статье, о Менделееве, то могу вас обрадовать. Только слепой не мог  бы догадаться, что писал ее человек, который влюблен в писателя.

-О чем ты говоришь? – никак я не могла понять смысл Сашиных слов.

-Это даже не интервью, это признание,  сага   о любви. Вы   лучший журналист современности.

-У тебя случайно нет нового выпуска журнала с собой? - спросила я своего коллегу.

-Зачем?

-Мне кажется, что мы говорим  с тобой о двух разных статьях – с сомнением  пробормотала  я. Здесь что-то не то. В моей статье не могло быть ничего о любви, тем более к писателю.

-Но я сам читал ее вчера и под интервью стоит ваше имя.

-У тебя есть журнал с собой?

-Нет, но в Интернете, на нашей странице вы легко можете  перечитать свою статью.

Я вошла в Интернет и через несколько секунд нашла свой предмет поиска.  Мои глаза быстро сбегали  по ступеням строк каждой страницы и никак не могли  остановиться. В нескольких местах я  даже упала, но каждый раз поднималась, чтобы  пройти все эти марши до конца. Казалось, что все   материалы сохранены в интервью и слова стоят на своих местах, но все это было не то, что я позавчера  вечером передала Михаилу Гершевичу. К холсту талантливого ученика притронулась кисть гения и  безжизненная картина ожила. Печальный сюжет человеческого предательства, который был запечатлен на ней, был оплачен  и прощен великой силой  жертвы любви: и измена стало глубокой верой, а жестокость обратилось в  нежную ласку.

Я снова перечитала статью, но теперь уже медленно, смакуя каждое слово, слыша свое и чужое дыхание человека, у которого брала интервью. Наши сердца бились в унисон,словно поклявшись умереть в один и тот же миг.

-Наверное, это все-таки какая-то ошибка или я сошла с ума -  пронеслось у меня в голове, и я сбросила с флэшки на экран компьютера проект своей старой статьи.  Через минуту я уничтожила ее и согласилась с тем, что я самый бездарный журналист всех времен и народов.

-Ну, теперь вы убедились в правоте моих слов?

-Да – согласилась  я  с Александром. Но все дело в том, что это не моя статья.

-Как не ваша?

-Так, не моя. В моей статье не было   таких умозаключений о всепобеждающей силе любви.

-Но этого не может быть, потому что только вы встречались с писателем.  Ни у кого другого просто физически не было такой возможности, чтобы вызвать Менделеева на откровенность.

Вы шутите со мной  Елена? -  впервые обратился ко мне юноша  по имени, но без  отчества.

-Нисколько.

-Так значит все, что там написано про вас и писателя не правда? – вскричал мой юный воздыхатель.

-Мы расстались с Менделеевым – сказала я, не желая рассказывать подробности нашего короткого и бурного романа. Да, и что я могла  поведать кроме горечи расставания.

-Так вы сдержали свое слово, что после интервью перестанете встречаться  с ним.

-Это он не захотел меня больше видеть - честно призналась я.

-Но неужели писатель сам написал  о себе  интервью? – спросил Саша, как будто пропустил мимо ушей мое признание.

-Нет. Менделеев бы  никогда бы этого не сделал. Он слишком горд, чтобы всем рассказать о своих чувствах.

-Но кто же тогда? – недоумевал журналист и требовал незамедлительного ответа.

-Наш главный редактор – с уважением сказала я.

-Старик?!

Мне не нравилось это  прозвище  Михаила Гершевича  в редакции, потому что оно не соответствовала  реальности.  Это все Николаев, именно с его легкой руки, все за глаза так называли главного редактора.

-Представь себе. Вот кто действительно написал это интервью. Так что нам есть, у кого учиться и на кого равняться.

-А, я думал, что он вообще разучился профессионально  работать. Он же только подгоняет нас. Не главный редактор, а какой-то администратор.

-Просто с нашим братом нельзя иначе. Ему дай волю, так он статью и за год не напишет.

Его все время надо держать в узде. Ты не согласен?

-Может быть – с улыбкой ответил Саша.

-Тебе сделать кофе?

-Я бы охотно выпил чашечку кофе, приготовленную вашими руками, но буду ждать, пока это сделает  сам Николаев.

-Почему? Ты что мне уже не доверяешь.

-Ну, вот  я  так и думал, что вы забыли  о пари, что проигравший готовит кофе и убирает наш кабинет в течение целого месяца!

-Действительно забыла – впервые улыбнулась я. Пора потребовать с Николаева должок. Как ты думаешь, он сегодня выйдет на работу?

-Я вчера ему специально позвонил, чтобы узнать о состоянии  его здоровья.  Никаких симптомов неизлечимой болезни я не услышал в телефонную трубку. Так что он должен появиться    по моим расчетам с минуты на минуту.

-Когда ты видел, чтобы Николаев приходил вовремя на работу! Он всегда найдет тысячи причин и одну отговорку, но никогда  честно не признается,  что просто  проспал.

-Неужели  для сна ему не хватает целой ночи?

-По-видимому, он трудится ночью, а спит на работе. У него такой тяжелый график.

С промежутком в одну минуту в кабинет вошел сначала Вячеслав Андреевич и только после него Олег. Эти двое  прямо с порога приступили меня хвалить и расточать  незаслуженные комплименты. Я устала отрицать свое  отношение к этому интервью,  и, в конце концов, приняла незаслуженную славу как должное. И так, все свидетели нашего профессионального пари были уже на месте, а вот проигравшая сторона  трусливо отсутствовала.  Наблюдательный совет, в котором были одни мужчины уже начал нервничать. Олег уже полчаса  звонил по телефону  на номер Николаева, хранил гордое  молчание.

Только в одиннадцатом часу появился Николаев  с большим целлофановым пакетом и начал тараторить: «Знаю, знаю, все уже знаю».

-Ты где пропадал? – ревел как вегетарианский  лев, красавец Олег.

-Я понимаю, что всем  уже не терпится увидеть меня с тряпкой в руках, но все дело в том, что хозяйственные магазины работают  с десяти часов утра, только поэтому я и задержался. Как вещественное доказательство  в  честности своих слов он вытащил из авоськи несколько флаконов моющих средств,  и целую упаковку губок и  резиновые перчатки. К этому богатству Олег уже давно приготовил швабру и полное ведро воды, которое демонстративно выставил в самом центре кабинета.

-Приятно когда мужчина держит свое слово: честно и грозно –  вспомнила я почему- то уложение  Петра Великого о государственных служащих.

-А, я  вчера получил настоящее удовольствие от твоего интервью, хотя не по всем вопросам с тобой согласен – сказал Николаев.

-Что-то  ты много говоришь Николаев – подал свой голос Вячеслав Андреевич и добавил, - а дело стоит.

 У Олега от пыли даже судорога схватила, еще немного и он задохнется.  Ты только посмотри на его нездоровый вид.

Ведущий  сенсационным отделом, он же новоявленный астматик,  тут же потушил сигарету, сделал глубокий вдох, и поперхнулся. Он начал   выплевывать несуществующую  пыль изо рта, как путник, который был, застигнут песчаной бурей  в пустыне. Олег задыхался и корчился  одновременно,  и напугал  этими  ужасными муками всех, кроме Николаева, который медленно надевал резиновые перчатки, понимая,  как опытный врач, что ничем помочь этому больному уже не сможет, поэтому  и не  торопился с оказанием  медицинских услуг.

В кабинете воцарилась оживленная обстановка и зрители заняли свои места.

Свою трудовую, проспоренную повинность Николаев начал с того, что вытер мой стол и смахнул пыль с монитора компьютера. Он справился с этой задачей  и заслужил от меня заслуженную похвалу. Но по закону подлости, одновременно со всех сторон мужчины запросили у профессионального журналиста исполнения  уже другой, жизненно-необходимой услуги. Члены наблюдательного совета по исполнению наказания   потребовали каждый для себя по чашечке  крепкого, а главное, горячего кофе. Николаев нехотя снял перчатки и приступил обслуживать своих коллег, которые совсем  не стеснялись в выражениях.

-Эх, официант – крикнул Олег. Ну, сколько можно ждать  свой заказ.

-Подождешь – пробурчал Николаев.

-Пока праву вы хамите мне. Я могу пожаловаться вашему шефу, и вы слетите с работы в один момент.

-Я не могу обслуживать всех одновременно –  уже  отчитывался официант перед своим клиентом. У меня не две пары рук.

-Как обсчитывать или с ножом  у горла требовать свои кровно заработанные чаевые, то вы первые, а как культурно обслужить, то, видите ли, уже не хватает двух рук.

-И не говорите – поддержал Олега,  Вячеслав Андреевич. Официант сначала нагрубит, потом опрокинет на тебя горячий заказ, да еще потребует оплатить его. Это просто безобразие.

-Я предлагаю сразу потребовать жалобную книгу? – предложил уже свое решение  Александр.

-Прекратите издеваться над работником сферы услуг – отчитала я взорвавшихся клиентов.

Тем более что этот официант такой милый.

-Может он и милый, в твоем понимании Елена, но ногами он волочит  как-то слабо. Надо все делать быстро и не  забывать об  улыбке – неистовствовал Олег.

-Моя улыбка в прейскурант  не  входит,  огрызался  ответственный за светскую хронику.

-Прекратите пререкаться молодой человек – воскликнул Вячеслав Андреевич. Вы лучше исполняйте, что вам старшие говорят.

-Ну, и молодежь пошла – ввязался  в спор двух старейшин нашего отдела Александр. В мое вот время  официанты были воспитаны и хорошо образованны. У каждого было  высшее,  законченное образование с красным дипломом,  между прочим.

-У меня тоже высшее –  с вызовом ответил официант.

-И, конечно же,  законченное на платном отделении – подытожил все вышесказанное  Олег.

-Я учился в те времена, когда обучение было еще бесплатным.

-Значит за вас, молодой человек,  платило  государство, которое обучало вас 5 лет и после этого пошли в официанты – добивал Вячеслав Андреевич. За длинным рублем погнались? Как вам не стыдно. Вот из-за таких как вы, мы не построили светлое общество.

Николаев больше не вступал  в споры со своим клиентами, а просто разносил  заказы по  столикам,  не говоря ни слова. Последняя чашка с кофе предназначалась для Олега, который решил принять ее из рук самого официанта, вальяжно сидя за столом.

Но из-за того, что Николаев в этом деле был слишком  неопытен или Олег понадеялся на свою ловкость, только  случилось непоправимое. Чашка с горячим  напитком упала на стол и опрокинулась на  много критикующего журналиста.

-Ты что  обалдел – закричал Олег. Ты же запросто меня  мог обварить.

-Ой, простите, все случилось нечайно –  запричитал официант  и начал запросто удалять пятна кофе со стола прямо на штаны Олега.

-Ты испортил мне белые брюки – заорал  журналист. Как я теперь попаду домой.

-Как обычно через дверь.

-Послушай Николаев, ты что-то слышал про Бостонское чаепитие.

-Это когда  США объявили о своей независимости.

-Так вот после него началась кровопролитная война  с Англией. Так же боюсь, что после кофейного чаепития произойдет у нас с тобой, тоже самое.

-Я не против выяснить с тобой отношения. Как скажешь.

-Эй, петухи вы, что с ума  сошли – призвала  я к рассудку две противоборствующие стороны.  Тебе Николаев надо попросить прощение у Олега, за то, что привел его  в такое состояние ужаса и оплатить услуги химчистки.

-Пусть сделает мне  лучше кофе и отвезет меня домой и хватит с него – пошел на мировую Олег.

Официант принес через несколько минут обещанный  горячий  кофе с ложечкой и пожелал своему клиенту: «Приятного аппетита».

Вскоре Николаев  уже стал вымывать пол, и делал это,  так как молодые девочки  рекламируют автомобиль и покрывают его большим слоем густой пены. Я всегда носила туфли на высоком каблуке, но даже они не спали бы меня, если бы я решила пересечь эту белую, заснеженную равнину. Но Вячеслав Андреевич решил  проверить проходимость своей  обуви на плоской подошве и, конечно же,  поскользнулся. Он с грохотом упал на пол  и  начал поносить полотера  на всех мыслимых языках. Журналист международного отдела владел как будто лишь  тремя языками, а сейчас ругался на шестнадцати. Странно, но видно язык проклятий – это по  видимому был тот язык эсперанто, который понимали все.  Он совсем  не нуждался в переводе.

-Кто-то подаст мне руку? – возмущался  Вячеслав Андреевич, не в силах сам подняться с этого пенного катка.

Только Саша как  фигурист сделал несколько пируэтов  в воздухе, но удержался и вызволил из беды  своего пожилого коллегу.

Только через пятнадцать минут мыльная  пена села и вскоре растворилась без следа. Пол наконец-то высох, и можно уже  было без риска для жизни дефилировать на нем как на  профессиональном подиуме.

-Ну, что ж первый день я отработал на отлично – сказал с  ехидной улыбкой Николаев и взялся правой рукой за ведро, чтобы вылить в туалет грязную воду.

-Да, лучше просто не бывает – как-то не на все сто  процентов согласился с ним Вячеслав Андреевич.

-Я завтра  надену  обувь с шипами –  произнес Саша.

-А, я чтобы еще раз взять кофе из рук Николаева приобрету не пронимаемый маскхалат.

Когда Николаев  проходил с полным ведром возле Олега,  тот бросил в спину заслуженного полотера одно, но такое обидное слово: «Техничка». Другой бы на месте промолчал и пошел бы дальше, но только не он – гордый как все настоящие  мужчины - Николаев. Он тут же   быстро вернулся, высоко поднял ведро над головой  Олега  и  вылил на него все содержимое,  до последней капли.

Все случилось так быстро, что никто не мог помешать этому вопиющему  факту хулиганства.

-Завтра тебе надо будет еще и зонтик захватить –  с видом настоящего знатока – гидролога  произнес  Николаев.

Я еще  не видела Олега в таком состоянии, потому что он схватил Николаева за грудки и повалил на мокрый пол. Саша и Вячеслав Андреевич   бросились их разминать, но тоже попадали  на пол, в это человеческое месиво, которое и образовало одну грязно – ругающуюся массу.

-Прекратите – закричала я. Вы что последний день мой работы хотите испортить?!

-Как? – разом спросила мужская масса.

-Я ухожу с работы, поэтому прошу вас вести себя достойно. Я  не хочу вас запомнить такими, потому что  настоящие вы другие – поведала я в открытую свое решение, которое обдумывала вчера ночью и сегодня утром.

-Ну, подумаешь, повздорили – сказал Николаев. С кем не бывает. Но зачем же из-за  этого уходить с работы?

-А, теперь  мне и в химчистку идти не надо. Это же я по дружески попросил Николаева, чтобы он вывел поскорее   кофейные пятна с белых брюк – произнес, как ни в чем не бывало Олег.

-Поэтому он и окатил тебя грязной водой – не унималась я.

-Какая же она грязная, она мыльная, а кофейные пятна только так  и  можно отмыть – говорил  мокрый как дождь, Олег.

-Главное чтобы  время  упущено не было, а то если пропустишь срок, то они войдут глубоко в ткань, и тогда пиши, пропало – вторил уже Николаев.

-Да, я хоть  сегодня куплю Олегу новые  штаны – сказал Вячеслав Андреевич.

-Спасибо, конечно вам Вячеслав Андреевич, но себе штаны я куплю и сам  - отклонил такое заманчивое предложение Олег.

-Да, не стесняйся ты. Ты что подарок от меня принять не можешь.

-Я как-то не привык получать такие подарки от мужчин, но если Елена передумает в своем решении, то так тому и быть. Я даже бритвенный набор готов получить в подарок.

-Мое решение окончательно – твердо заявила я.

-Елена Константиновна по моему вы все близко приняли к сердцу. Хотите, я сам вместо Николаева  буду убирать кабинет, только бы вы остались – начал блеять  юный агнец.

-Он будет – забурчал Николаев, а  я что буду делать. Я все-таки журналист, у которого стаж больше, чем у тебя. Ты же не сможешь так протереть пол как я. И кофе, лучше меня никто не приготовит.

-Но тогда я вам  хоть помогу – не унимался Саша.

-Я и сам справлюсь.

-Я хочу, чтобы вы помирились – сказала я.

-А, никто и не ругался – воскликнул Николаев. Ведь ты же не обиделся на меня Олег, правда.

-Да, о чем ты родной говоришь. Я хоть всю жизнь готов принимать такой душ, лишь бы  ты – Елена осталась с нами.

Мужчины тут же  начали брататься и объясняться друг другу в любви. Олег и Николаев образовали сладкую парочку и ходили за ручку, как будто водили хоровод.

-Если бы ты только знал Олежек, как я тебя люблю. Я же без  мысли о тебе уснуть не могу. Меня мучает бессонница, а когда приходит сон, то снятся одни ужасы.

-Ну, разве может  сравниться моя любовь к тебе, с твоей.  Мое сердце стучит только благодаря тому великому чувству, которое я  испытываю каждый миг. Ты стал для меня воздухом  Николаев, смыслом всей  моей жизни.

-Прекратите паясничать – нервно сказала я.

-Ты что не веришь нам – воскликнули влюбленных. Сейчас мы докажем тебе это.

-Почему вы говорите одним голосом? – спросила я.

-Потому что мы единое целое.

-Я всегда слышала о раздвоение личности, но чтобы два совершенно разных человека сошлись в одном, это уже слишком.

Вторая пара, увидев, что я оказываю знаки внимания первой, решила тоже отличиться и дружить по настоящему, с нежными поцелуями и объятьями.

-Вы, почему целуетесь? – обратилась я  к  Саше и Вячеславу Андреевичу.

-Мы любим, друг друга – произнес Саша, и мне стало  не по себе.

-Разве так целуются! – сказала первая пара и поцеловалась так,  как в лучшие годы это делали Брежнев и Хонекер.

-Может в воде, был какой-то вирус?  - спросила я. Вы, наверное, заразились друг от друга воздушно-капельным путем. Только не целуйтесь, пожалуйста, потому что такая болезнь неизлечима. Мужчина раз поцеловавший мужчину, навсегда теряет интерес к женщине. Что я скажу вам женам, любимым? -  чуть не плача, пыталась я образумить мужчин и поставить на истинный путь.

-Только одно – снова в один голос заговорил уже  квартет журналистов.

-Что именно? – спросила я.

-Что ты остаешься с нами.

-Никогда.

-Ах, так – заявили мне две пары и начали целоваться так, чтобы перещеголять одну другую.

Когда в  наш кабинет вошел Михаил Гершевич он сначала не поверил  своим глазам и извинился за то, что не туда попал. Он вышел в общий коридор и трижды постучался, но ответа так и непоследовало. Тогда он вошел, чтобы застыть на месте как античная   мраморная скульптура, по которой пошли трещины, и она начала разрушаться  на глазах.

-Мы что уже первый сексуальный журнал? – спросил он у меня, потому что все другие по-прежнему целовались.

-Я уже не знаю. Может мы действительно перепрофилировались.

-Тогда почему я узнаю это последним.

-Я не хотела вами рисковать, потому что этот вирус переносится одним мужчиной на другого – сказала я.

-Ты что бредишь  Елена? – спросил меня главный редактор.

-Может быть. Тогда ущипните меня, чтобы пропал этот страшный мираж.

Главный редактор ущипнул меня, но я даже не вскрикнула, потому что моя боль – это были четверо мужчин, которые все еще молчали, не в силах выговорить ни слова, потому что целовались и  не в силах были оторваться друг от друга.

-Мне кажется, что этот факт нам надо оставить в глубокой тайне – произнес  главный редактор. Нам не нужны  нелепые слухи о том, что журналисты любят только  самих себя.  Ведь это не соответствует действительности, даже если смотришь на это безобразие  собственными глазами.

-Я буду, нема как могила – заверила я Михаила Гершевича. Даже под пыткой я никому об этом не расскажу.

-Вот и отлично. А, я пойду и немного проветрюсь. А, то не ровен час.

-Типун вам на язык. Вы хоть держитесь. Ведь  Нина Федоровна  этого не перенесет.

-А, может, стоит ей изменить, как ты думаешь?

-Это не тот случай.

-Мне так надоела ее привязанность к твоему писателю, что я готов это сделать прямо сейчас.

-Вы что тоже будете целоваться? Но свободных мужчин больше нет.

-А, ты?

-Но я же женщина.

-Это и хорошо.

-Вы серьезно?

-Да, шучу я  так на нервной почве,  разве ты не понимаешь. Хотя мне было бы лучше умереть, чем видеть такое в родной реакции. Слушай, а может,  они книги Менделеева перечитали?

-У знаменитого  автора и быть не могло, что-либо подобного – резко заявила я.

-Тогда что здесь, черт побери, произошло, должно же быть этому какое-то разумное объяснение.

-Я просто сказала, что ухожу из нашей редакции.

Михаил Гершевич  вылупил на меня свои глаза и не моргал целую минуту и лишь, затем сказал: «Теперь мне понятно кто  привел штат моих журналистов в  такое бессознательное и бессовестное состояние».

-Я вас не понимаю.

-Так – воскликнул Михаил Гершевич. Через пятнадцать минут я всех жду у себя и чтобы были все, без исключений.

-А, зачем? – задала я самый глупый вопрос в своей профессиональной карьере, потому что напрочь забыла, что по понедельникам ровно в полдень главный редактор устраивал планетарную разборку для всего подчиненного персонала.

Эти слова, а главное тон главного редактора  произвели магическое действие на мужчин, которые отошли друг от друга, правда на небольшое состояние. Особенно в этом процессе отличилась первая, сладкая парочка. Николаев по-прежнему смотрел на Олега с любовью и тот платил ему такой же сердечной привязанностью.  

-У нас по плану сегодня планерка – скрипя зубами, сказал Михаил Гершевич. Я как дурак просидел в своем кабинете 10 минут,  тщетно ожидая свою элиту. Но лучше  мне было оставаться на своем месте. Главный редактор стоял уже в дверях, когда произнес: „Да, и еще Елена, пожалуйста, не давай этим мужчинам  свою  помаду, потому что у настоящего журналиста всегда должна быть  свояпод рукой. Прости меня Господи за скверну мою».

Как только шеф покинул наш кабинет,  я решила отпоить  чаем своих коллег. Я заварила ромашковый чай и по ложечке стала вливать каждому больному этот эликсир умиротворения.

Николаев с Олегом и тут успели поссориться, потому что каждый утверждал, что в ложке своего соперника  живительных капель было больше. Но постепенно мужчины пришли в себя и уже сидели тихо на планерке как всегда. Журналистские головы поникли вниз как цветочные бутоны, пряча свои стыдливый взгляд  от обжигающего  солнца.

Главный редактор начал планерку не  так как  обычно с   каждого по отдельности, чтобы в конце перейти к моей скромной персоне, а сразу решил обратиться мне.

-Отличная работа – сказал он. Твое интервью – это журналистский шедевр. А, вам господа мужчины надо брать пример с вашей коллеги, а не завидовать ей – по-видимому, шеф хотел списать недостойное поведение своего персона на это всем известное чувство, чем на какое-либо другое.

Он давал им подсказку как учитель, который пытается вытянуть за уши своего ученика и поставить ему в четверти удовлетворительную оценку, но журналисты в своем упрямстве стояли на том, что не это настоящая причина их  не простых взаимоотношении друг с другом.

Михаил Гершевич продолжил дальше, что если каждый будет так трудиться как Елена, то и его со временем ждет заслуженная награда, в виде почета, уважения и продвижения по карьерной лестнице. Но мужчины заявили, что чихать он хотели на все гонорары, премии и должностные регалии, только бы  все оставалось по-прежнему.

-Я вам клятвенно обещаю,  - пытался заверить главный редактор  своих подчиненных, - что Елену никуда не отпущу. У нее наступила понятная,  прогнозируемая, но неожиданно быстро наступившая эйфория, головокружение от своих журналистских побед и наша задача вернуть этой голове, присущий  ей разум и хладнокровие.

-Мы уже пытались – сказал Николаев, - но у нас ничего не вышло.

-Поверьте, что я очень ценю ваше доброе отношение ко мне, но Рубикон перейден и обратного пути просто уже нет – сказала я.

-Я никогда не любил литературных  штампов в нашей работе, а тем более в жизни. Ну, где мы находимся и где этот Рубикон!!! Кстати что такое Рубикон? – спросил главный редактор.

-Это, кажется  река, которая разграничивала территорию двух государств,  и переход через нее означал начало военных действий. Эти слова принадлежат Цезарю – вел урок истории Вячеслав Андреевич.

-Нет, Елена у тебя действительно наступила мания величия, если ты сравниваешь себя с самим Юлием Цезарем – настаивал по дружески отречься  от своего заблуждения главный редактор. Но это не главное, будь хоть Брутом, и метай в нас ножи, но делай это на своем рабочем месте, так же как это  было до сих пор. Согласна?

-Нет.

-Ты что уважить старика не хочешь – признался Михаил Гершевич в том, что знает свое прозвище.  Уже через месяц ты займешь мой пост

-Вы, во-первых, никакой не старик, а во-вторых, ваше кресло мне не к чему.

-Так планерка окончена – неожиданно произнес шеф. Все свободны, кроме Елены.

В одно мгновение из кабинета исчезли мои коллеги, и я осталась наедине с главным редактором.

-Так рассказывай в чем дело и что с тобой? – спросил Михаил  Гершевич.

-Я приняла решение уйти с работы, вот собственно и все.

-Ты что поссорилась с писателем?

-С чего вы взяли!

-Мне почему-то так подумалось.  Скорей всего он прочитал  твою статью и горько в тебе разочаровался. Идиот!

-Не надо говорить так о Менделееве – встала я на защиту своего писателя как рядовой читатель.

-Болван, кретин – все еще продолжал награждать нелестными словами он образ ненавистного ему мужчины. Твой писатель не понял в этом интервью ничего, потому что привык  просто не дочитывать чужой труд до конца.

-Он прочел его от корки до корки.

-Тем хуже для него, потому что он ничего не понял. Он к тому же еще  и дурак.

-Михаил Гершевич – твердо сказала я. – Я  попросила бы  вас вести себя интеллигентно.

-Ты посмотри, какую защитницу он получил всего  несколько дней. Нет, твой писатель просто олух царя небесного.

-Он автор, а никакой там не олух.

-Ну, так как мы и договаривались, ты идешь в отпуск на две недели, а затем я виду тебя в курс своих обременительных обязанностей.

-Мне отпуск не нужен – заявила я.

-Правильно, ты уйдешь в него уже в ранге главного редактора.

-Я ухожу сегодня и навсегда.

-Значит, мы опять не поняли друг друга. Ты заставляешь применить к тебе административные меры, Елена.

-Пожалуйста, я на все готова.

-В нашем контракте оговорен двухмесячный срок, по которому ты обязана объявить о своем уходе администрацию. Так что будь добра исполнять все условия договора.

-Хорошо – согласилась я. Тогда я завтра просто не выйду на работу,  и вам придется уволить  меня уже по другой статье Трудового кодекса, за прогул. Хотя если честно я  не думала, что нам придется,  расстаться вот так.

-Ты что шантажируешь меня?

-Нет, но вы не оставляете мне другого выбора.

-Я хочу лишь, чтобы ты хорошо обдумала свое решение об уходе из редакции, поэтому и предлагаю тебе взять отпуск.

-Нет – твердо сказала я,  и тем самым твердо определила свою несгибаемую позицию.

-Ну, хотя бы несколько дней.

-Нет. Время компромиссов прошло.

-Я не думал Елена, что ты можешь быть такой упрямой в своем заблуждении. А, куда ты хочешь уйти, можно тебя спросить?

-В жизнь – ответила я. В простую, обычную человеческую жизнь.  Я всегда акцентировала свое внимание только на работу, потому что считала,  что успех  в своей профессии – это главное, но поняла, что заблуждалась все это время. Сейчас мне надо сделать шаг в другом измерение, в совершенно иной стихии, которая всегда была  мне ближе, но чей зов я всегда отвергала, не признавая с ней  нашего родства.

-Это все писатель тебя до такого надоумил? – кричал Михаил Гершевич. Ты бы никогда сама до такой ереси не дошла!!!

-В этом вы правы, что именно писатель помог мне очнуться от тяжелого сна, в котором я могла провести все свои годы. Я благодарна ему за все, что он сделал для меня, потому что он открыл мне другой мир. Он был той искрой, которая озарила мне все многообразие, неповторимость и скоротечность человеческой жизни.

-Ну, хорошо  - сдался Михаил Гершевич. Насильно мил не будешь. Ну, если ты так  изучила писателя Менделеева, то сделай мне маленькое одолжение и поработай еще один  день.

-Зачем вам один день? Что он может изменить?

-У меня к тебе есть последнее задание, и обращаюсь к тебе, только как к человеку, который умеет профессионально обращаться с писателями.

-Что это значит?

-Я хочу, чтобы ты написала еще одну статью о писателе.

-О Менделееве?

-Дался тебе этот Менделеев. Что без него  других писателей нет. Или на нем сошелся клином   целый свет.

-Извините меня,  но я подумала, что вы решили специально, во второй  раз столкнуть нас друг с другом лбами.

-Что я зверь, чтобы поручить одному и тому же журналисту сначала написать интервью на писателя, а затем опровержение.

-А, что Менделеев уже обратился  в нашу редакцию за опровержением  сведений в интервью, которое порочит честное имя писателя?

-Пока нет. Но я не думаю, что он пойдет на это сейчас, потому что по моей информации  твой писатель уехал.

-Уехал? – воскликнула я. Куда?

-Как всегда в неизвестном направлении. Так что встретиться с ним ты сможешь не раньше чем  через год, когда он напишет свою очередную книгу, которая станет бестселлером

-К сожалению, мы увидимся с ним ни через год и  даже  ни через 16 лет.

-Ну, вот и хорошо. Завтра утром  ровно в полдень пресс-конференция в центральном доме журналистов. Можешь задать несколько вопросов, но больше сконцентрируйся на внешнем облике человека, на его манерах, как он умеет держать удар. Ну, ты все знаешь сама, и учить я тебя не буду. Завтра после конференции, зайдешь хоть ко мне на прощанье?

-Ну, какой разговор – чуть не плача сказала я. Я обязательно приду.

-Чувствую, что обманешь ты меня, но я в обиде не буду.

-Разве я вас когда-то обманывала?!

-Нет – весело признался главный редактор.  Еще  нет. Ведь люди когда любят, часто не замечают никого и ничего вокруг. Но это состояние мне знакомо, и поэтому нисколько не осуждаю за эту слепоту.

От слов  Михаила Гершевича у меня защемило сердце  и перехватило дыхание. Я всегда думала о нем как о печатной машинке, инструменте, который отстукивает день и ночь слово за словом, не вчитываясь в содержание неразборчивой рукописи, бесчувственно перенося чужие мысли на белый лист бумаги. Но я ошибалась, потому что автоматизм в работе был нацелен лишь на одно: как можно больше и точнее передать авторский замысел,  и достичь поставленной цели. Такая простая истина открылась сейчас передо мной, что я поняла, что буду заниматься журналистикой до конца своих дней.

-Я обязательно приду. Хотите, мы можем поспорить даже с вами?

-А, давай. Я же очень азартный человек.

-А, я везучая, так что не очень то обольщайтесь.

-Только  вот каким будет приз в нашем состязании между мудростью и чувством?

-Не знаю – ответила я. Мне все равно, потому что точно знаю, что завтра буду у вас не позднее 16.00.

-Удача  как я знаю, всегда  любит сильных и красивых людей, но только не самонадеянных.

Ну, если ты уверена в своей победе,  тогда я назначу вознаграждение. И так, если  ты завтра не придешь со мной попрощаться, то тогда тебе придется остаться еще на работе ровно два месяца. Идет?

-А, если я задержусь,  опоздаю до установленного времени на несколько минут, то мне что придется отрабатывать целых два месяца?

-Конечно же, нет. Ты должна ровно до 12 часов ночи встретиться со мной, чтобы попрощаться.

-А, если вы куда уедите или будете скрываться от меня?

-Ты знаешь времена, когда я скрывался от хорошеньких женщин,  для меня уже давно миновали, к сожалению. Мне было бы приятно лично с  тобой попрощаться, но если ты  по каким либо причинам, не сможешь этого сделать, то воспользуйся  хотя бы телефоном и просто скажи: » До свидания, Михаил Гершевич».

-Ну, до этого дело не дойдет, чтобы я прощалась с дорогими мне людьми по телефону.

-Завтра ровно до 20.00 я в редакции, а потом жду тебя у себя дома.

-Я буду  раньше назначенного времени.

-Запомни, чтобы попрощаться со мной у тебя есть время только до двенадцати – таинственно сказал шеф.

-Это прямо таки сказка о Золушке. Только в сказке она торопится домой, чтобы никто не увидел ее старого платья, а я буду должна проститься с вами и сломать при этом  еще и каблук.

-А, почему каблук? В сказке золушка теряет один башмачок.

-Я про это вам как раз и рассказываю. Ну,  не хотите же вы, чтобы я заявилась в редакцию в одной туфле.

-Наконец-то и  до меня дошло – воскликнул  Михаил Гершевич. Но у современной золушки  есть телефон, так что бежать сломя голову и каблуки не надо.

-Тогда я принимаю ваши условия.

-А., какое условие должен буду выполнить я в случае твоей победы?

-Только одно, что вы останетесь главным редактором еще как можно дольше и ни разу, даже словом не обмолвитесь о моем назначении на эту должность.

-Хорошо –  легко согласился со мной главный редактор, и мы  сложили сначала наши  руки в дружеское рукопожатие, а затем разбили его. И так сегодня и завтра ты работаешь целый день, и поэтому слезную церемонию предлагаю заменить на чайную. Ты не против?

-Я  только за.

Вскоре секретарь внесла на подносе две чашки  зеленого чая, три сорта варенья, которые находились в маленьких хрустальных вазочках. Мне особенно понравилось айвовое варенье, которое я жадно уничтожала. Это была моя первая еда со вчерашней ночи, к которой я  притронулась.

Михаил Гершевич увидел во мне  прилежного едока и поставил это лакомство передо мной.

-Это все Нина Федоровна  приготовила. Она обожает варить варенье, а  я его есть.

-У вас просто завидное разделение трудовых операций.

-Вот если завтра придешь домой, то получишь несколько баночек с собой.

-Я лучше сегодня наемся до отвала, чтобы завтра вас не беспокоить.

-Как тебе не стыдно. Каждый божий  день  жена  спрашивает, почему к нам Елена не приходит вместе… с писателем? – проговорился Михаил Гершевич,  и было видно,  как он сам расстроился.

-Я может на следующей неделе забегу к вам.

-Вот и отлично, помни, что мы всегда рады тебя видеть.

-Спасибо на добром слове. И еще мне хочется поблагодарить вас за интервью. Вы написали  статью именно такой, какой я ее и  представляла. Но у меня никогда не нашлось бы столько таланта, мужества и  прирожденного чувства красоты, которые вы вложили в нее.

-Это скорей я должен поблагодарить тебя за такой шедевр. Я лишь вложил твою статью в подходящую раму. Ты настоящий художник, поэтому по праву твое имя стоит  на холсте.

-Но… - попыталась я вмешаться в рассуждения Михаила Гершевича.

-И не спорь со мной, пожалуйста, Елена. Я по натуре своей человек вспыльчивый, бываю часто резок, несправедлив, одним словом – неадекватным, но когда придраться не к чему, тогда я прямо об этом заявляю, во весь свой редакторский голос, что ты настоящий журналист, от  ногтей до кончиков волос. Мне будет жаль, если ты уйдешь от своего призвания.

Ты ищешь кроме работы и настоящую жизнь, и правильно делаешь, но не надо противопоставлять эти два понятия. Это не две дороги, которые ведут в противоположном направлении. Это один путь,  на котором мы встречаем всех своих дорогих и близких людей – так сказать одушевленные объекты нашего бытия, но есть и предметы, к которым мы по-праву можем применить свои человеческий чувства, и они становится частью нашей жизни:  та же мягкая игрушка, старая книга, дневник, даже вот эта шариковая ручка, с которой я не расстаюсь вот  уже много лет – это часть моего пути. Это тот посох, который помогает мне ежедневно переносить все тяготы и лишения  по этой стезе. Вот так и любимая работа не может мешать твоей жизни, потому что она твоя от бога. Ведь когда ты найдешь любовь, а это и есть главный смысл в жизни, то тебе нужна будет работа, чтобы любовь не только любила тебя, но еще и уважала тебя, и это чувство поверь,  стоит не меньше. Я не могу заставить тебя остаться с нами, но хочу попросить еще раз обдумать свое решение.

-Я подумаю над вашими словами – тяжело сказала я.

-Вот и славно.

Мы уже большее часа разговаривали по душам и не могли насытиться этим духовным общением, каждый раз открывая что-то новое, неизведанное и не разгаданное. А, может мы уже прощались и перед расставанием дарили друг другу чуточку себя, как амулет защиты на долгие годы, как ореол доброты, как незаходящий нимб красоты и мудрости.

Как тяжело и печально мне было сознавать,  что теперь мы будем реже видеться, чтобы однажды забыть свое прошлое навсегда.

-Ну, иди с богом Елена и не забывай  о нашем соглашении.

-До завтра –  сказала  я человеку, который так хорошо меня понимал.

При моем появлении в кабинете, в мужской компании – журналистов, снова наступил переполох,  и все смотрели на меня с тайной надеждой, что Михаилу Гершевичу удалось меня переубедить.

-Я остаюсь – только эти два слова удалось мне выговорить, как началось всеобщее ликование.

Тут же мои  коллеги повыскакивали с мест и начали торжественным маршем подходить ко мне, но уже не попарно как раньше, а все вместе и разом.

-Вы меня не правильно поняли. Я остаюсь  с вами еще на один день.

Как по мановению волшебной палочки торжественная обстановка  в кабинете изменилась до неузнаваемости и серое уныние воцарилась на лицах журналистов. Я села за свой стол и принялась собирать свои вещи. От незаслуженного внимания ко мне  все валилось из рук и падало на пол. Но мужчины были как всегда любезны со мной, только как прежде, между собой ругались, за право  кому в следующий раз  поднимать что-то  нечаянно  выроненное, моими  дрожащими руками.

-Может тебе кофе сделать? – не предложил, а попросил Вячеслав Андреевич.

-Пожалуй – сказала я, не в силах отказать в такой душераздирающей просьбе, хотя еще совсем недавно пила чай в кабинете редактора.

-Тебе с сахаром?

-Как всегда - ответила я и получила за свое двусмысленное наставление  самый сладкий кофе.

-Ну, как?

-Вкуснотище. Такой кофе мне готовила только бабушка.

-А семейный альбом мы так и не посмотрели – с вздохом произнес пожилой журналист.

-Как же, я его сама перелистала.

-Мой семейный альбом надо смотреть только вдвоем.

-И без света – зло насмехался Николаев над немолодым Донжуаном.

-Почему без света. Ты все-таки Николаев  неисправим – отчитывал руководитель международного отдела своего коллегу. Этот альбом надо смотреть всегда вместе, чтобы представлять каждого члена  семьи. У Елены же могут возникнуть обычные  вопросы: Кто это?

-И сколько ему лет – не унимался утренний полотер и напрашивался на большие неприятности.  

-Все-таки жаль, что ты уходишь – подал свой голос Олег и без того нерадостную атмосферу окончательно испортил.

-Но если мы не будем работать вместе, то это не означает, что  нам нельзя встречаться просто так – сказала я. Я буду часто вас навещать и приносить с собой всякие деликатесы. Для Олега конфеты…

-И лучше леденцы – передразнивал меня Николаев.

-Для Вячеслава Андреевича  я буду приносить свои фотографии.

-В полный рост и без купальника – по-прежнему зубоскалил технический работник нашего издательства.

-Для тебя я принесу – сказала я и сделала паузу, чтобы узнать о своем подарке  подробнее от самого краснобая,  но, к сожалению ответа так и не получила. Только поэтому мне пришлось поднести Николаеву  собачий намордник.

-И  поводок – тут же отреагировал Олег и получил от Николаева первое предупреждение, оно же было и последним.

-А, для Саши я захвачу…- мечтала я как всегда.

-Мне ничего от вас не надо. Как вы не понимаете, что я вас …

-Мы все ее любим – сказал Николаев и получил единодушный возглас одобрения.

Я опустила голову и долго молчала не в силах произнести ни  слова. Но тут в кабинет вошла одна красивая женщина, которая  и привлекла  к себе всеобщее мужское  внимание.

К моему изумлению этой незнакомкой была жена Геннадия Викторовича, Екатерина. Она вежливо поздоровалась со всеми и направилась в мою сторону. Мы поцеловались, и я пригласила ее сесть рядом со мной.

-Как ты меня нашла? – спросила я Катю.

-Через Зверева, у него же везде связи. Да и после твоей статьи найти тебя  в журнале это не составило никакого труда.

-Так Геннадий уже знает, что я профессиональный журналист? – спросила я.

-Да. Менделеев еще  в воскресенье ночью вернулся к нам, затем они закрылись в кабинете. Они так кричали друг на друга, что я думала, что это добром не кончится.

Тут же рядом с Катей очутилась чашка с кофе, и Николаев попросил попробовать его фирменный, прожаренный на горячих фактах  журналистский напиток. Катя по царски поблагодарила этого женского фаворита и приняла его.

-А, причем здесь  твой муж? – недоумевала я.

Катя  смотрела в бесстыжие глаза ведущего светской хроники и только после большой паузы сказала:

-Сергей обвинил его в том, что это он своей презентацией во всем виноват, а Гена орал, что писатель сам привел журналистку, т.е. тебя  в ресторан и он к этому никакого отношения не имеет. Они проговорили  на повышенных тонах до утра, а затем Сергей ушел. Я никогда не думала, что  Менделеев может быть таким беспощадным к другим.

-Он и к себе относится  точно так. У него ничего не бывает на половину. Писатель всех людей мерит  высшей мерой и не знает ничего о снисхождении.

-А, ты его Елена больше не видела?  

-Нет, но  по моим сведениям он уже уехал из города. А, почему ты спрашиваешь?

-Мой муж  просто места себе не может найти и все время винит себя в том, что отпустил Менделеева одного. На нервной почве он лишился даже голоса.

-Если писатель  мне позвонит, то я тут же дам вам  об этом знать. Но я не думаю, что это произойдет в скором времени.

-Неужели вы с ним расстались навсегда?

-Да, это правда.

-Из-за чего?

-Ему просто не нравится, как я готовлю – решила я найти более вескую причину, из-за чего мужчина может бросить женщину.

Екатерина сначала поверила в эту небылицу, а затем отдала должное моему чувству юмору и нежеланию полностью  раскрыться перед другим человеком.

-А, я вот к тебе пришла с открытой душой и хочу с тобой посекретничать.

-Ну, тогда рассказывай и я клянусь тебе, что не одна душа об этом не узнает.

-Режиссер пригласил нас с мужем завтра в театр,  но, Зверев, как всегда занят, поэтому я пойду одна. Ты не могла бы мне помочь и  подобрать   вечернее платье?

-С удовольствием. Я готова  прямо сейчас отправиться с тобой в поход по магазинам.

-А, твоя работа?

-Я уволилась  по собственному желанию – честно призналась я.

-Как уволилась?

-Очень просто, правда мой приказ об увольнении вступает в силу только через один день.

Но это не сможет нам сейчас помешать найти самое красивое платье для тебя.

Как только мы поднялись со своих мест, мои коллеги как истинные джентльмены сделали то же самое и проводили нас до самых дверей. Вячеслав Андреевич как старший по возрасту открыл ее нам  и  вежливо поклонился.

-Я завтра буду в редакции не позднее четырех часов, так что прошу никого не расходиться – сказала я. Мне хотелось бы отметить свой уход вместе с вами, если вы не возражаете.

-Мы не возражаем – снова  в один голос как на детском утреннике ответил хор мальчиков- зайчиков.

-Тогда до завтра.

-До свидания – печально произнес все тот же хор и начал нам вслед махать руками.

Только когда мы сели в машину и поехали,   Катя спросила меня: „ Что вы у вас принято так прощаться?»

-Как так? – переспросила я.

-Изысканно и романтично.

-Да. Это обычный журналистский ритуал.

-А, я о нем никогда не слышала.

-Ну, это и понятно, потому что он засекречен от посторонних глаз,  и  ты о нем никому не говори. Хорошо!

-Да – с готовностью ответила Екатерина. Я никому не расскажу.  

Мы уже прошли несколько магазинов, но пока ничего подходящего  не нашли.  Но  мне показалось, что это нисколько не расстроило мою подругу, потому что она  все время рассказывала, какой интересный и галантный собеседник сидел с ней рядом за воскресным столом. Екатерина уже не пыталась скрыть своего живого интереса к этой мужской персоне, но неожиданно спросила о другом человеке:

-А, как зовут  мужчину, который сделал мне кофе в  редакции?

-Николаев – ответила я, совершенно забыв как настоящее имя своего коллеги. Ты знаешь, мы всегда обращаемся к нему по фамилии и  я совершенно не помню его имени.

-Очень интересный мужчина – сказала моя собеседница.

-Ты находишь? – пыталась я отвлечь внимание моей подруги с нового объекта обожания на старый.

-У него такие зеленые глаза.

-Никогда не замечала цвет его глаз, наверное, потому что он  их всегда щурит, а это значит, что готовит очередное коварство.

-Так он еще и коварный! От него исходили такие мужские флюиды, что я просто потеряла голову.

-Ка-тя – разбила я имя своей спутницы на два слога, - еще  совсем недавно ты пылко  говорила о режиссере театра, а теперь о журналисте. Тебе надо выбрать платье для кого? Кого мы будем очаровывать?

-Чтобы очаровывать мужчин достаточно и одного платья, а вот  нижнее белье должно быть всегда  разным.

-Тогда лучше белье совсем не надевать – суммировала я многолетний опыт женщины, чья внешность была так обманчива.  

-При случае, ты познакомишь меня поближе с Николаевым – попросила новоиспеченная подруга.

-Зачем? – задала я бестактный вопрос.

-Чтобы узнать, как на самом деле зовут этого коварного мужчину с фамилией Николаев.

-Ну, конечно. Какой разговор.    

Тут на мои глаза попалось вечернее платье по цвету напоминающее червонное золото, и я посоветовала  его примерить. Оно  идеально подошло для Кати, и  она решила  его купить.

Пока жена Зверева оплачивала покупку, я обратило внимание еще на  одно платье, на светлое, которое было сокрыто за бесчисленным количеством вешалок, на которых  висели всевозможные тряпки. Я хотела примерить его, но Катя уже стояла на выходе из магазина и подзывала меня к себе.

-Надо обязательно завтра прийти сюда и купить его – подумала я. Мне захотелось купить его, во что бы  ни стало, даже если бы оно не подошло  мне   по размеру, что-то необъяснимое  во мне требовало исполнить это желание и я   набросало еще несколько платьев сверху на то, которое считала уже своим.

Я подвезла Катю домой, но на все просьбы, чтобы подняться к ней на минутку  я твердо  отклонила.

-Тебе что не понравилось у нас вчера? – обиженно спросила гостеприимная  хозяйка.

-Ну, что ты. Просто завтра у меня тяжелый день. Мне надо приготовиться к последнему в своей жизни интервью.

-Никогда не говори последнее. Последним в нашей жизни бывает только путь  на кладбище.

-Да, ты права.

-Может,  ты передумала и все-таки зайдешь к нам!

-Я действительно не могу. Лучше в следующий раз.

-А, когда в следующий раз? – допытывала меня  Катя.

-Очень скоро - ответила я.

Напоследок я пожелала Кате всего хорошего и просила передать от меня Звереву, мой персональный, журналистский привет.

Я решила   отправиться домой, но  по дороге неожиданно для себя передумала. Вскоре я оказалась возле гостиницы, в которой проживал еще недавно  знаменитый писатель. В фойе не было журналистов, и я поняла, что исчезновение Менделеева не миф, а реальность. Слухи в журналистской  среде разносились быстрее ветра и на этот раз имели под собой твердую почву. Но чтобы еще раз убедиться в своих  рассуждениях я  поднялась на лифте на третий этаж и постучалась в знакомую дверь. Мне никто не ответил,  и я решила уже уйти, но почему-то нажала на ручку двери и она открылась. По коридору я прошла в зал трехместного номера и встретилась нос к носу с книгоиздателем.

-А, я думал, что это консьержка пришла, чтобы принять номер – осипшим голосом произнес опечаленный мужчина, который, по-видимому, прохаживался по комнатам номера, поэтому и не слышал моего стука.

-Здравствуйте Гена –  дружелюбно сказала я.

-Привет – сухо и холодно услышала я ответ на свое приветствие.

Зверев  тут же,   завалился  в кресло, но мне не предложил сесть в рядом стоящее. Я сделала вид,  что не заметила этого факта неуважения  и как ни в чем не бывало села напротив.

-Где Сергей? – спросила я.

-Ты Елена  сейчас  спрашиваешь лично от себя  или по-прежнему выполняешь журналистское задание?

-Лично от себя.

-И ты думаешь, что после всего, что было я, могу тебе дальше верить?

-Я не собираюсь ни перед кем отчитываться. Мне надо узнать только одну вещь.  Где Сергей?

-А, я знаю! Прибежал ночью, отчитал меня как мальчишку и исчез.  У меня до сих пор гудит голова от его слов.

-Но ты же его друг – решила я выдавить из Гены хоть какую-то информацию.

-А, ты, на сколько  я помню его супруга. Тебе и карты в руки.

-Ну, а вещи он забрал с собой? – решила  я провести  собственное журналистское расследование.

-Какие вещи?! Причем здесь вещи – впадая  в истерику, по прежнему лишенный голоса, шептал книгоиздатель. Тут человек пропал, а ее интересуют вещи.

-Если  вещи в номере, то он может вернуться сюда за ними.

-Да, если бы его чемодан был бы набит деньгами, он никогда  бы не пришел бы за ним  назад.

-Ты уверен в этом?

-Зачем ты спрашиваешь меня о том, о чем знаешь наверняка?!

-Может я мазахистка, которой приятно услышать эти слова от других, чем самой согласиться с тем, что я испытываю оргазм через  телесную боль

Пока Зверев, переваривал мои слова, я сразу же нанесла следующий, точечный удар, который бы мог определить координаты писателя.

-Может, к тебе уже пришло электронное сообщение от него?

-Нет. Я  не получил от него ни письма, ни телеграммы, ни посылки, ни  контейнера, ничего. Он просто исчез.

-Может его надо искать  по больницам?  

-Я же тебе говорю его нигде нет. Он провалился сквозь землю – с горечью сказал Геннадий.

Эх, такого человека не уберегли.

-Но надо же что-то делать. Нельзя просто так  сидеть, сложа руки  и ждать.

-Боюсь что Менделеев не оставил нам никаких  шансов, чтобы мы могли   найти его. Он всегда жаждал уединения и покоя и сейчас уже, наверное,  пишет свой очередной роман о чьей-то счастливой  жизни, забывая как всегда о себе. Ты заметила Елена, такую особенность,  что все романтики  в жизни -  это несчастные в принципе люди. Их мечты – это паруса, которые ловят божественный ветер и влекут многотонный корабль  человечества   в сказочную страну, где каждый исполнит свое самое заветное желание.

-Гена  сказала я и добавила – тебе  определенно надо писать.

-Ты опять заблуждаешься Елена. Это слова не мои, а писателя. И как это я тебя  раньше не разгадал? Ведь все так просто, и ведь эту историю писатель уже раз написал, и сам попался в свои сети. Мистика.

-Я не понимаю вас?

-У него есть роман, который так  называется: « Поздняя любовь». Он уже описал вашу встречу, кажется еще два года назад.

-И чем он заканчивается?

-В романах у Менделеева все  заканчивается хорошо, может, поэтому в жизни ему так не везет.Я впервые увидел его счастливые глаза, когда он находился рядом с тобой. Он был так рад. Писатель всячески хотел скрыть то  влияние, какое ты имела на него, но не смог этого сделать    

Я больше не слушала Зверева, а начала осматривать номер гостинцы, но  ничего не нашла. Только на столе  лежало несколько листов бумаги, которые  были   исписаны    корявым почерком писателя.

-Можно я возьму их? – спросила я у Гены.

-Бери – безразлично ответил Гена. Только за чем они тебе?

-На память.

-Поистине  вас женщин не сможет понять до конца не один мужчина. Ты отвергла самого писателя, чтобы заполучить на память только бумагу.  Но этот обмен кажется,  мне не равноценным или я ошибаюсь?

-Мне теперь все дорого, что связано с Менделеевым.

-Жаль, что ты так поздно об этом поняла.

-Лучше поздно, чем никогда.

Я уже сидела в машине  и стремительно удалялась от гостиницы, в которой повстречалась с книгоиздателем.  Стрелка спидометра давно  указывала  на шкалу в сто сорок километров в час, пытаясь образумить  меня  на более  приемлемый скоростной режим. Но я еще сильнее нажала на педаль  газа и была остановлена представителем дорожно-постовой службы.

 После получасового разбирательства, теста на алкоголь и заполнения штрафного извещения я была выпущена на свободу под честное слово, что больше не буду создавать на дороге аварийную ситуацию. Я взяла себя в руки и ехала теперь как ученик автошколы, который только сегодня сдал на права и впервые, самостоятельно  выехал на дорогу. Я заняла крайнюю правую полосу и двигалась со скоростью гужевого транспорта.

  Ровно в восемь часов вечера я переступила порог своей квартиры и сразу же подошла к телефону. Я нажал на кнопку автоответчика, чтобы прослушать все звонки, поступившие на мой номер за  день, но ничего не услышала, потому что ни писатель, никто другой, мне просто  не звонили.  Я переоделась в спальне и прошла в зал, где увидела, что все жертвы  моей вчерашней ярости лежали  на своих прежних местах. Это неприбранное поле сражения окончательно подорвало мои силы, и я  опустилась на колени, чтобы  вымолить прощение  у этих безжизненных останков, которые безвинно пострадали от моей безжалостной руки. В слезах я ползала по полу и собирала вокруг себя  растерзанные  тела.

-Вот это и есть то единственное, что осталось от моего недолгого счастья – произнесла я вслух

За все надо в этой жизни платить, но почему  часто расплата касается ни  в чем не повинных людей  и предметов, чья вина заключалась лишь в том, что они просто оказались у меня на пути.

От желания поправить что-то в своей  судьбе я решила вдохнуть новую жизнь в старую форму.   По мере исполнения этой  непростой задачи мои слезы высохли, а руки начали оказывать помощь бумажным зайчикам, корабликам, лягушкам, змеям, самолетикам и многим другим живым для мня существам. Через два часа я почти справилась  со своей задачей, потому что мне осталось сделать еще две гирлянды. Одну мне удалось создать из тех листов бумаги, которые  я захватила из гостинцы писателя, но на вторую этого запаса уже не хватило.  Тогда я полезла в стол и с удивлением обнаружила письма писателя ко мне. Только потому, что они находились в таком защищенном месте,  им и удалось пережить вчерашнюю бойню. По-прежнему на каждом конверте стояли  слова писателя с предупреждением, что вскрыть  письмо разрешается только после физической смерти завещателя. Только потому, что  мне больше не суждено было встретиться  с автором этих писем,  я, и решила прочитать их содержание.

 Каждое письмо действительно содержало несколько слов, которые, в общем,  и должны были  составить код любви. Я начала стремительно раскрывать одно письмо за другим, пока  не составило фразу, которую слышала еще в субботу, в день премьеры пьесы писателя, со сцены, из уст  главной героини, которая говорила:» Что любовь долготерпелива  и добра. Любовь не ревнива, не хвастлива, она не превозносится, не ведет себя не прилично, не ищет своего, не раздражается, не ведет счет обидам, не радуется неправедности, а радуется истине, все переносит, всему верит, на все надеется и стойко претерпевает. Любовь никогда не проходит».

Эти слова принесли мне поначалу только боль и страдание, потому что я поняла, как сильно была моя любовь далека от этого совершенного чувства. А, может,  она не успела такой стать, еще и потому, что я  так  поздно осознала ее, и так рано постигла горечь утраты. Ну, отчего все так несправедливо на земле? – спрашивала я себя в который раз. Неужели богу все равно, что случится со мной или он тоже как писатель не прощает предательства?

Я уже давно лежало в кровати, но  желанное успокоение не приходило ко мне, чтобы как от снотворного я могла забыться хоть на несколько часов. Клеймо  бессмертия жгло мое тело, и пытала уже вторую ночь подряд. Моя плоть ждала своего господина и  его ласки. А, душа хотела говорить  с другой душой бесконечно долго, хоть целую вечность.

                 

                                                     8

Проснувшись, я долго лежала с закрытыми глазами, не в силах открыть их навстречу новому дню. Мрачный мир моих сновидений  был овеян призрачными страхами перед солнечным светом. Мне казалось, что я  буду испепелена этим ярким светилом,  как только подниму свои веки. Неверное я бы так  и  пролежала без движения целые сутки, если бы не сегодняшний брифинг с  неизвестным писателем, ни имени, ни фамилии, которого  я просто  не знала.

Тоже мне  профессиональный журналист, - подумала я про себя  - не спросить начальных,  основополагающих сведений о человеке, которому мне предстояло задать несколько вопросов. Хотя брифинг  предполагал массовое скопление журналистов,  и за их спинами можно  было скрыть свое невежественное лицо, но все эти отговорки были недопустимы для человека, который работает в своей области уже больше десяти лет. К тому  же я хотела сегодня красиво  попрощаться со своими коллегами  и организовать нечто вроде вечеринки. Я уже раздумывала, что мне купить, и главное как  все это донести до родных стен редакции, потому что от машины как средства доставки грузов по назначению мне пришлось отказаться, поняв всю ее несостоятельность  при праздновании  своих собственных поминок. Сидеть с кислой миной на лице и не выпить даже по бокалу вина – это было для меня недопустимо. Никто не должен видеть меня слабой и расстроенной, наоборот я буду сегодня еще более сильной и веселой.

К своей красоте и влиянию на мужчин я давно относилась как свершившемуся факту раз и навсегда, который круто изменил весь исторический ход событий.

Я дала себе еще  одну минуту поваляться в кровати, но уже отсчитывала время назад, пока оно совсем не истекло. Я стояла уже под горячим душем,  и смывала  с себя последние, серые  тени холодной ночи. Вскоре я накинула на себя халат, перевязала голову полотенцем и пошла, готовить завтрак.

К сожалению, из продуктов в холодильнике был только торт, который Менделеев принес в воскресенье после первой ссоры. Жаль,   что   после второго выяснения отношений я не сообразила предложить его бузотеру, который утверждал, что сладкое  делает всех добрее. Я закрыла холодильник и решила сделать себе чай. Я заварил его в маленьком чайничке, и пока он набирал свой вкус и цвет, все-таки  решила еще хоть раз   попробовать авторское лечение настроения при помощи сладкого торта. Я отрезала себе маленький кусочек и, прихлебывая уже чаем,  признала живительное воздействие  этой научной концепции  на тело человека, при условии отсутствия  всех других продуктов в холодильнике, включая  овощи и фрукты. Затем я еще  налила себе чашку зеленого чая и решила выпить ее уже в зале. Я включила телевизор и начала листать программы. Все ведущие желали хорошего рабочего дня,  как будто ничего кроме этой трудовой повинности  в мире не существовало. Звезды телевидения давали бесчисленные советы, как надо правильно вести с себя с шефом, как сохранить дружескую и уважительную атмосферу в коллективе, и как оказать достойную самооборону в случае сексуального домогательства на рабочем месте.  Эти многочисленные комментаторы теоретических советов сами не понаслышке знали об этих проблемах, поэтому так язвительно улыбались и даже  похихикивали на нервной почве. Их неестественная радость в общении  со звездами  или чуткое внимание к проблемам простых людей было настолько фальшивым, что у меня сводило скулы,  и у меня возникали симптомы зубной боли. Еще минута и мне бы действительно  понадобился бы зубной врач, и чтобы не рисковать я выключила телевизор.

 Ничто так не мешает человеку   собираться на работу как мысль о том, что у меня еще целый вагон времени, и я все успею. Поначалу ты даже начинаешь попусту  убивать это  время.  Казалось, ты полностью владеешь положением,  и все идет как надо, пока твой взгляд случайно не упадет на часы и тут-то все и  начинается. Паралич  движени№ и вялость мышления   тут же сменяется на чемпионский бег с  препятствиями,  а разум тут же  с математической точностью просчитывает все возможные варианты для  единственно правильного, а главного быстрого перемещения  тела к рабочему месту.  Вот все это случилось и со мной, и я бы, наверное, извелась от этого процесса все время догонять поезд, который  мне посчастливилось ждать на соседнем пути, но сладкий торт не давал впасть в панику, потому что успевает всегда тот, кто поел сладенького на завтрак.

Мне удалось расчесать лишь  свои волосы, надеть  легкое, летнее платье, навести скоростной макияж, пристегнуть босоножки к ногам, схватить сумку,  и уже бежать сломя голову на проезжую часть, чтобы остановить такси. Сегодня мне уже дважды повезло: ну,  во-первых,  что я не попала под машину, а  во-вторых, что этот автомобиль и был такси. Я прыгнула на заднее сидение  и быстро назвала адрес, где непременно должна была быть уже через десять минут. Поначалу все шло по плану, пока мы не выехали на  магистраль, где и оказались в пробке.

Ну, что за город такой – подумала я. В любое время дня и даже ночи можно попасть в автомобильный затор и двигаться в нем с черепашьей  скоростью. Я попыталась удвоить цену за проезд  лишь бы быстрее добраться до своей цели. Но водитель был бессилен поднять в воздух свой автомобиль, потому что у него не было с собой летной книжки. Так как до центрального дома журналистов оставалось еще три квартала, я решила добраться  до него пешком, а точнее быстрым шагом, или еще конкретнее бегом на всех порах. Только в конце первого квартала водителю удалось меня догнать и потребовать  заслуженную плату за проезд.

Я извинилась за то,  что совершенно забыла об исполнении своей главной обязанности как пассажира,  а именно полностью оплатить свой проезд, не доехав  до места назначения по форс-мажорным обстоятельствам. Ведь любая пробка на дороге – это стихийное бедствие, которое возникает  не по зависящим от рядового водителя   причинам, а только по ситуации расположения  кремлевских звезд на небосклоне и  нахождения синих проблесковых огней на крыше дорогого представительского класса автомобиля. И этот водитель был прав, потому что как никто  соблюдал правила дорожного движения в час пик.    

Только мое удостоверение помогло попасть мне в зал – пресс центра, где журналистов было больше чем вооруженной охраны, но количество камер нацеленных на центр  превышала любое допустимое число. Так как я опоздала, то мне пришлось довольствоваться последним рядом кресел, которые в театральной среде назвали бы галеркой, откуда что-либо увидеть или услышать было делом непростым. Но я радовалась даже этому, потому что на мое счастье, начало пресс-конференции, по неизвестным причинам  перенесли на полчаса.  Как только я обрела конкретное место и решила поближе разузнать о незнакомом писателе,  в центре пресс зала показались люди, которые и привлекли всеобщее внимание. Многочисленные фотовспышки как взрывы звезд в космическом пространстве освятили  на мгновение все вокруг, но тут же погасли, и снова загорелись  белым пламенем.

Это длилось несколько минут, и я никак не могла привыкнуть к этому люминесцентному свету. Когда же фотокорреспонденты удовлетворили свой профессиональный  интерес, тут же на смену им загорелись красные точки камер, которые держали в прицеле своих объективов несколько человек, которые сидели  уже за одним столом. Я вытащила блокнот из сумки и приготовилась записывать интересные вопросы и ответы на них со стороны неизвестного мне писателя. Я была просто уверена, что  в Интернете найду полную съемку сегодняшней  пресс-конференции и смогу, если потребуется продублировать  неполную или недостающую информацию. В зале стоял  гул,  и мне совершенно  не было  слышно голоса ведущего. У него, по-видимому, были проблемы с голосом, который звучал для мужчины средних лет неестественно мягко и тонко. Каждое его слово вызывало веселье и бурную реакцию хохота. Некоторые уже  совершенно  не стесняясь, держались за животы, чтобы не лопнуть  от смеха. Главное действующее лицо, чье выступление с таким нетерпением ждали журналисты, все еще держался в тени и тоже, по-видимому, находился под обаянием всеобщей, дружеской обстановки. Но как опытный человек, который, по-видимому, не раз общался с журналистами, он понял, что минута промедления  в этом  гомерическом процессе веселья была смерти подобна. Необходимо было срочно показать свой сильный характер и твердую руку, чтобы  удержать журналистов в узде, и не дать превратить сегодняшнюю встречу в фарс. Этот человек  не  просил  к себе внимания, он   только невысоко приподнял свою правую руку со стола и  уже этим добился гробового молчания.  Мужчина взял долгую паузу,  пристально оглядел всех присутствующих и сказал:

-Добрый день дамы и господа. Я рад, что у меня есть возможность встретиться  с вами. Но прежде чем мы поговорим, я хотел бы поблагодарить своего друга Зверева Геннадия Викторовича, за вступительное слово. Он принял первый удар на себя от журналистского сословия и уже только за это достоин моей  глубокой  признательности.

Только сейчас я внимательно присмотрелась к говорившему человеку и поняла, что это был Менделеев – собственной персоной. Писатель начал аплодировать своему другу и случилось то, что за всю свою журналистскую карьеру я не видела никогда. Журналисты, находясь под гипнотическим воздействием писателя, оказали его другу  незаслуженные, на мой взгляд, почести. Гром аплодисментов стоял такой, что мне показалось на какое-то мгновение, что я просто оглохла. После такого сногсшибательного  приема Гене не останется ничего другого как действительно приняться за написание книги, потому что момент славы он уже получил  авансовым платежом — подумала я.

- Я надеюсь, что скоро здоровье моего книгоиздателя и друга поправится, и вы услышите его настоящий,  проникновенный для женский сердец и грозный для  мужских,  ни на что не похожий  голос. Главной темой сегодняшней  нашей встречи  - продолжил писатель - будет печальная новость для моих читателей, потому что автора под фамилией Менделеев больше нет. Он умер.

До этих слов писателя в зале стояла тишина, но после них наступило настоящее  безмолвие, пока один из смельчаков не попросил объяснить смысл всего вышесказанного.

-Я понимаю, что не так просто смириться с потерей господина Менделеева, но скажу вам по секрету, что его никогда и не существовала, потому что это только  псевдоним, который скрывал одного, уже невымышленного  человека. И так дамы и господа. Сегодня на ваших глазах заново родился автор по фамилии Волков, с чем я вас, собственно говоря,  и поздравляю.

Но поздравлять, по-видимому, было некого, потому что мало кто понимал суть всего происходящего.

-Много лет назад я взял авторский псевдоним, который получил еще в студенческие годы от своего... – тут Волков сделал маленькую паузу – товарища. Так как я учился на химическом факультете, то стать Менделеевым мне сам бог велел. Я никогда не думал, что Менделеев станет настолько популярным, что по известности перещеголяет своего научного тезку.

Мне не хотелось бы и дальше, невольно бросать тень на нашего  великого ученого, поэтому я решил обратиться к своей, девичьей фамилии.

Наконец-то в зале послышались смешки, и  это был первый признак, что слова писателя начали достигать цели.

-Я охотно отвечу на все ваши вопросы, по меры поступления, но хотел бы предварить некоторые из них своим следующим заявлением. Я просто уверен, что вы недоумеваете,  почему  автор столько лет  хранивший молчание, решил изменить своему правилу.

Мне раньше казалось, что книга является первым и последним источником в общении писателя со своим читателем. Все остальное – суета и погоня за ветром. Но я заблуждался, как собственно и всегда. Писательская форма сама по себе ограниченна и статична. Язык ее общения – это метафора, которая чаще скрывает свой смысл или правильнее сказать загадывает его. А любая загадка, чтобы  раскрыть свою тайну требует  времени и сил. Я не говорю, что хочу  отойти от своего авторского раскрытия темы, я лишь пытаюсь акцентировать ваше внимание, что через средства массовой информации буду теперь говорить  прямо,  и открыто. То, что раньше через образы своих героев я пытался донести как автор при помощи литературы, сейчас Волков будет это делать как гражданин этого государства. Настало время дать собственную оценку дню сегодняшнему и прекратить прятаться за лица своих вымышленных героев.

-Значит ли это, что вы готовы идти на конфронтацию с властью? – услышала я первый вопрос, который был обращен к Волкову.

-Чтобы оппонировать власти, надо знать, по крайней мере, в чем наши позиции расходятся.

Стать оппозиционером ради тернового венца великомученика я не хочу. Но то, что власти нужен противовес в виде оппозиции это для меня, несомненно. Для администрации просто необходимо, чтобы не кто другой как оппозиция  держала бы перед ней не кривое, а настоящее зеркало: где горькая  правда всегда будет правдой, а сладкая  ложь только ложью.  

 Как сказал Джим Хендрикс: Когда власть любви превзойдет любовь к власти, то на земле настанет истинный мир. Я бы хотел, чтобы мы вместе дожили до того момента, когда эти слова станут реальностью.

-Неужели вы по-прежнему верите в сказки? – прозвучал новый вызов для писателя, на который он незамедлительно ответил.

-Да – ответил писатель. В добрую сказку  и обязательно со счастливым концом.

-За какую партию  вы будите голосовать на следующих выборах.?

-За партию, которая не будет давать только обещания, но и отвечать за исполнение своей программы на  сто процентов. Только так можно оправдать вотум доверия, все остальное это никому не нужные отговорки.

-Вы не боитесь, снова  начать  с нуля  свою писательскую карьеру?

-Ну, карьеру у писателя всегда одна и карьерная лестница ведет всегда в одном направлении.

-В каком же?

-Этот путь всегда  труден и не прост: от кровати к письменному столу. Я думаю,  что Менделеев охотно уступит свой стул Волкову, чтобы посмотреть, что из этого получится.

-Вы не думали, чем будите заниматься, когда иссякнет ваш талант? – сыпались вопросы один за другим.

-Еще неделю назад я этого не знал, теперь же могу твердо заявить, что стану профессиональным массажистом.

-Кем? – чуть ли не в один голос заговорила вся журналистская братия.

-Да, именно массажистом.

-Что сподвигнуло вас на этот необычный выбор?

-Я всегда просил у своих читателей сопереживать моим героям, а это всегда  сказывается на состояние  здоровья. Так что когда я перестану писать, то охотно приступлю к релаксации, к расслаблению людских тел от того  напряжения, в которое их я  когда-то привел.

-Какой порок в человеке  для вас является неприемлемым?

Еще не слыша ответа на этот вопрос, я уже записала в своей записной книжке – предательство.

Я даже трижды подчеркнула это слово,  и тут же вычеркнуло, потому что моя информация по этому вопросу сильно  устарела.

-Самым страшным пороком в человеке является безверие. Это та пустота, которая поглощает и пожирает человека изнутри. Когда социум  перестает верить обществу, людям, он медленно умирает для них, и очень быстро для себя. Для такого человека страшный конец неминуем, потому  он забыл одну простую истину, что он часть целого, которое не может без него обойтись.

-Ну, здесь вы ошибаетесь, общество может обойтись без любого из нас!

-Вот в этом ответе  я уверен,  как не в каком другом. Вот мне не надо то общество, в котором предположим, нет вас – тут писатель рукой указал на журналиста, который и утверждал, а вернее принижал ценность любой человеческой жизни. Ну, вы только представьте,  какая жалкая и унылая жизнь ждет всех  нас, если мы вас больше не увидим. Вы только подумайте, сколько поколений  ваших  предков, которые на протяжении тысячелетий жило и умирало за то, чтобы вы появились не только на свет, но и попали на эту пресс – конференцию. У меня просто дух захватывает, когда я начинаю разматывать этот клубок хитросплетений, эту цепь неотвратимых событий, чтобы создать в конце вас, как совершенный образец человека, да к тому же еще и журналиста.

-После ваших слов мне ничего не остается, как потребовать у шефа существенную надбавку к своей зарплате – заявил журналист.  

- И это совершенно правильно, и еще скажите, что если он это не сделает, то будет  горько сожалеть об этом, потому что  вы огромная  вселенная.

Журналист как-то сразу вырос в своем лице и попросил и дальше продолжать свою родословную, космическую линию. Вскоре вопросы посыпались как из рога провокационного изобилия, но Менделеев по-прежнему держал удар,   все также методично и скрупулезно отвечая на каждый их них.  Он обстоятельно коснулся темы своих физических параметров и честно назвал свой рост, вес, размер, пол, и  в каких отношениях писатель состоит с ним.

Этот ответ разочаровал большую часть журналистов, потому что многие ждали сенсации, в признании непростых связях.  Пресс – конференция длилась уже третий час, пока Менделеев  твердо не заявил, что готов  ответить еще на три вопроса, поскольку время его ограничено в связи с отъездом.

-Куда вы сейчас летите господин Менделеев?

-В маленький провинциальный город,  который находится на берегу реки. Там проведу я остаток лета,  часть осени, а  зимой  переберусь  в столицу.

-Вы по-прежнему будите жить скрытно?

-Уже нет. Я буду жить уединенно, чтоб ничто не мешало моей работе. После каждой своей книги или по мере необходимости,  или раз в установленный срок я обещаю встречаться с вами и быть откровенным как сегодня. Поэтому не стоит вести охоту на Волкова, как раннее на Менделеева.  Мне бы хотелось, чтобы и вы сохраняли установленные правила честной игры между автором и журналистами. И, так я готов ответить на последний вопрос, потому что мой самолет уже стоит на взлетной полосе.

-В последнее время вас время видели в компании с известной журналистской Еленой Белой. Какие отношения связывают вас?

После упоминания  моего имени   я вжалась в кресло и опустила как можно ниже свою  голову, чтобы никто не увидел или не заподозрил меня в простом  визуальном  сходстве с этой дамой. Но я так долго ждала ответ на этот вопрос, и  волновалась за самого автора, который впервые не знал что ответить, что изменила тактику и бесстыже устремила свой взор  в самую гущу событий. После томительной паузы Менделеев наконец-то  сказал: «Есть вопросы, которые касаются меня лично и  моих друзей. Я бы мог оставить без комментария ваш интерес на эту тему, но не буду. Елена Белая – это женщина, которая значит очень многое в моей жизни. Она уделила мне свое внимание и разделила со мной все тяготы недельного пребывания в Москве. Я ей за все очень благодарен, кстати это она меня надоумила  устроить это брифинг и сделать наши  встречи на постоянной основе».

Менделеев уже поднялся с кресла и хотел поблагодарить журналистов  за сегодняшний, плодотворный, полезный  для всех  разговор как снова получил вопрос.

-Так почему все же вы  расстались с Еленой Белой? – не унимался  все тот же журналист.

Снова судорога прошла по лицу писателя, которая на мгновение исказила улыбку, но вновь была побеждена  несгибаемой силой воли.

-Что вы хотите знать? – переадресовал свой вопрос писатель уже журналисту.

-Истинную причину вашего расставания с ней.

-Я люблю эту  женщину, - твердо и громко  сказал Волков  и через мгновение добавил, - но она,  к сожалению, ко мне равнодушна.

Вся жизнь пронеслась у меня перед глазами, когда писатель  начал публично признаваться в   любви ко мне. За несколько секунд  я увидела тысячи снимков  своей    жизни и поняла, что нет самой главной, той,  на которой должен быть запечатлен мой любимый автор. Но когда я услышала, что этот маловерующий  человек   снова не верит в мое чувство к нему,  и я крикнула  внутри свого сердца: « Это неправда, потому что я тоже тебя люблю».

Тут же всеобщее внимание  журналистов  переключилось на меня,  и я до конца не поняла,  что случилось вдруг со всеми людьми в этом зале.

Неужели они услышали крик моей души? – подумала я. Но ведь это  никому не дано услышать или я все-таки проговорилась, потому что Менделеев начал зорко осматривать зал и все время повторять одну и туже фразу: „ Кто это сказал? Я хочу видеть этого человека».

Переполох  на пресс-конференции  случился нешуточный, поэтому прежде чем быть обнаруженной, я решила сама подняться со своего кресла и прямо посмотреть в глаза Менделеева. Он наконец-то обнаружил меня в этом людском море, пораженный моим появлением в  этих стенах.

-Это действительно, правда, Елена? – спросил самый бестолковый автор на земле, который не подлежал лечению, потому что таким родился как все мужчины.

-Правда – честно призналась я и решила пусть  случится то, что случиться просто должно. Я больше ничего не хотела, не обдумывать, не решать, мне надоело этот вечный  умственный процесс, который всегда предварял мои чувства и все время суживал, стягивал, связывал   их.

Нет – подумала я. Только не сейчас. Сейчас я буду делать все что захочу, и только затем думать, и то лишь для того, как исполнить мои самые сокровенные и  нескромные  желания.

Я хотела не подниматься вверх, а плыть по течению; не летать, а парить, не думать, а наслаждаться жизнью.

-Так конференция закончена –  произнес, Зверев из последних сил и  окончательно потерял голос.

Мы все так же смотрели неотрывно  друг на друга, я из  зала, а писатель со своей импровизированной сцены, не в силах сделать шаг навстречу друг к другу. Только  лишь когда журналисты покинули эти стены, и мы остались втроем, писатель подошел ко мне и сказал: „ Может, ты и замуж меня выйдешь?»

 У меня заранее был готов ответ на этот вопрос, но я решила не сразу раскрывать  его  перед мужчиной, чтобы он  не испугался, что весь его экспромт – это оказывается давно, мной заранее спланированный, сотню раз проигранный финал моей, счастливой  пьесы.

Я  умышленно затягивала начала своего выступления и тем самым  приводила писателя в бешенство, но неожиданно мой взгляд упал на Зверева,  и я рассмеялась. Книгоиздатель махал  головой в знак того, что надо обязательно соглашаться на предложение руки и сердца Менделеева и побыстрей. Если бы Гена сейчас владел своим голосом, он, наверное, ответил бы и за меня, и даже расцеловал писателя, но лишенный возможности говорить он махал мне головой как ослик, который к тому же еще был и лучшим другом – упрямого  глупого мула.

-Почему ты смеешься? – недоуменно спросил Менделеев, по-прежнему не замечая всех ужимок своего книгоиздателя.

-Я обожаю тебя Гена, потому что именно ты убедил меня принять предложение писателя – ответила я на такой призыв

-Что это значит? – зло посмотрел автор на  Зверева.

-Я выйду за тебя замуж – великодушно согласилась  я.

Менделеев посмотрел на меня и поцеловал мою руку, а я смотрела на сцену, на которой отплясывал Гена,  и мне удалось прочитать по его губам сначала  слово – «ура» и только затем «горько».

-Тогда чтобы ты не передумала, мы женимся сегодня – произнес и полностью меня огорошил Менделеев.

-Менделеев не бойся, я не передумаю – спокойно сказала я.

-Знаю я тебя, потом опять 16 лет жди твоего  согласия. Сегодня и только сегодня,  я не хочу откладывать свое счастье  ни на минуту.

-Наше счастье – смущенно  поправила  я  и поцеловала Менделеева в губы,  и он забегал по залу  так же, как его  сошедший с ума друг. Вскоре Менделеев рассказал о своих планах Звереву, но тот отнесся к ним, мягко сказать прохладно. Он покрутил пальцем у виска, показывая тем, что это просто физически невозможно и противозаконно,  так как требуется месяц ожидания перед регистрацией. Как эти двое общались между собой, для меня это было полной загадкой, потому что,  Зверев ничего членораздельного не говорил, да, и Менделеев его совершенно не слушал.

-Я и без тебя знаю, что требуется один месяц, чтобы молодые хорошенько обдумали свое решение. Но мне он не нужен этот срок, а рисковать желанием Елены я не хочу. Так делай что хочешь, предлагай любые деньги, но к шести часам моя невеста должна стать моей женой.

Гена начал руками показывать, чтобы до шести часов невеста стала твоей женой, для этого не требуется запись актов  в гражданском состоянии, а кое-что другое. Нужны поступательные мужские движения в плоть женщины.

-Ну, ты и пошляк – отчитывал Менделеев своего друга. Как у тебя язык только повернулся такое сказать.

После некоторой паузы писатель изменил тактику воздействия на своего друга и решил от давления на него перевести его  в прямую заинтересованность от решения сегодняшней задачи.

-Слушай,  я вчера подумал, что твой роман нам надо    осилить в кратчайшие сроки и обязательно написать продолжение, а может даже целую серию романов.

Зверев,  внимательно слушал Менделеева и показывал, что на титульном листе должны стоять фамилия первого автора и непременно большими буквами. Видно было как аплодисменты в его адрес, прозвучавшие на сегодняшней пресс-конференции,  еще не отшумели в  его голове, а слава так явно забрезжила на горизонте, что помутила окончательно   его разум, а мы только гадали, что Зверев хотел нам сказать: «туалет», «амулет», «кларнет», «минарет».

-Может пистолет - уже кричал Менделеев, теряя терпение, и смотря,  как тают драгоценные минуты за этим бесполезным занятием. Так мне он не нужен, потому что я тебя собственными руками задушу.

Я взяла свою сумку, вытащила блокнот и предложила Звереву написать это слово, чье значение был так ни на что не похоже.

-Так это буфет – сказала я. Да, в этом здание есть буфет, и он находится на первом этаже.

-Ты что подождать не можешь – решил образумить  влюбленный  друг, своего голодного друга.

Но, Зверев,  больше не слышал  Менделеева, потому скрылся за дверью и долго не появлялся.

-Я прошу тебя Волков так не переживать. Еще чего доброго с тобой удар случится, что я тогда буду делать?

-Оплакивать жениха,  который  так и не успел стать твоим мужем.

-Быть соломенной вдовой я не хочу. И что это тебе так приспичило? - спросила я.

-Да, представь себе, приспичило. Я хочу тебя.

-Ну, потерпи немного и через месяц я буду навеки твоя.

-Я просто не выдержу такой срок.

-Ну, если ты такой одержимый, то я смогу уважить тебя несколько раз в виде аванса.

-Я хочу тебя всю и сразу.

-Ты можешь надорваться.

-Елена, не искушай меня, потому что я не могу за себя ручаться. Еще немного и я овладею тобой прямо здесь.

Но этого, к сожалению, не произошло,  потому что в пресс-зал ворвался, Зверев, и начал говорить своим обычным голосом.

-Ты что обрел снова способность общаться на человеческом языке? – спросил Менделеев.

-Представь себе. Я второй день нахожусь в состоянии немого и скажу тебе, что адский труд, поэтому мне пришлось что-то предпринять, чтобы срочно вернуть себе голос.

-И как тебе это удалось?

-Ты же знаменитый писатель, тогда и предложи то решение, которое пришло мне в голову?

-У меня нет времени, чтобы разгадать эту загадку.

-А, ты – Елена тоже не догадалась, как можно за 15 минут вернуть себе голос, чтобы он звучал как у оперной звезды?

-Увы,  но я тоже бессильна,  хотя ты сказал как у оперной звезды. Неужели ты выпил десяток сырых яиц?

-Учись, писатель у женщины. Она нашла решение моей загадки. Но яиц был не десяток, а целая дюжина.

-Я поздравляю тебя – съязвил писатель. Только что мы будем делать сейчас?

-Что ты будешь делать мне неизвестно, а вот что буду делать я – это  просто. Ну, что ты опять не знаешь ответ  на этот вопрос.

-Зверев – сказал Менделеев и добавил – не буди во мне зверя, очень тебя прошу. Мне сейчас не до твоих ребусов, потому что я думаю только о бракосочетании.

-Ты думаешь о нем, а мне надо его исполнить в жизни. Ты теперь понимаешь, какая ответственность возложена на меня.

-Милый Гена исполни мое желание и проси за это все что захочешь.

Я никогда не слышала такой заискивающий голос писателя, который умолял и готов был  валяться в ногах у книгоиздателя,  лишь бы его сон стал реальностью.

-Ты забыл, что у меня везде связи. Где мой телефон? – спросил Гена.

-Вот он здесь – сказал писатель и с почтением поднес его своему благодетелю.

-Пока я буду звонить, ты открой шампанское, которое я купил в буфете. Слушай писатель, сколько я буду платить за тебя? Сначала на премьере твоей пьесы, теперь на помолвке.

-А, я заплачу за тебя на презентации твоей книги. Идет?

-Хорошо. Я бы…

-Извини, конечно, великодушно Гена, что я тебя прерываю, но мне бы хотелось, чтобы ты сосредоточился на своих  прямых обязанностях. У нас и  так осталось времени. Я боюсь, что все загсы тогда закроются и все пойдет прахом.

-С такими мыслями конечно. Так не говори мне под руку, я этого не люблю.

Книгопечатник говорил с писателем как  мастер с учеником - подмастерье, который был, как всегда вял и безынициативен. Вскоре Зверев начал обзванивать своих знакомых и на коленях  просить об оказании ему  малой услуги за большие деньги. За тем он начал вспоминать свои личные заслуги перед своим слушателем, а кое-где и угрожать публичным разоблачением в средствах массовой информации. Только через час ему посчастливилось достучаться до одного сердобольного сердца, которое и откликнулось на его проклятия.  Я хорошо слышала, как Гена отвечал на уточняющие вопросы, то и дело, подзывая  меня к себе, чтобы точно назвать свои, точно по буквам координаты, затем очередь дошла и до  Менделеева, который выложил всю информацию о себе без утайки. Казалось, все формальности были соблюдены, пока возникло пожелание со стороны лица общавшегося  со Зверевым по телефону.

-Что вы говорите? Я не расслышал. На каком сроке беременности наша невеста?

-Вы что обалдели? – возмутилась я. Какая беременность!

-А, на каком надо? – переспросил никогда не унывающий Гена. На позднем сроке беременности! Так у нас как раз именно такой случай. Только у нас не невеста беременна, а жених и по моим подсчетам лет пятнадцать. Кто шутит? Я? Нисколько. Если я вам назову вам фамилию жениха, то вы сразу  поверите в это. Так значит центральный загс до шести часов вечера. Договорились. Мы успеем!

Зверев, посмотрел на часы и сказал, что у нас есть ровно два  с половиной часа, чтобы сказка стала былью. Мы выпили по бокалу шампанского и несколько раз прорепетировали, как целуются на людях жених с невестой.

Но неожиданно  ко мне пришло осознание, что мы можем в действительности  пожениться с Менделеевым, но были несколько непреодолимых препятствий, о которых я  совсем не подумала. Надо было видеть Менделеева, который почему-то заподозрил, что случилось то, о чем он знал всегда. Я клятвенно заверила, что я еще не передумала, потому что это состояние всегда наступает  в последнюю минуту перед росписью.

-Ты можешь их мне назвать? – спросил, Зверев, как лучший друг всех женихов и невест одновременно.

И, пожалуйста, делай это не так громко, потому что Менделеев и так на ладан дышит.

-Я не могу пойти в загс без букета цветов – перечислила я первую причину.

-Считай что он уже у тебя в руках. Так, дальше.

-У меня нет прически!

-Через час она будет у тебя на голове или я лишусь своей – клятвенно заверял меня Гена.

-Но, у меня самого главного! – сказала я.

-Ну, что главнее может быть для невесты, как не жених на свадьбе – настаивал книгопечатник. Вот если он пропадет нечаянно, то только тогда может произойти катастрофа, и то для родственников невесты.

-Но у  меня нет платья. А, это самое главное на свадьбе.

-Вот тут, я бессилен,  вам помочь – обратился книгоиздатель к нам обоим. Выбор женского платья это задача не по мне. На этот вечный процесс примерки могут пройти целые годы, а у нас осталось всего лишь два часа и двадцать пять минут.

-Постойте – крикнула я, и мой жених тут же ожил. Я знаю, где есть  для меня такое платье.

-Но, если ты знаешь где,  о возникает вопрос, почему мы еще сидим, а не едим туда, не обращая внимания даже на красный свет светофора – произнес Зверев, и первым побежал к своей машине.

Через полчаса мы уже были в том самом магазине, в который  я заходила еще вчера вместе с женой книгоиздателя.

-Только бы его никто не нашел – твердила я.

Как только я подошла к знакомой вешалке, у меня замерло сердце. Моего вчерашнего выбора не было на месте, значит и сегодняшнюю свадьбу, надо было отменить. Я честно призналась, что в другом платье я  не пойду под венец, потому что этот процесс в жизни женщины бывает только один раз.

-Хочу тебе заметить, что ты уже была замужем  – нарочно совершил бестактность Менделеев, чтобы вывести меня из шока.

-Ну, все остальные разы, наверное, тоже как первый раз – отстаивала я свое видение этого вопроса. Я же на свадьбе должна быть самой красивой.

-Да, зачем тебе это платье? На тебе же есть одно и достаточно.

-Какой ты все-таки недалекий – сказала я. Без платья не может быть свадьбы. Вот без жениха может, а без платья нет.

-Ты действительно не только недалекий, но еще и глупый писатель – сыпал свою щепотку соли на раны автора его самый близкий друг. Я тебе 10 минут объяснял, что мне нужен буфет, а ты все про пистолет твердил. Все-таки без меня литература  уже не может обойтись.

-Может, ты поищешь другое платье? – предложил Сергей.

-Другое мне не подойдет – сказала я и пошла к выходу.

-А, это? – окликнул меня Менделеев, который в руках держал мое вчерашнее желание.

-Где ты его нашел? – воскликнула я и побежала назад.

-В примерочной кабинке.

-Ты умница писатель – сказала я и побежала его примерять.

Но Менделеев забыл о хороших  манерах, которые прививал мне еще в воскресенье и решил мне составить  тесную компанию в примерочной кабинке.

-А, ну брысь отсюда – цыкнула я  на наглого кота, который терся у моих ног.

В нетерпении он хотел уже дважды зайти ко мне, но получил отворот-поворот и все время торопил меня. Когда я вышла из кабинки, всех, к моему сожалению, ждало  глубокое разочарование. Никто не говорил, какое замечательное  и ослепительное платье ты выбрала, которое  подчеркивает твою стать и молодость, красоту и изящество, потому что мужчины забыли обычай, по которому жених не должен видеть невесту  в новом платье до бракосочетания.

-Ты уверена, что оно тебе подошло? – спрашивал Менделеев.

-Как в том, что ты настоящий писатель – ответила я.

-Тогда все пропало – как всегда без почтения о себе говорил Сергей, значит, такой участи, по его мнению, и ждало несчастное платье.

-Только ты не волнуйся дорогой, если оно тебе в последний момент не понравится, то я его сниму и надену  другой наряд.

-У тебя, что про запас еще одно есть? – спросил  автор, который всегда утверждал, что умеет читать в женских душах.

-Конечно. Тогда я предстану перед тобой в своем истинном наряде.

-В каком? Я ничего не понимаю.

-Только для тебя  я  пойду под венец  голой.

-Браво, Елена. Теперь  ты наголо бьешь этого писателя, и это мне импонирует до глубины души – заявил Зверев.

-Так теперь у нас по плану прическа – сказал Менделеев.

-Да, - согласилась с ним я. Теперь вы оставите меня в парикмахерской, а сами поедите за цветами. Только за мной заезжать не надо, ждите меня возле загса.

-А, ты не сбежишь? –  с подозрением  спросил писатель

-Боюсь, что бежать мне просто некуда, потому что  ты меня   везде  найдешь. Через полтора часа я буду возле загса.

Вскоре мы разбежались каждый по своим делам, чтобы встретиться в одной точке. Я зашла в парикмахерскую, в которой на мое счастье не было длинной очереди  клиентов, и приступила к процессу созидания своей земной красоты, в красоту совершенную, космическую. Старый мужской мастер, даже не спрашивая моего пожелания начал,  надо мной колдовать и  я закрыла глаза.

Конечно, всем своим физическим параметрам  я всегда была обязана своим родителям, но надо отдать должное и мастеру, который огранил алмаз при помощи фена и других косметических инструментов и средств, и на свет появился брильянт – то есть я.

От первого впечатления я зажмурила даже глазки от ослепительного света, который вызывал  брильянт, но так и не привыкшая к самой себе я посмотрела на часы. Прошел ровно один час, как я сидела в кресле, и  у меня оставалось так мало времени. Я попросила дать мне утюг, чтобы я смогла выгладить свое платье и маленький уголок, где можно было бы в него переодеться. Прошло еще пятнадцать минут, прежде чем я вышла в своем белом платье прошитой тонкой серебреной линией  сверху вниз, где  лучи  звезд, кроили тонкие линии разрезов. Первый раз  в парикмахерской  со мной случилось такое, чтобы мастер отказывался принять деньги за свою работу. Старый парикмахер  посмотрел на меня и сказал: «Как раз за работу я деньги беру, а  вот за искусство никогда».

-Но как  мне отблагодарить вас? - спросила я.

-А, вы стригитесь только у меня и ни у кого другого.

-Но я и так решила это сделать – настаивала я. Возьмите, пожалуйста, деньги.

-Нет - отклонил мое предложение старый мастер. Лучше купите себе букет цветов.

-У меня сегодня свадьба и жених должен купить его сам.

-Не путайте мой букет с букетом вашего жениха, потому что мой должен  быть особенный.

-Но вы  и так сделали  невозможное - посмотрела я  с восхищением на свое отражение в зеркале.

-В трех шагах отсюда есть цветочный магазин, обязательно зайдите в него и купите красные розы.

-Почему розы?

-Потому что эти цветы олицетворяют любовь и страдание одновременно. Они символ настоящего и не проходящего чувства.

-Ну, хорошо – согласилась я. Только подробнее объясните, как быстрее найти этот магазин.

-Как выйдите из магазина,  то сразу поверните на право, затем прямо  пройдете по улице и на первом перекрестке повернете налево, затем еще раз налево и увидите цветочную витрину.

Я выбежала из магазина и начала следовать ориентирам старого мастера, сперва  направо, после налево и снова направо. Но я, по-видимому, заблудилась, а часы уже указывали без пяти шесть. Я начала метаться от одного квартала к другому, не знаю то ли искать цветочный магазин, то  ли ловить такси. Но совершенно случайно, когда я подняла руку, чтобы остановить такси, на противоположной стороне маленькой улочки мне попалась на глаза цветочная витрина. Весь суматошный сегодняшний день начался сегодня с опоздания, поэтому и должен был закончиться опозданием. Я вбежала в магазин и сразу же купила 15 роз. Я бросила деньги на прилавок когда увидела, что часы указывали пять минут седьмого.

Мне надо было поскорее найти такси.  Полцарства за коня – вспомнила я слова Шекспира – и тут же поправила автора – или один поцелуй от меня и только потому, что я еще не замужем.

Я перегородила проезжую часть  в обоих направлениях, чтобы не выпустить не один автомобиль без своего осмотра. Только одна машина ехала по этой немноголюдной улице, и я бросилась ей под колеса, - фигурально выражаясь. Таксист вовремя остановился и тем самым спас  себя от тюрьмы, потому что человечество никогда  бы  не простило ему  такого святотатства. Это все равно, что гусеничный трактор проедет по цветочной оранжерее  - подумала я. Какое  кощунственно убивать меня в тот миг, когда я только начала жить. Да, и Менделеев этого просто не переживет. Он же и  так несчастный  романтик, а тут станет вдовствующий романтик. Нет, такая картина меня совсем не устраивала,  и таксиста, кажется тоже.

-Вам что жить надоело?!– крикнул мне старый знакомый, который подвозил меня к дому журналистов.

-Нет. Я может быть только, жить начинаю.

-А, это вы – по-видимому, узнал  меня водитель транспортного средства. Кто научил вас останавливать такси на проезжей части?

-Жизнь – ответила я.

-Так вот молите бога и не искушайте его. Ведь если бы я вчера не поменял тормозные колодки,  мне даже страшно подумать.

-Я больше никогда так делать не буду – дала я честное слово как водитель водителю.

-Вас обратно везти к дому журналистов? – спросил красивый мужчина.

-Нет, на этот раз в  центральный загс.

-А, что кто-то  из ваших подруг выходит замуж?

-На это раз  я.

-А во сколько нам надо там быть?

-Ровно  в шесть.

-Да - воскликнул таксист и возвестил четверть седьмого. Мы уже опаздываем, а в центре снова пробка.

-Так что же делать?- чуть не плача, спросила я.

-Позвоните вашему жениху и скажите, что вы опаздываете.

-Но я не знаю номера его мобильного телефона.

-Странно, вы выходите замуж за человека и не знаете  номера  его телефона. Когда вы решили выйти за него замуж?

-Два часа назад.

-Так может не стоит и спешить!

-Ну, что вы  я  столько ждала этого и теперь опаздываю.

-Я попытаюсь сделать все возможное, чтобы как можно быстрей домчать вас к вашему жениху, который рвет на себе волосы?!

-Боюсь, что не только волосы –  сказала я про себя.

Тут таксист нажал  на газ и поехал в совершенно другом направлении.

-Куда мы едем? – опомнившись, спросила я

-Как куда? В Загс!

-Но Загс находится в другом направлении.

-Я же говорил,  что в центре пробка. Сейчас мы сделаем маленький круг, затем проедем  через дворы и ручаюсь, что через десять минут мы будем там.

Водитель действительно начал кружить, петлять, маневрировать и все время как сумасшедший гнать, чтобы сделать невозможное. Я всю жизнь прожила в своем городе, но если бы меня высадили сейчас из машины, мне пришлось бы долго привыкать к мысли, что это действительно мой любимый, и такой малознакомый град. Ровно через девять минут и пятнадцать секунд машина затормозила у загса и я выбежала из машины, снова не заплатив за проезд. Машина тут же уехала,  тоже забыв потребовать свои  деньги.

На ступеньках загса стоял печальный писатель, который не узнал меня, который стоял в одиночестве и олицетворял жалкое зрелище. Жизнь для него, по-видимому, закончилась, а смерть так еще не наступила.

-Эй, Менделеев, ты, что не узнаешь  меня?!

-Это ты – Елена – спросил меня писатель как у богини, которая сошла на землю, чтобы стать женой простого смертного. Ты, значит, не передумала?

-Нет, же дурачок.

-А, я не знал что и подумать. Ты, почему опоздала? – начал  уже громко возмущаться писатель.

-Я потом тебе все расскажу, а вот где мой свадебный букет, вот  это сейчас меня больше интересует?

-Вот он – указал Менделеев на сверток, который раньше и был, наверное, букетом, и совсем недавно.

-Разве таким должен быть букет? Я вижу одни голые стебельки  и не одного лепестка на них.

Рядом на ступеньках загса лежал целый цветочный ковер, сотканный руками писателя.

Ты что в ромашку играл: любит, не любит?- спросила я.

-Ой – произнес писатель. Я оборвал на нервной почве все цветы. Как же теперь без них?

-Ладно, уж на первый раз прощаю тебя, потому что цветы мне уже подарили.

-А, где они? – спросил писатель.

-Ой – уже воскликнула я. Я их, кажется, забыла в машине. Какой ужас?

-Какая женщина – сказал Зверев и начал меня осыпать комплиментами с ног до головы.

Мне бы такую хоть на несколько минут.

-Ты опять за старое взялся – набросился на него Менделеев.

-А, ты опять шуток не понимаешь – парировал Гена.

-Так что моя  несравненная красота-это только шутка? – обиженно спросила я.

- Красота твоя  Елена просто неоспорима, а вот твой выбор относительно писателя, это действительно шутка судьбы или вернее сказать ее гримаса. Ты только посмотри, как на меня смотрит твой жених и еще чуть-чуть он, так и останется новобрачным. Попроси его не убивать меня до того момента, как я не поженю вас.

-Так нас еще ждут? – спросил Менделеев.

-Еще да. Но надо срочно найти еще одного свидетеля.

-Зачем?

-Так положено.

Но неожиданно искать нам никого не пришлось, потому что он сам появился с охапкой цветов. Мой старый знакомый – таксист решил вернуть мне мой букет. Я поблагодарила его и предложила ему стать нашим вторым свидетелем. Водитель с радостью согласился и тут же получил недоброжелательный взгляд со стороны Зверева.

Когда мы зашли в приемную, ведущая церемонии оглядела меня и сказала, что нет никаких  свидетельств  к тому, что невеста находится на последнем сроке беременности, и которой в случае отказа в узаконивании отношений с женихом грозит выкидыш. Она посоветовала сегодня подать заявление и прийти ровно через один месяц.

-Все было бы точно так – начал заговаривать зубы, Зверев этой даме, которая не хотела нарушать должностную инструкцию. Но дело, видите ли, в том, что беременным у нас является жених.

-Вы что держите меня за дуру – ощетинилась женщина и указала нам на дверь.

-Ни в коем случае – не сдавался Гена. Вы только внимательно посмотрите на жениха, и вы все поймете сразу.

-Что я должна понять? Мужчина как мужчина.

-Это не совсем так. Он же влюблен в эту женщину уже 20 лет.

-15- сказала я.

-Не вмешивайтесь, невеста – огрызнулся Зверев. На лицо явные признаки беременности у мужчины: бледный вид, токсикоз, схватки. Он же еле держится на ногах. К тому же сам факт беременности у мужчин – это настоящий и я бы сказал несмываемый позор. Вы должны войти в наше положение.

Женщина посмотрела на жениха и согласилась с тем, что какая-то правда во всем этом есть, но не  достаточная для сегодняшней церемонии.

-Тогда я вам по секрету назову, какой человек стоит перед вами, и вы согласитесь  с тем, что  для него и его невесты можно сделать исключение. Зверев упомянул, что сегодня женится сам писатель Менделеев и все пошло как по маслу.

-Что же вы мне сразу не сказали об этом. Ведь это мой  любимый писатель. Только почему я его сразу не узнала, сама не пойму?

-Тогда разрешите вам объяснить этот феномен. У мужчин во время оплодотворения  на лице появляются маленькие изменения, которые на последней стадии беременности  просто изменяют лицо до неузнаваемости. Менделееву еще повезло, потому что я знаю мужчин, которых беременность просто уродовала. Но писатель и здесь легко отделался и если я не ошибаюсь,  у него первой будет девочка.

Государственная служащая захихикала и открыла врата священных покоев, где и должна была состояться торжественная церемония. Пока женщина начала читать свою молитву, жених стоял как громом пораженный и все внимательно слушал, чтобы мне потом все подробно рассказать о священном институте брака и семьи. Я же больше наблюдала за тем, что происходило за моей спиной. Зверев решил провести допрос подозреваемого прямо здесь,  в зале бракосочетания.

-Откуда вы знаете Менделеева? – отчитывал Геннадий Викторович  моего второго свидетеля на свадьбе.

-Какого Менделеева? Это который в третьем  таксопарке работает.

-Нет. Я говорю о знаменитом писателе Менделееве, и не надо мне  делать  невинное лицо.

-Я первый раз слышу о таком.

-Все вы так говорите.

-Да на какой мне сдался ваш писатель, когда я и читать, то не люблю.

-Вы точно таксист?

-Точнее не бывает.

-Ну, да, так я вам и поверил. Я уже однажды сделал ошибку и не проверил одного массажиста, который  на самом деле оказался журналистом. Но теперь я буду, внимателен и осторожен. Как вы познакомились с Еленой?

-А, кто это такая?

-Это невеста, которая пригласила вас стать свидетелем этой церемонии.

-С Еленой я познакомился еще утром, когда подвозил ее в первый раз к дому журналистов, и во второй раз, когда домчал невесту к жениху.

-Вот вы и проговорились, потому что дважды встретиться в один и тот  же день с таксистом невозможно. Случайность здесь сразу отпадает, значит остается, у нас что?

-Что? – спросил шофер.

-Коварный  умысел – вот что.

-Мне кажется, что вы меня с кем-то путаете и принимаете за другого человека, потому что не я, а наша красивая невеста чуть дважды не угодила под колеса моей машины. Но если бы это случилось с вами, то я не уверен  в своем желании сохранить вам жизнь, потому что вы меня уже достали своими подозрениями.

-А так вы мне еще и  угрожаете! – возмутился Менделеев и начал снова отматывать свою нить расследования.

-Цыц – рявкнула я на своих свидетелей, потому что уже давно с интересом слушала их, чем женщину, которая рассказывала об ответственности  в этом непростом решении.

Зачем она меня запугивает? – спросила я себя. Неужели эта женщина думает, что я брошу беременного мужчину, который к тому же еще должен был родить мне девочку. Ведь кто будет первым ребенком, мне было все равно. Хотя наследника  рода хотелось чуточку больше.

Но  наступила последняя минута, которая и должна была решить все, это был  так называемый момент истины, когда надо  было скрепить росписями наше свободное, уже прозвучавшее волеизъявление. Я быстро прошла к столу и лишилась фамилии своего  первого мужа, но оставалось еще приобрести другую, ведь человеку, а тем более женщине, просто нельзя остаться без фамилии. Но через несколько секунд  я стала Еленой Волковой. Но это я почувствовала  только тогда, когда мой муж одел мне на безымянный палец правой руки золотое колечко, которое сразу же мне  подошло.

-Откуда ты знаешь мой размер? – спросила я.

-А, я его срисовал с кольца из шкатулки, еще в среду – честно признался Менделеев.

-Но у меня нет кольца для тебя – попыталась я скрыть свою забывчивость.

-Как совсем нет? – упавшим голосом  произнес  писатель.

-Я тебе завтра куплю самое дорогое – честно призналась я. А, теперь давай сделаем вид, как будто я его тебе уже надела.

-Ты что предлагаешь начать нашу семейную жизнь с обмана – шепотом сказал Менделеев.

Ведущая и свидетели давно наблюдали за нами и никак не могли понять, почему невеста медлит с последним действием, и не надевает кольцо на палец своего мужа.

-Ну, так что же делать! Это будет ложь во спасение – чуть слышно сказала я.

-А, кого мы спасаем? – допытывался до истины писатель.

-Меня. Меня. Меня.

-Ну, ради тебя я выручу  кое-кого – сказал Сергей и протянул мне его кольцо.

-Какой ты все-таки негодяй  - чуть слышно произнесла я на ушко писателя.

Мы  впервые поцеловались как муж и жена,  и я почувствовала горечь за то, что не успела пригласить на такую церемонию всех своих родных и близких  мне людей.

-Мы все сможем еще повторить – словно читая мои мысли, произнес Менделеев. Ведь у нас еще венчание с тобой впереди, и там  все будет уже,  как ты этого захочешь.

-Ты обещаешь мне?!

-Я клянусь тебе в этом,  и пусть сумма расходов тебя совсем не пугает.

-Кстати муженек, а, сколько у тебя денег? – решила я поинтересоваться я состоянием фамильного счета.

-У него много денег – решил ответить,  за своего друга Зверев. По моим подсчетам…

-Иуда - рассмеялся Менделеев

 -Это я добрый Елена, а твой муж скряга и накопитель. Так,  где мы будем отмечать эту праздничную церемонию? – спросил книгоиздатель и начал уже потирать ручки от желания вкусно и бесплатно поесть.

-Не знаю – ответила я, потому что еще не до конца осознала все то, что случилось со мной.

-Может у нас дома – предложил Менделеев.

-Я же говорил, что твой муж скряга и зануда. Я понимаю, что ему хочется затащить  тебе Елена на брачное ложе, но надо подумать и о гостях, писатель. Они тоже хотят…

-Что тоже влезть обутыми ногами на мое ложе – пробурчал Сергей.

-Они тоже хотят разделить с тобой счастливый для тебя день. Все Менделеев  кончилась твоя одинокая жизнь раз и навсегда, поэтому тебе надо отвыкать от своего пещерного гостеприимства. Тем более и таксист не возражает, да?

-Меня зовут Николай – представился второй свидетель и вошел в нашу компанию как родной.

-Ну, что  ты таксист я еще проверю, а то, что Николай тоже не  прочь  отметить  с нами  этот день, вижу по глазам.

-Мне надо только машину поставить в гараж.

-Лучше оставить ее на платной автостоянке. Не будем на такие пустяки тратить попусту время. Ну, так как жених не может нам ничего предложить, то я готов как всегда возложить на себя эту тяжелую ношу, тем более что столик в одном ресторанчике я уже заказал.

-Ты просто прелесть Гена – сказала я громко во всевсеуслышание.

-Я никогда не забуду, то, что ты сделал сегодня для меня и вообще… - воскликнул Волков.

-Но платить за ресторан придется уже тебе – решил пошутить Зверев, который оказывается, не любил, когда его благодарят за дела, исполнение которых,  просто приносили ему человеческую радость.

-А, Катя придет в ресторан? – спросила я.

-Я и сам этого не знаю, потому что не могу до нее дозвониться. Ну, кто же мог предполагать, что ты – Елена, сегодня согласишься выйти замуж за Менделеева.

-За Волкова – поправила я своего друга.

-Все никак не могу привыкнуть к новой фамилии писателя. Но со временем я ее усвою, но и старую не забуду уже никогда.

 Мы уже два часа отмечали нашу роспись, а свидетелям все за столом было не вкусно, а главное горько. К нам уже дважды подходил шеф – повар этого ресторана, и спрашивал, что на этот раз не соответствует гастрономическим  показаниям  того или иного блюда. Этот человек по видимому был иностранцем, так не знал таких простых вещей, что когда говорят горько, не надо ничего ни есть и ни пить, а только целоваться до упада, и не только жениху и невесте, а уже мужу и жене.

-Я больше не могу – взмолилась я перед свидетелями, которые других тостов просто не знали.

-Вот когда невеста не хочет, а жених все еще может, - это дело поправимое – говорил таксист – но когда женщина хочет, а мужчина не может, то это дело – труба.

-Мне нравится ход твоих мыслей Николай – заявил  Зверев. Но главное у меня больше нет никаких сомнений, что ты настоящий таксист.

-Я может, что-то  не то сказал – сразу же осекся Николай.

-Все то, а главное от всего сердца – поддержал его книгоиздатель.

Менделеев уже начал торопиться, чтобы исполнить свой первый супружеский долг, но был осмеян  свидетелями со словами: «Еще успеешь, и  скоро тебе это все   надоест!».

Мне можно было конечно и обидеться на эти не совсем культурные фразеологические обороты, но я сделала вид, что этого просто не услышала. Тогда мужчины решили напоить моего мужа и потребовали, чтобы он выпил из моей туфельки. Но  это было совершенно невозможно, так как на мне были босоножки. Но через пять минут за столом появилась новая пара обуви моего размера,  и Волкову пришлось выпить, поочередно, из каждой.

Я уже боялась за здоровье своего дорогого супруга, а особенно свидетелей моей росписи, потому что было уже ровно одиннадцать, а их пыл к празднованию не угасал, а разгорался.

Но как только официант подошел и что-то шепнул на ухо Звереву, то тут же он    расплатился с заказом и попросил выйти на свежий воздух, потому что первая часть празднования  была закончена.

-А, что будет еще вторая? – с любопытством спросила я, потому что думала, что ничего кроме пьянки, мужчины не в состоянии придумать.

-Будет еще и третья часть, правда она уже пройдет без меня – нагло рассмеялся мне  прямо в глаза. Зверев,  и я поняла, на что  он безнравственно  намекает.

Мы уже вышли на свежий воздух, как тут  я увидела снова  упряжку лошадей.

-Елена в прошлый раз случилась маленькая оплошность, потому что исполнить мной обещанное  до конца я не смог. Но сейчас кони действительно белые и они отвезут вас домой – сказал Геннадий.

-Без кучера? – спросила я, потому что нигде не видела его. Но это невозможно.

-Разве может быть, что невозможное для людей, когда они любят друг друга. В этом мудрости я сегодня еще раз убедился. А, кучер будет и скажу тебе по секрету, что их будет даже два.

-Два! – воскликнула я. Но пока я не вижу ни одного.

-Ну, а если хорошо приглядеться? – настаивал Зверев.

-Но кроме вас тут никого нет.

-Правильно, потому что больше никто и не нужен.  Я с Николаем отвезу вас прямо домой.

-Это опасно – заявила я и попыталась отклонить столь заманчивое предложение.

-Ну, не опасней, чем ловить такси на проезжей части – произнес Николай и тут же получил несколько доброжелательных похлопываний по плечу со стороны книгоиздателя.

-У нас, безопасная Елена, все уже продумано, тем более что таксист – это тот же кучер. Когда-то он обменял одну лошадиную силу на целый табун, которым умеет виртуозно управлять.

-У вас нет опыта, как надо уметь править целой упряжкой лошадей – стояла я на своем.

-И здесь ты ошибаешься, потому что Николай прошел школу верховой езды.

-Это правда, Николай?

-Да, невеста –услышала я  в ответ. Я когда-то был неплохим наездником, так что волноваться действительно не за что.

Только после этих жизнеутверждающих  слов я позволила усадить себя в карету, и наш экипаж тронулся в путь. Словоохотливые кучера не давали нам не на минутку  скучать, но и перекинуться тайным словом со своим мужем я тоже не могла. Николай все время показывал нам в дороге свое искусство управлять упряжкой лошадей, которая то лениво шла, то рысцой бежала вперед. Я взглянула на небо, и вдруг ощутило щемящее чувство в груди, что это со мной уже происходило, но не  ровно неделю назад, а намного раньше, в другой, сказочной жизни. Это все я, когда уже видела, и эту упряжку, людей, и светила. У меня не было  полной, все картины своего прошлого бытия, но эту часть я запомнила, чтобы пронести ее в своем сердце через века.

От  нахлынувших  чувств я вдруг поняла одну простую истину, что когда любишь хоть одного человека, то значит, что  этой любви хватит еще на целый мир.

-Боже как хорошо – сказала я громко. Спасибо за милость твою и незаслуженную доброту, которой ты осыпал меня и сделал счастливой.  Я люблю тебя Менделеев. Я обожаю тебя Гена.Я преклоняюсь перед  тобой Николай.

-А, мне за что такая незаслуженная доброта? – спросил таксист, он же кучер.

-Ну, во-первых, за то, что  ты дважды сегодня  меня спас, потому что если бы не ты,  то меня точно бы кто-то сбил, а во-вторых, ты сегодня стал  свидетелем на моей  свадьбе,  а в-третьих,  ты так умело умеешь  управлять  каретой. Кстати, я же должна тебе еще деньги за проезд  - вспомнила я о своем долге.

-Если вы Елена посмеете предложить мне  деньги, то я за себя   просто не ручаюсь,  и кони могут понести.

-Но мы живем в мире, где деньги необходимы. Разве ты не согласен со мной?

-Увы, это так, но есть то, что не за какие деньги не купить. Вот это небо, этот воздух, эту атмосферу, в которую я сегодня случайно попал, чтобы понять одно, что деньги – это только клочки бумаги, которые помогают жить, но не спасают от одиночества. Как хорошо, что есть вещи, которые просто не продаются, даже за все золото мира, потому что это другое измерение, где ничего не делается по принуждению, против воли человека.

-А, что это за измерение? – спросил заинтересованно писатель, чтобы урвать для своей новой книги чужие мысли.

-Это любовь. Как странно, что вы это  спрашиваете, Менделеев. Неужели вы этого  сами  еще не поняли.

-Я просто сверяю твой ответ с моим, и хочу сказать, что они полностью совпадают.

-А, я скажу вам,  как еще никому не известный писатель,- вклинился в разговор, Зверев, - что мир с деньгами не так уж и  плох. Деньги – это эквивалент труда и их количество часто зависит от усердия работающего человека. Но в  этом вопросе никогда не следует забывать двух вещей: Как ты зарабатываешь деньги?  И  на  что ты их тратишь? И последний вопрос мне кажется главнее, чем первый. Можно зарабатывать деньги на торговле оружием,  и построить храм, а можно проповедовать  нравственные ценности в этом храме днем, а ночью кутить в компании жриц любви. Поэтому не деньги чаще всего влияют  на человека, а его отношение к ним.

-Так через день можешь приходить ко мне Зверев, и мы действительно начнем с тобой писать – сказал Менделеев. И, пожалуйста, записывай свои мысли.

-Да, у меня этих мыслей как ангелов в небе. Но через день не могу, а вот через месяц, я к твоим услугам.

-Почему только через месяц? – спросил глупый Менделеев.

-Все-таки у любви есть одно сильное  противопоказание, она из мудрого человека делает глупым, а из умного дурака.

-Ты что уезжаешь в  долгосрочную командировку?

-Я, нет, а вот ты,  да.  Менделеев я появлюсь перед твоими очами ровно через 31 день, потому что у тебя  – медовый месяц.

-Медовый месяц? Медовый месяц!!! Медовый месяц!!! Как  же я сам забыл про него.

Для всех новобрачных мысль о  медовом месяце  наступала сразу же после утомительной церемонии, но только не для  знаменитого писателя. Он твердил эти два слова как заведенный, и я уже боялась, не помешался ли он. На все вопросы  как отзыв звучало: »У меня медовый месяц», а все пароли начинались: « А, у вас был медовый месяц?».

-У всех он был и, увы, прошел – заявил Николай, и мне показалось, что еще одним писателем или философом на земле стало больше.

-Какие интересные люди окружают меня – размышляла я , – но  хорошо бы уже приехать домой.

Тут же, как в сказке мое желание  исполнилось, и карета остановилась. Два кучера слезли с козел, и  один из них открыл дверцу кареты.

-Ну, вот королева, вы   в своем  девятиэтажном замке -  произнес Зверев, и протянул мне руку.

-Спасибо вам, мои друзья за все.

-У королевы не может быть друзей, это удел людей среднего класса. У королевы есть только верноподданные, которые остаются верны ей, несмотря ни на что.

-Ну, тогда  я благодарю вас, и надеюсь, что однажды смогу сделать для вас то, что вы  сделали сегодня для вашей  королевы и сумасшедшего короля.

Менделеев по-прежнему твердил про медовый месяц и полез целоваться со своими свидетелями как простолюдин, забыв о своей царской   крови.

-Ну, прощайте – сказал Зверев,  снова залезая на козлы,  и да, благословит вас бог на третью часть праздника.

-До свидания – произнесла я и помахала им рукой.

Но вскоре карета остановилась, из которой выскочил Николай с цветами и с пакетом  в руках.

-Что это спросила я? – указывая на пакет.

-Ей, богу не знаю – ответил Николай и вручил мне цветы, а  Менделееву пакет.

Моего второго  свидетеля  уже давно ждал, Зверев, но таксист топтался на месте, желая, по-видимому, что-то спросить, но никак не решался.

-Чем вы так опечалены Николай? – решала я помочь своему сегодняшнему спасителю.

-Неужели мы расстаемся навсегда и больше никогда не увидимся? – спросил  он со щемящей тоской в голосе.

-Откуда у тебя такие грустные мысли? Мы встретились, чтобы не расставаться – попыталась я  рассеять все сомнения молодого человека.

-Но у вас нет моего телефона?

-В этом ты глубоко ошибаешься, потому что мы о тебе Николай Григорьевич Медведев знаем все – произнес Менделеев.

-Откуда вам известна моя фамилия?

-Потому что, Зверев уже навел о тебе справки, и поделился со мной этой информацией.

-Но сейчас вы сказали, что знаете обо мне все. Но разве возможно о человеке все узнать за несколько часов?

-Даже мига бывает порой достаточно, чтобы понять самое главное, что ты настоящий человек, а все оставшееся уже неважно. Я горжусь тем, что именно ты был свидетелем самого счастливого дня для меня.

-Так значит, мы еще встретимся?

-Даже  не сомневайся – ответил Менделеев и еще раз пожал руку Николаю.

Тут же улыбка засияла на лице главного кучера, и он быстро устремился на помощь Звереву, которого кони не хотели слушать, потому что не понимали его команд. Мы еще долго смотрели на карету, которая  начала удаляться от нас вдаль, чтобы где-то там окончательно взмыть в звездное небо.

Когда мы попали в квартиру, я думала что все случиться сразу же и Менделеев поднимет меня на руки, понесет и бросит на  ложе, чтобы исполнить свой первый супружеский долг. Но этого, к сожалению, не произошло, и я  с недовольством смотрела, как писатель сразу же отправился  на кухню. Он включил свет, открыл холодильник и устроил первую семейную истерику, потому что по его словам, даже мышь, которая должна была повеситься в нем,  предпочла другое, более  сытное место.

-Ну, и жена мне досталось – бурчал писатель. А, главное какая хозяйка.

-Я завтра все куплю и приготовлю – отчитывалась я перед мужем, пряча от стыда свои глаза.

-Кстати, а кто ел мой торт, без меня? – спросил Менделеев. Прекрати таскать в наш дом незнакомых сладкоежек.

-С каких пор  моя квартира – это твой дом?

-С 18часов и 52 минут как ты стала Еленой Волковой. Эту квартиру тебе надо оставить твоему бывшему мужу.

-А,  мы где будем жить, на улице?

-Ну, зачем сразу же и на улице, с милым как говорится и рай в шалаше. Но, если ты возражаешь против шалаша, то можно перебраться и в двухместную палатку.

-Может уже сразу в пещеру, чего время зря на переезды терять?

-Как это я сразу не догадался. Через месяц купим свою персональную пещеру со всеми удобствами  во дворе.

-Ты шутишь? – спросила я.

-Да, но только по поводу удобств во дворе. Я просто не перенесу, если кто-то будет смотреть на тебя, когда ты будешь принимать ванну.

-Это первая твоя толковая мысль  с начала медового месяца.

Зачем я только ляпнула про медовый месяц – начала я себя корить, потому что уже давно лежала на  кровати, а Менделеев сидел на кухне и твердил как заведенный эти два слово.

-Писатель ты хоть понимаешь значение этих слов? – спросила я.

-Конечно – донеслось мне из кухни. Медовый месяц – он же сладкий месяц, вот я  торт и ем, чтобы наполнить истинным содержанием этот процесс.

-Медовый момент – это не время для обжорства, а для чего-то более важного.

-Интересно для чего? – пришел Менделеев в спальню с куском торта как на экскурсию.

-А, ты ложись и все узнаешь – решила я схитрить.

-Я всегда ратовал за горизонтальное получение, каких бы то ни было знаний. Долой вертикальную форму обучению, потому что она ничего кроме оглупления не дает. Ну, хорошо, ты еще полежи, по тому, что мне еще два кусочка осталось.

-А, если я усну? – приступила я женскому шантажу.

-С твоей стороны это было бы не товарищески. Ну, и тогда ты пропустишь самое  интересное.

-Что же?

-Ты все узнаешь. Как только я зажгу камин, то знай, что я уже рядом.

-Какой камин, ты, что действительно спятил? У меня никогда его не было. В двухкомнатной квартире на четвертом этаже – это что-то из области фантастики.

-Я  клянусь тебе, что ровно через 15 минут в спальне загорится камин.

-Ты что хочешь устроить пожар, так ты так и скажи?

-Если я хотел бы сделать пожар, то не употребил бы слово камин. Кстати у тебя спички есть?

-Откуда – ответила я.

-Тогда по техническим причинам появление камина в спальне отменяется. Ну, зачем людям камин в доме, когда у них отсутствуют спички?!

-Ты ищешь любое оправдание, чтобы тебя не заподозрили во лжи.

-Я ищу? – возмутился Менделеев. Дайте мне одну  спичку, и я зажгу камин.

-Ну, погоди Коперфильд – вскрикнула я и голая побежала на кухню, чтобы найти средство, которое выведет этого болтуна на чистую воду. Только когда я нашла коробок и протянула его писателю, мне пришла в голову мысль, что именно этого он и добивался, чтобы я стояла перед ним обнаженная, а  он бы  хищно улыбался.

-Марш в постель – закричал он, - а то простудишься. Закрывай глаза, потому что я скоро явлюсь к тебе.

Затем писатель надолго скрылся в ванной комнате,  по-видимому, понадеявшись,  что я  усну, и не дождусь обещанного  представления, но не  тут-то было. Ведь из коробочки спичек я вынула две и вставила их себе в глаза, чтобы они не закрылись раньше времени. Прошло долгих и томительных десять минут, прежде чем мой муж выбрался на материк.

-Елена, ты еще не спишь? – тихо донеслось из темноты.

-И не надейся, что я сплю – громко ответила я.  Зажги милый камин, а то я вся окоченела.

-Сейчас дорогая – с почтением ответил Менделеев на мою издевательскую просьбу.

Я услышала как в темноте, в зале  чиркнули спички,  и пламя озарило ночь. Огонь продвигался в мою сторону, потому что горел все ярче. Наконец на пороге спальни появился мужчина с подсвечником в  правой руке.

-Это и есть твой камин? – разочарованно сказала я.

-Нет, это только подсвечник, но как только я поставлю его на пол, он тут же станет камином.

Это мое изобретение: переносной, легко устанавливаемый, не требующий дров, не знающий сажи и пепла  - камин.

Писатель поставил подсвечник на пол и попросил одну минуту неотрывно смотреть на пламя, что я и сделала. Уже через несколько секунд я действительно поверила, что в моей комнате горит камин, и мне даже захотелось прилечь возле этого очага тепла и любви.

-Не шевелись – сказал Меенделев словно прочитав, мои мысли. Это же камин переносной и я его установлю, куда ты укажешь.

-Тогда поставь его поближе к нашей кровати и сделай, чтобы огоньгорел  не так ярко.

-Слушаюсь и повинуюсь тебе, моя жена – произнес писатель и потушил одну из трех свечей.

-Возьми, пожалуйста, кочергу и разбросай огонь, потому что он горит  еще  слишком сильно.

-Как пожелаешь, моя королева – и король задул  вторую свечу.

-Вот так, хорошо. А, теперь иди ко мне, и начнем наш медовый месяц.

-Все будет, так как ты захочешь, за маленьким пояснением, что я готов поменять медовый месяц на  целую медовую жизнь.

-Ты проживи хоть одну медовую ночь! -  бросила я вызов мужчине и тут же за это поплатилась.

-Ну, держись журналистка, потому что я уже иду к тебе и не жди обычного интервью,  потому что тебе предстоит узнать то, что еще никому я не рассказывал.

-Надеюсь,  и не показывал?

-Ты первая кто узнает черную тайну о  Менделееве.

-И какая же она – продолжила я заигрывать и тем самым возбуждать мужчину, который в этом уже не нуждался.

-Что Менделеев никогда не оставлял  ни одну женщину в постели без оргазма.

-Ой, ли!

-Без многочисленного оргазма – добавил писатель и от слов устных перешел к делам грешным.

Только когда догорел огонь в камине,  я попросила уже зажечь факел, который пылал на  прикроватной тумбочке,  когда мне удалось хоть на мгновение освободиться из рук маньяка, который не знал усталости.

-А, который сейчас  час? – спросила я.

-Зачем тебе знать время.

-Ну, а все-таки.

-Скоро рассвет, разве ты не видишь.

-Так значит, ночь прошла, и я проиграла пари.

-Своему шефу.

-А, ты откуда это знаешь?

-Я знаю все.

-От кого?

-От Зверева. Михаил Гершевич звонил ему и сказал, что ты уволилась из  редакции.

-Так ты все знал и подстроил  весь вчерашний день.

-Что ты появишься на пресс-конференции,  об этом  мне  не было  известно, впрочем, как и тебе, потому что ты, как всегда  непредсказуема.

-Так ты простил меня?

-Как только я узнал о твоем факте ухода из журнала. Это сильный и непредсказуемый поступок, который и открыл мне на многое  глаза. Да, собственно говоря, и сама статья обо мне была неплохой и продажа книг резко выросла.

-Поздравляю тебя с новым читательским  ажиотажем – пробурчала я и  демонстративно отвернулась от мужа.

-Ты что опять впадаешь,  в  перманентное состояние  семейного скандала – весело сказал писатель и поцеловал меня в плечо.

-Только не подлизывайся ко мне.  

-Ну, что случилось? – начал ползать возле меня мой муж, чтобы поцеловать  мои  губы.

-Я до сих пор   в себя не могу прийти от всех твоих  несправедливых слов. Ты меня сильно обидел.

-Я искуплю. Я все искуплю – начал твердить Менделеев как некогда повторял слова про медовый месяц.

-А, то, что ты мне говорил  о своих руках, которые дрожат  по утрам, - это правда?- вспомнила я одну деталь нашего разговора, которая потрясла меня.

Тут живой Менделеев после моих слов окаменел, как будто напрочь потерял ко мне всякий интерес. Он спрятал свои руки под простынь и  попытался отшутиться от меня.

-Я все придумал – озорно улыбнулся мне он.

-Так это правда – поняла я только теперь, что в его словах не было  и доли шутки.

-Покажи мне твои руки – приказала я.

-Не покажу.

-Хорошо, тогда я сама это сделаю – произнесла я и сбросила простынь как муфту с рук писателя.

-Что ты делаешь? – возмутился писатель, потому что остался совершенно голый.

-Нечего стесняться своей жены, потому что это просто глупо.

Я взяла его руки в  свои и начала целовать.

-Но я не святой отец, мне не надо целовать руки. Это совершенно лишнее.

-Еще никому из мужчин я не целовала руки. Ты первый. Я где-то читала, что если женщина целует руки мужчины, то это  значит,  что  она его любит.

-Правда?

-Поверь мне, что это так и только попробуй мое откровение вставить в свою новую книгу, потому что я предательства не прощаю. Но с сегодняшнего дня и до скончания нашего века у тебя больше не будут трястись руки, потому что они всегда будут лежать на моей груди.

-Очень интересное лечение – с восторгом сказал Волков. Но я предлагаю, чтобы они не только безвольно лежали на груди, но и массировали твои молочные железы. Вот так!

-Ну, если тебе так станет легче, я на все готово… и даже больше.

-Куда уж больше!

-Сейчас узнаешь – ответила я.

  Новая волна страсти нахлынула на меня, не желая   подчиняться  ни власти солнца, приносившая на землю   протуберанец нескончаемой энергии,  ни  луны, которая повелевала морскими пучинами,  и  несло бремя приливов  и  отливов. Я  сама была этой нескончаемой силой, которая жила только грешным желанием.  

-Ты знаешь, что тайну Менделеева я  все-таки сохраню, хотя мне так хочется похвастаться ей – произнесла я, чудом уцелевшая  сегодняшней ночью.

-А, ты про это – произнес мой герой, до конца не понимая, что он сделал со мной за одну ночь.

-А, ты про что подумал? – спросила я.

-Мне кажется, что тебе надо подкрепиться, потому что медовая жизнь у нас должна быть долгая  и сытая.

-Но у нас же  ничего нет. Потерпи немного.

-Ты хочешь есть?

-Я  просто умираю от голода  - честно призналась я.

-Тогда закрой глаза.

-Я не буду, есть торт, не при каком условии.

-А его и нет уже. Тогда закрой глаза и представь, чтобы ты сейчас съела.

-Из ничего нельзя приготовить салат оливье, к примеру.

-Ну, ты закроешь глаза или мы так, и будем сидеть голодными! – обиделся Волков.

Я сделала все,  как просил Менделеев, и улыбнулась тому грохоту, который стоял на кухне.

Он опять что-то разбил – подумала я. Ну, и пусть бьет, на счастье.

-Елена,  открой глаза. Теперь можно – произнес писатель.

-Откуда это все? – спросила я, когда увидела мужа с полным подносом еды.

-Это подарок от Зверева. Он оказывается,  все заранее  предусмотрел и передал пакет  с едой.

Кстати, там и  шампанское есть, если хочешь?

-Я все хочу из твоих рук.

-Тогда не жди меня и ешь.

Но я честно дождалась Менделеева, чтобы отпраздновать  третью часть нашего бракосочетания.

-Ну, горько – сам сказал и сам меня поцеловал писатель. Ура.

-Ура – поддержала и я мужской бас.

-Может это и есть абсолютное  счастье! – сказал Менделеев.

-А, что такое абсолютное счастье?

-Это миг, когда почти  все твои желания исполнены.

-Почему почти?

-Потому что осталось еще одно, чтобы этот миг не проходил  никогда. Мне страшно закрыть глаза,  проснуться, и не увидеть тебя.

-А, где я буду, когда ты проснешься?

-Наверное, там, где ты была  эти 16 лет.

-Ты хотел сказать 15 лет. Ну, на это ты даже не надейся. Я теперь всегда буду рядом с тобой.

-Тогда клянись – сказал писатель.

-Клянусь! – не раздумывая, сказала я.

-Нет, так дело  не пойдет. Клянись самой страшной писательской клятвой.

-Какой?

-Что ты  не бросишь меня ни на пике моей популярности, ни  в самой ее  пропасти, что ты всегда будешь мне говорить правду и  разносить   мои труды в пух и прах, как еще ни одному критику этого  не удавалось

-Клянусь – ответила я и возложила руки  Менделеева себе на грудь.

-Ну, есть  еще и  маленькое продолжение, которое делает мою клятву просто ужасной.

-Ну, говори же. Я на все согласна.

-Что ты будешь хоть изредка хвалить меня. Ну, хоть  капельку.

-После каждой такой ночи.  Клянусь.

-Ну, теперь ты настоящая моя жена.

-А, чья я все-таки  жена – решила я уточнить так на всякий случай - Менделеева или Волкова?

-А, тебе какой больше нравится?

-Я и сама не знаю, можно я еще подумаю.

-Ничего себе. Так ты я вижу,  не против и с двумя  мужьями жизнь свою провести.

-Да -  совершенно открыто призналась я.

-Ужас.

-Какой это ужас. Я же сказала, что только с двумя, и не с каким другим количеством. Многие заводят себе целую толпу любовников, а я прошу оставить мне всего лишь двух мужей. Тем более  что они ко мне привыкли  и я к ним тоже.

-Тогда я тоже заведу себе вторую жену – не унимался знаменитый писатель.

-Ты что Менделеев многоженец? Даже не смей. У тебя с ней ничего не выйдет.

-А, я говорю, что вчетвером мы прекрасно заживем.

-Боюсь, что  только  не все будут жить долго – попыталась я по-хорошему образумить своего мужа. Вторая хозяйка мне на  кухне не нужна.

-Ты не волнуйся, потому что  ты ее там   никогда не встретишь. В этом я могу поклясться  тебе.

-А, где же это,  она, интересно будет?

-На кушетке.

-С тобой!

-И с Волковым. Почему тебе можно, а мне  нельзя.

-А как ее зовут? – поинтересовалась я.

-Ее имя тебе ничего не скажет. Ты лучше спроси, кто она по профессии?

-Ее профессиональная деятельность меня совсем не интересует.

-Жаль. А, мне так хотелось похвастаться ее такой редкой и  плохо оплачиваемой профессией.

-Ну, и кто она? – решала я утолить свое любопытство, чтобы поподробнее узнать ту,  с которой мне предстояло сразиться на кушетке за право обладание   этими глупыми мужчинами, которые не поняли самого главного, что количество женщин всегда  прямо противоположно качеству секса.

-Она массажистка!

-Кто?

-И прошу не удивляться этому, потому что некоторым есть чему у нее поучиться.

-Ты все-таки самый развратный писатель на земле. Ты тащишь незнакомую женщину к нам в постель и еще улыбаешься. Ну, так и быть я уступлю тебе ее в обмен на мужчину.

-Вот это современный взгляд на семейную жизнь Елена. Я  просто горжусь тобой.

-А. я тебя просто ненавижу – ответила я и еще целый час мучила писателя, чтобы он понял, что  удовлетворить  одну женщину одним мужчиной можно, но двух уже никогда.

 

 

                                                                9

Когда я проснулась,  я долго не могла прийти в себя. Я не как не  могла понять, почему рядом со мной спит мужчина, который к тому же так страшно храпит?! Ах, да – подумала я. Это мой муж, потому что вчера я вышла за муж. Я сильно прижалась к нему и закрыла глаза, потому что наступил медовый месяц. Но, постой Елена – начала я размышлять. Медовый месяц наступил только для писателя, но не для тебя.  У тебя сегодня рабочий день, поэтому шагом марш в ванну, и как можно скорей, потому что на часах уже было половина десятого. Через двадцать минут я была уже полностью готова и стояла  в дверях.

-Ты куда, Елена? – спросил спросонья  Менделеев.

-На работу – ответила я.

-Ты такая красивая! – провокационно сказал  писатель

-Неужели. Ты что только теперь это заметил.

-Да, все-таки как мало мы – мужья, обращаем внимание на красоту своих жен. С этой куриной  слепотой  надо что-то делать и срочно.

-И что ты предлагаешь? – съязвила я.

-Я предлагаю тебе раздеться и лечь рядом со мной.

-Но я и так уже опаздываю.

-Тем более стоит ли торопиться, когда ты уже все равно опоздала.

-Ты так думаешь? – спросила я писателя. А, что мне  за  это будет?

-Ты что уже торгуешься с мужем за любовь?! Вот так за сюрприз.

-Ну, мне опять раздеваться, затем снова мыться… Я должна знать хотя бы для чего.

-Чтобы стать не только  красивой, а  самой прекрасной женщиной на земле.

-И что ты можешь это сделать?

-Как никто другой. Это лишь в моей власти – сказал врач  косметолог свой пациентке.

-А, есть какие-то гарантии в наступлении такого чуда?

-Я  пустых гарантий не даю, потому что  всегда уверен в результате.

-Ну, ладно, только из научного интереса  мне придется согласиться на такую операцию – сказала я и быстро разделась и легла на кровать.

Акт священнодействия продолжался полчаса и разочаровал меня, потому что от моей утренней красоты не осталось не следа: помада съедена, пудра слизана, духи развеяны, волосы растрепаны.

-Я больше никогда не смогу тебе верить Менделеев, потому что ты меня снова обманул.

-Спокойно, жена, эффект наступит несколько позднее – приободрил меня Волков.

-Мне не надо позднее. Мне надо сейчас. Ну, на кого я сейчас похожа?

-На меня.

-Не дай бог мне так выглядеть с такой щетиной как у тебя.

-У меня медовый месяц, поэтому прошу  не приставлять мне это острое лезвие  к моей тонкой шеи.

-Ты что целый месяц не будешь бриться? -  с ужасом спросила я.

-Ага. Я даже из квартиры не выйду. Я буду  все время лежать и есть все то, что ты мне приготовишь или купишь. Кстати возьми мою банковскую карточку.

-Вот еще – стыдливо  отклонила я мужское предложение.

-Это что еще нравственный беспредел – возмутился писатель. Бери  и не смей себе ни в чем отказывать.

-На это требуется мне какое-то время Менделеев. Но ты не переживай я вскоре привыкну и тогда только держись.

-Ладно, пусть будет сегодня по-твоему.

-Тогда я улетела.

-Прежде чем улететь на пару часов задержись на минуточку и представься мне полностью, как полагается.

-Не поняла.

-Ну, назови свое имя и фамилию – потребовал писатель.

-А, ты что забыл мои инициалы?

-Не пререкайся, а отвечай на поставленный вопрос.

-Ну, Елена Мудрая – ответила я.

-Не правильный ответ.

-Может Елена Белая – съехидничала я и  привела в неистовство своего экзаменатора.

-Твои умозаключения лженаучны.

-Или Елена Менделеева.

-Это уже близко к правильному ответу. Но не забывай, что всегда дают три попытки на правильный ответ, ты их всех уже исчерпала, так что будь внимательной и сосредоточься.

-Ах, да я же  Елена Волкова уже. Как я могла, забыть это просто сама не понимаю. Но такая ночь!

-Умница, теперь иди с богом, но возвращайся поскорей –  тяжело сказал Волков.

-Я попытаюсь сегодня прийти пораньше с работы.  

Мне все-таки удалась расстаться с моим змеем – искусителем, который в самом конце снова захотел меня соблазнить, чтобы влить по капле в мое тело тягучий и белый яд.

Я поймала такси, но уже не как раньше, перегораживая всю проезжую часть, а с пешеходного  тротуара, выбросив руку вперед. Через несколько минут я уже сидела в машине и ехала на работу. Вскоре я прошмыгнула  незаметно через турникет нашего издательства и на лифте поднялась на свой этаж. Затем я прошла по длинному коридору и  зашла в приемную главного редактора. Секретаря на месте как всегда не оказалось, и я постучалась в кабинет Михаила Гершевича.

-Да, войдите – услышала я знакомый голос.

-Можно? – переспросила я.

-Елена? Вот кого не ждал увидеть.

-То есть, как это не ждали! – удивленно смотрела я в глаза Михаила Гершевича.

-Ну, во-первых, здравствуй,…

-Доброе утро – ответила я на приветствие главного редактора, как будто не придав значение,  что уже давно наступил  полдень.

-А во-вторых, я хочу тебя поздравить с росписью.

-Спасибо.

-Ты сегодня прекрасно выглядишь, сразу видно, что ты счастлива. Я как  вчера узнал, что ты вышла замуж за писателя, так на радостях, даже выпил со своей женой.

-Это Зверев вас, поставил в известность.

-А, то кто же. Ты же вчера не соизволила меня известить, хотя я надеялся, ждал…

-Простите, Михаил Гершевич, но все случилось так неожиданно, что я сама до сих пор, не могу, прийти в себя.

-Просто с тобой произошло вчера настоящее чудо, а чудо не признает никаких разумных доводов. Так что ты делаешь сегодня на работе, ответь мне?

-Ну, я же проиграла пари, поэтому должна остаться еще на два месяца.

-На проигравшую сторону ты что-то совсем не похоже, а про твое увольнение я не хочу ничего слышать.  С сегодняшнего дня ты в отпуске, а через месяц вступишь в должность главного редактора.

-А, как же вы?

-А, я ухожу на повышение в наблюдательный совет нашего медиа-холдинга. Ты слышишь, как гламурно звучит – медио–холдинга.

От досады за русский язык Михаил Гершевич даже плюнул на пол и начал громить идолопоклонников, которые  английскими словами, засоряли его.

-Ой, как хорошо – воскликнула я.

-Ты не очень то радуйся, потому что, как и прежде я буду  довлеть над вами, правда, сейчас уже с более высокой должности. Так что готовься.

-Всегда готова – ответила я и вспомнила свое пионерское прошлое, - отстаивать свою точку зрения, и даже с вами.

-Ты что и ругаться со мной будешь? – изумился главный редактор.

-Еще как. Вы же сами меня этому учили.

-Молодец,  Елена, потому что моя школа не прошла для тебя даром. Ну, когда в гости зайдете с писателем?

-Даже не знаю.

-У меня к тебе личная просьба не затягивайте с посещением моего дома, потому что Нина Федоровна этого так ждет, что сил у меня уже нет  больше никаких.

-Тогда в конце недели мы зайдем на часок.

-Вот уважила старика. Ну, и чего ты расселась, а не бежишь к своему мужу.

-А, можно?

-Не можно, а нужно.

-Тогда я прощаюсь ненадолго.

-Да, загляни к ребятам, потому что они тебя с утра уже ждут.

-Зачем? – спросила я.

-Наверное, хотят тебя тоже поздравить, только я тебе ничего не говорил.

Как только я вошла в свой родной кабинет,  на меня обрушилось целое море цветов и поздравлений. Николаев открыл бутылку шампанского и произнес тост за мою счастливую жизнь и за нового главного редактора. Как только первая суматоха по поводу  моей свадьбы прошла я спросила: «А где Саша?

-Только тут был – заявил Вячеслав Андреевич. Вот его полный  бокал с шампанским стоит.

-А. как же вы узнали о моей свадьбе? – спросила я.

-Ну, мы все-таки журналисты, правда, не такие хорошие, как ты, но  все же нам положено узнавать обо всех событиях на земле, чуть раньше остальных людей  - сказал Олег.

Я еще немного посидела со всеми и вскоре попрощалась со своим дружным коллективом и пошла искать Сашу, который так  и не появился. Я случайно увидела  его в глубине коридора, где он нервно курил, чтобы, по-видимому,  задохнуться от дыма.

-Здравствуй Саша – сказала я.

-Здравствуйте Елена Константиновна.

-Почему ты ушел, когда все пили за мое счастье?

-Я думал что  у нас будет общее счастье, на двоих: только вы и я.

-Прости меня Саша, но свое счастье я уже нашла. За эти десять дней, которые перевернули мою жизнь прошло так много, что некоторым  хватило бы на всю жизнь. Я как будто в сказку попала, о которой всегда мечтала.

-А, что делать мне, без вас? – с тоской и обидой спросил юный журналист.

-Тебе надо искать свою сказку и когда-то  ты ее обязательно найдешь.

-Нет. Я всегда буду ждать вас и только вас – твердо заявил Александр.

-Не жди меня, мой милый мальчик, потому что из этой сказки, я сама не хочу возвращаться назад. Сейчас мои слова тебе кажутся жестокими и несправедливыми, но ты дал слово, что будешь себя вести как настоящий мужчина. Я не хочу тебе лгать…

-Вы любите Менделеева? – спросил Саша.

-Да.

-Так что он и есть ваш принц из сказки?

-Нет, он не принц, потому  что давно вышел из этого возраста, он мой добрый и мудрый король, которому я безоговорочно верю.

-А, можно я останусь в вашем королевстве как рыцарь, который не на что не претендует и только  хочет служить вам,  честно и открыто.

-Ты сейчас полностью повторил слова писателя, которые он говорил о тебе. В нашем королевстве всем хватит места. Но лишь  до тех пор, пока ты не встретишь свою королеву и не захочешь с ней построить уже свое королевство.

-Вы предлагаете нам дружить   королевствами.

-Лучше сказками.

-Вы  только одно   мне скажите, вы счастливы? – прямо посмотрел мне в глаза Саша.

-Счастлива. Так счастлива, что как-то даже не по себе, и боюсь его сглазить.

-Тогда я принимаю ваше предложение дружить сказками, когда я  найду свою.

-Вот и славно. Менделеев говорил, что хотел бы с тобой поближе познакомиться, если ты не против, конечно?

-Я подумаю над его предложением – хмуро ответил мой милый мальчик. Мне пока трудно видеть вас вместе.

-Извини что я поторопилась.

-Может чуть позже, когда  я привыкну к мысли, что вы навсегда  принадлежите другому мужчине…

Я больше не стала ничего не говорить и  даже не дышать рядом с человеком, который глубоко страдал и был поэтому для меня так дорог. Это юное   творение было целомудренно и чисто. Эта молодая жизнь не принимала своим пылким сердцем компромиссов  и мечтала лучше умереть, чем не верить в свои идеалы. Наверное, мы все были  такими когда-то, но пока такие как люди существуют как Саша – человечество бессмертно. Вот таким  же был и Менделеев в юности.

-А, почему собственно был? – спросила я себя. Он и остался таким и будет всю жизнь. Вот может только сейчас,  я поверила в долгую, вечную любовь ко мне Менделеева и захотела хоть чуточку соответствовать ей, именно поэтому я забежала в универсам и купила четыре пакета деликатесов.   Когда я тащила эту тяжесть,   мне  представлялся облик  писателя  сидящего за столом, который пишет свои романы или Менделеева с тряпкой в руке, который моет окна, и вытирает мокрый пот со  лба, но то, что я,  но обнаружила на самом деле, никак не соответствовало моим  прошлым представлениям.

 Господин Волков по-прежнему спал на моей кровати и тяжело храпел.

-Эй, писатель подъем – решила я вспомнить его недалекое, армейское прошлое.

-Ну, сколько можно повторять, что я не писатель, а только автор.

-Я прошу тебя не пререкаться со мной, потому что ты говоришь с главным редактором.

-Фиу – засвистел Менделеев. Ничего себе повороты судьбы. Это поэтому тебе надарили столько подхалимских цветов твои журналисты – ворчал Волков и начал уже одеваться.

-Нет. Ты не угадал.  Я  их получила за свою красоту, к которой ты тоже имеешь не самое  последнее отношение.

-Спасибо хоть на этом –  ответил уже полностью одетый  писатель.

-А кто тебе дал разрешение вообще вставать с постели – крикнула я. А, ну быстренько ложись на место.

-Это что у вас так принято обращаться у главных  редакторов  с простыми людьми.

-Да, потому что я главный редактор в отпуске.

-Правда - воскликнул  писатель. Тогда это круто меняет дело. Значит, прямо сейчас начнем нашу медовую жизнь.

-Погоди ты так ее бездумно транжирить, давай лучше оставим ее на потом, когда закончится мой отпуск.

-Ну, ты, наверное, первая женщина на земле, которая так разумно обходится со временем. Ты хочешь к нашей медовой жизни прибавить еще и твой отпуск, я правильно тебя  понял?

-Ну, наконец-то и до тебя дошло  и лучше поздно, чем никогда.

-А что мы будем делать в твой отпуск? – спросил Менделеев. Только не говори, что ты будешь брать у меня интервью.

-Твое интервью меня совсем не  волнует, потому что на земле есть много других интересных людей, а вот автограф я бы у тебя потребовала и не один, а несколько, и каждый день.

-Каждый день? – испугался Менделеев. Я не ослышался.

-Нет. Ты правильно меня понял.

-Тогда я готов.

-Только подожди  одну  минутку, мне надо посмотреть на себя еще  раз в зеркало.

-Зачем?

 Я не ответила на такой глупый мужской  вопрос и подошла к зеркалу.

 Елена Константиновна смотрела на меня из него и, подмигивая,  говорила: „ Ну, я же говорила, что любовь тебя обязательно найдет, а ты не верила».

-Я в это действительно уже больше  не верила –  сознавалась  я. Мне показалось, что самое лучшее в моей жизни уже прошло, и я уже больше  не на что, надеялась. Как хорошо, что у  меня была ты,  и не дала мне  однажды  отчаяться.

-Только мне надо теперь навсегда оставить тебя - сказала она.

-Почему? – взволнованно спросила я.  Ты на что-то обиделась?

-Нет – засмеялась она. Потому что  я стану тобой, а ты мной.

-Как хорошо – обрадовалась я.

-Но теперь ты будешь всем говорить то, чему я тебя научила.

-Я помню все твои уроки. Так что за это ты можешь не переживать. Я расскажу о твоей мудрости всем.

-Теперь эта наша мудрость – в последний раз сказала Елена Константиновна, которая полностью растворилась во мне, чтобы стать просто Ленкой, Леной и Еленой  прекрасной.

-Ну,  сколько тебя можно ждать – возмущался то ли Менделеев, то ли Зверев, и я никак не могла их отличить по голосу.

-Сейчас я уже  иду, готовьтесь – сказала я мужчинам во множественном числе, не зная точно, сколько их, будет лежать на моем супружеском ложе.

Лучше больше чем меньше – подумала я и полетела на крыльях любви, в спальню, чтобы взять у них многоразовый автограф,  на долгую,  счастливую,  и захватывающую жизнь.

 

назад